— Так ты не местный? — Сун Цзиюй принюхался по привычке и подумал: глупо. Кто тебя здесь будет травить? Ты больше не старший цензор…

— Лучше расскажу сейчас, вы все равно узнаете от учителя, — Хэ Лань не смотрел на него. — Я… с малых лет бродяжничал в Дунлине. Попрошайничал, воровал. Но там стало опасно, много стражи. Я попытался продолжить здесь, но в порту меня избили так, что я едва не умер. Учитель меня спас. Решил, что я должен жить как честный человек. Прошлый магистрат согласился, он очень уважал учителя. И вот я уже полгода здесь помогаю. Но если вы против… Я немедленно уйду.

Ага, подумал Сун Цзиюй.

— Ты ведь соврал мне, не так ли? Что ты на самом деле делал во дворе в такой час? Если я узнаю, что ты перепродаешь что-то из управы… — он нахмурился.

Глаза Хэ Ланя сверкнули гневом.

— Разве стал бы я тогда вам говорить… — он выдохнул, опустился на пол, кланяясь. — Простите, господин магистрат, я дерзок, никто меня не воспитывал. Этот несчастный — сирота. Я понимаю ваши подозрения. Если вы не верите мне, спросите у учителя и секретарей, пропало ли что-нибудь. Я правда отнес караульным перекусить. Мой приятель как раз передал пост, и мы немного прошлись вместе. Потом услышали из вашего двора крик. Я подумал, что вам просто мог присниться кошмар.

Сун Цзиюй устыдился. Он отложил книгу и поднялся, потянул парнишку за локоть.

— Поднимись. Я тебе верю, — слегка покривив душой, сказал он. Разве можно верить хоть кому-то в этом мире? Он больше не юный глупец, нет.

Хэ Лань поднялся, но высвобождать руку не спешил. В глаза не смотрел тоже, молчал, словно сдался на милость вышестоящего. Влажная от пара, вьющаяся прядь волос упала на розовеющую щеку.

Сун Цзиюй отвернулся. Отошел к окну, поглядел на темный двор. Фонари едва-едва теплятся, на масло они тут, что ли, скупятся…

Он потер лоб. Долгий муторный день, тяжелая ночь, а теперь еще и это…

— Выпейте, господин, — раздалось у него за спиной. — Только осторожнее, горячо.

Хэ Лань передал ему гайвань с отваром, уважительно, на уровне бровей. Из-под крышечки пахло летом.

— Если дело в усталости, то будете спать лучше. Но если это призраки хотят вам что-то сказать, то лучше сходить в храм. Здесь много обиженных духов, после того что случилось. Они, как и обиженные люди, тоже хотят, наверное, подать прошения магистрату.

Сун Цзиюй фыркнул.

— Если мне еще и для духов дела вести придется, то я и сам скоро духом стану, — покачав головой, он пригубил отвар. Нежный медовый вкус…

Он вдруг почувствовал, как сильно устал. И как хочет завалиться на скрипучий подголовник, пусть уж его, и уснуть без кошмаров.

Залпом допив, он вернул Хэ Ланю гайвань.

— Спасибо, — искренне сказал он. — Отправляйся отдыхать.

Тот улыбнулся в ответ, глаза превратились в лучистые щелочки.

— Не превращайтесь в духа. Вы нужны здесь. Давайте я провожу вас, поднесу фонарь…

— Не стоит, — Сун Цзиюй покачал головой. Похлопав юношу по плечу, он вернулся к себе, улегся и еще немного поворочался, пытаясь вспомнить — что-то Хэ Лань ему сказал такое… Что-то важное… Но так и не вспомнил, уснул — как и хотел, без сновидений.

Глава 2

Конечно же, с утра в управу Ху Мэнцзы не явился. Сун Цзиюй нисколько не был удивлен. Будет чудом, если этот пьяница проспится хотя бы к полудню…

Он еще раз просмотрел разложенные на столе дела. Мелкие глупости вроде дележки поля, пропажи коровы и драки слуги одного господина со слугой другого господина — в стопке слева, по всем уже вызваны ответчики. Справа — дело посложнее: кто-то обобрал и утопил слугу семьи Ма, его труп в одном исподнем прибило к берегу с полмесяца назад, на шее обнаружился след от удавки. Странно, что просительницей значится жена покойного, а не хозяин, как это обычно бывает…

Кто, интересно, настолько отчаялся, чтобы отбирать одежду у слуги? Возможно, просто пьяная драка: один босяк убил другого, а раз уж так вышло, решил и одежду забрать, не пропадать же. Сун Цзиюй еще раз просмотрел свиток и, поморщившись, отложил в сторону. Отец говорил: есть такие дела, от которых сразу идет запах плесени, ведь они так и останутся навсегда лежать в архиве.

Посередине же стола лежал лист, на котором он сам вывел список фамилий. Самые богатые и влиятельные люди в городе, «отцы» Чжунчэна. Семья Цюй, семья Ма, семья Тан, еще несколько имен тех, кто стоял вчера у ворот. «Какие секреты вы скрываете? — Сун Цзиюй безрадостно усмехнулся уголком рта. — Теперь тебе кажется, что у каждого есть свой темный секрет…»

Он убрал лист в шкатулку для документов. Подарок Лун-гэ, искусная работа, хитроумный тайный замок… Избавиться бы, да не поднимается рука. Как не поднялась отдать Бархата, чистокровного коня из конюшен императорского поставщика…

Сун Цзиюй прикрыл глаза. «Когда придет пора предстать перед Янь-ваном, я расплачусь за свое предательство, Лун-гэ. А до той поры буду вечно платить болью сомнений».

Он вздохнул. Потер шею — затекла. Бессонная ночь на кривом, рассохшемся подголовнике — и вот, пожалуйста.

Душераздирающе заскрипела дверь кабинета, заскребла по полу, по процарапанной за много лет колее. Хэ Ланю пришлось толкать ее плечом, и первое, что увидел Сун Цзиюй, когда тот вошел, — узкую спину в черной униформе и завязки чиновничьей шапочки. Сегодня оделся как следует, значит.

Хэ Лань неловко протиснулся в кабинет и наконец обернулся, поклонился. В руках он держал поднос с чашкой, чайничком и блюдцем желтого печенья.

— Доброе утро, господин магистрат, — он поставил поднос на стол, даже не спрашивая позволения. — Вы сразу занялись делами, ни дня не отдохнули. Учитель посылает вам укрепляющий отвар.

Сурьму с глаз он так и не стер, да еще и припудрил пухлую нижнюю губу. Из-за черной одежды и краски на лице кожа его казалась нездорово белой, глаза — как темные омуты. Должно быть, вчера тоже не выспался.

«Ну и отвратительное же у меня настроение, — подумал Сун Цзиюй. — А ведь это мои подчиненные, все равно что младшие братья. Ленивые, наглые и бесталанные младшие братья. Нужно сдерживаться».

— Спасибо.

Он потянулся к чайничку и поморщился — снова прострелило шею.

— Вам не по нраву постель в новых покоях, — улыбнулся Хэ Лань и сам налил ему отвар.

— Я изумлен, что их не обставили золотом и яшмой. Всего-то чем пытались задобрить — ужином в трактире! А стоило подголовник поменять, — Сун Цзиюй мрачно усмехнулся.

— Не нести же подарки прямо к воротам. Но лао Ма еще вас одарит, не беспокойтесь, — кажется, этот юнец не понял шутки или издевается над ним. — Мне сказать ему про подголовник?

— Я не всерьез, — поморщился Сун Цзиюй. — Мои слуги со всем разберутся.

Прав был Жу Юй — все бурчал, что могли бы и получше встретить, подобрать дом, а не эти ужасные покои прямо в управе, кто же так живет…

«Я», — сказал Сун Цзиюй, и разговор был окончен. Но сейчас он даже немного жалел об этом. А его усадьба в столице, должно быть, уже сдана кому-то…

— Простите, что этот глупый Хэ сразу не понял шутки, — Хэ Лань придвинул к нему печенье. — Могу я загладить свою вину? Я умею делать массаж, учитель говорит, что у меня хорошо получается.

Сун Цзиюй хотел было отказаться, а потом подумал: а ведь неплохой случай проверить, что это за парнишка такой, чему он научился у лекаря за эти полгода.

— Показывай свои умения.

Хэ Лань немедленно обошел стол, неслышно оказавшись за спиной у Сун Цзиюя. Легонько коснулся плеча, и пуговица у шеи расстегнулась будто сама собой.

Умело. Только зачем расстегивал? Разве для массажа это так нужно?

Холодные пальцы пробрались под ворот нижнего халата, стиснули твердую мышцу между плечом и шеей так, что Сун Цзиюй чуть не взвыл от боли.

— Вот здесь, — довольно промурлыкал Хэ Лань. — Словно камень под кожей. Как жаль, что некому проследить за вашим самочувствием! Когда приедет ваша драгоценная жена?

— Я не женат, — сдавленным от боли голосом ответил Сун Цзиюй. Вот и еще одно. Сколько шептались при дворе, что он все никак не женится. Осиротел слишком рано, и теперь некому позаботиться о достойном браке… Сун Цзиюй только отмахивался. До того ли ему было? Все свое время он проводил на службе, разбирая бесконечные отчеты разных министерств да выслушивая путаные показания проштрафившихся чиновников. После этого ему ничего уже не хотелось — только почитать в тишине или побыть в компании единственного человека, который его понимает. Поэтому он прятался от суетного мира в усадьбе Лун-гэ, зная к тому же, что к воротам самого хоу Чжу просители с подарками и гости, желающие втереться в доверие к многообещающему молодому чиновнику, сунуться не осмелятся.

Хэ Лань мягко, но властно положил вторую руку ему на затылок, заставляя наклонить голову, и принялся массировать основание черепа. Боль понемногу уходила, кровь застучала в висках, прилила к щекам…

— Как неудобно, должно быть… — вполголоса проговорил Хэ Лань, склонившись к его уху.

— Справляюсь, — ответил Сун Цзиюй, напомнив себе дышать. По всему телу покатились горячие мурашки, быстрее побежала по жилам застоявшаяся кровь. И вправду умелый мальчишка…