Лицо мистера Гамфильда просияло, и он быстрыми шагами направился обратно к столу.

— Сколько же вы хотите дать, джентльмены? — сказал он. — Не будьте жестоки к бедному человеку. Сколько же вы дадите?

— По-моему, три фунта десять шиллингов будет вполне достаточно, — сказал мистер Лимбкинс.

— Десять шиллингов следовало бы еще скинуть, — сказал джентльмен в белом жилете.

— Что вы! — сказал Гамфильд. — Дайте четыре фунта, джентльмены! Четыре фунта, говорю, и вы навсегда избавитесь от него. Так-то!

— Три фунта десять, — твердо повторил мистер Лимбкинс.

— Эх! Ну, поделим разницу, джентльмены! — настаивал Гамфильд. — Три фунта пятнадцать.

— Ни одной полушки больше, — был ответ мистера Лимбкинса.

— Вы отчаянно притесняете меня, джентльмены! — сказал Гамфильд.

— Какие пустяки! — сказал джентльмен в белом жилете. — Он и сам по себе ценная вещь, а не только с премией. Берите его с собой, глупый вы человек! Самый подходящий для вас мальчик. Без палки с ним ни на шаг, она ему очень полезна. Содержание не причинит вам больших расходов, так как его никогда не перекармливали с самого дня рождения. Ха-ха-ха!

Мистер Гамфильд искоса взглянул на лица сидевших вокруг стола и, заметив на всех улыбку, сам улыбнулся в свою очередь. Торг был кончен. Мистеру Бемблю немедленно дали знать, чтобы он сегодня же днем отвел Оливера Твиста в магистрат, где ему должны дать разрешение и затем засвидетельствовать контракт.

На основании этого решения Оливера, к его великому удивлению, выпустили из заключения и приказали надеть чистую рубаху. Не успел он окончить эту непривычную для него гимнастику, как мистер Бембль сам, собственными руками, принес ему миску с кашицей и к ней воскресную прибавку в две унции и четверть хлеба. При виде этого необычайного явления Оливер горько расплакался; он подумал, и в этом нет ничего неестественного, что комитет решил его убить для какой-нибудь полезной цели; в противном случае, решил он, незачем было бы его там откармливать.

— Не плачь, Оливер, глаза будут красные. Ешь лучше, что тебе принесли, и будь благодарен, — сказал мистер Бембль с особенной выразительностью в голосе. — Ты будешь теперь учиться ремеслу, Оливер!

— Ремеслу, сэр? — ответил дрожащий мальчик.

— Да, Оливер, — ответил мистер Бембль. — Добрый и хороший джентльмен, который заменит тебе родителей, Оливер, потому что у тебя своих нет, хочет взять тебя в ученики, дать тебе средства к жизни и сделать из тебя человека. Это стоило приходу три фунта десять шиллингов! Три фунта десять, Оливер! Семьдесят шиллингов! Сто сорок шестипенсовиков! И все это ради капризного мальчишки, которого никто не может полюбить!

Произнеся эту речь глухим голосом, мистер Бембль остановился, чтобы перенести дух, а у бедного мальчика слезы ручьем полились из глаз, и он горько зарыдал.

— Полно тебе! — сказал мистер Бембль уже менее напыщенным тоном, так как все чувства его были удовлетворены результатами собственного красноречия. — Полно, Оливер! Вытри глаза обшлагом свой жакетки и не лей слез в кашицу; это совсем не благоразумно, Оливер!

И действительно это было неблагоразумно; в каше и без того находилось уже достаточно воды.

По пути в магистрат мистер Бембль учил Оливера, как он должен вести себя. Лицо у него должно быть совершенно счастливое, и когда джентльмен спросит его, желает ли он учиться, то он должен ответить, что желает. Оливер обещал исполнить все то, что ему говорят, тем более что мистер Бембль сделал маленький намек на то, что с ним будет, если он не исполнит чего-нибудь из сказанного. Когда они пришли в магистрат, мистер Бембль отвел мальчика в небольшую комнатку и приказал ему оставаться там до тех пор, пока он не придет.

Полчаса ждал Оливер, и сердце его трепетало от волнения. Но по прошествии этого времени мистер Бембль просунул в дверь голову, украшенную треуголкой, и сказал:

— Теперь, милый Оливер, пора идти к джентльмену. — Сказав это, мистер Бембль принял суровый и грозный вид и прибавил тихим голосом: — Не забывай, юный негодяй, что я тебе говорил.

Оливер, при этом совершенно противоположном первому обращении к нему, с недоумением взглянул на лицо мистера Бембля, но тот предупредил всякие замечания на этот счет, поспешно уведя его в соседнюю комнату, дверь которой была открыта. Это оказалась обширная комната с большим окном. За конторкой сидели два старых джентльмена в напудренных париках; один из них читал газету, тогда как другой, в очках с черепаховой оправой, читал что-то на небольшом листе пергамента, лежавшем перед ним. Мистер Лимбкинс стоял прямо против конторки с одной стороны, а мистер Гамфильд с чисто вымытым лицом с другой. Позади них прохаживались взад и вперед два-три человека в сапогах с отворотами.

Старый джентльмен в очках, по-видимому, начинал уже дремать над листом пергамента. Молчание длилось несколько минут после того, как мистер Бембль привел Оливера и поставил его против конторки.

— Вот он, этот мальчик, ваша милость, — сказал Бембль.

Старый джентльмен, читавший газету, на минуту поднял голову и затем потянул за рукав другого старого джентльмена, который тотчас же проснулся.

— О, так это и есть тот мальчик? — спросил старый джентльмен.

— Тот самый, сэр! — ответил мистер Бембль. — Поклонись судьям, голубчик!

Оливер постарался собраться с духом и поклонился. Он во все глаза смотрел на напудренные головы судей и с недоумением спрашивал себя, неужели они так и родились с этой массой белых волос?

— Хорошо! — сказал старый джентльмен. — Надо полагать, ему очень нравится ремесло трубочиста?

— Любит его до безумия, ваша милость, — ответил Бембл, слегка щипнув Оливера, чтобы он не смел отрицать этого.

— Он, следовательно, хочет быть трубочистом? — продолжал спрашивать старый джентльмен.

— Если завтра мы подумаем отдать его учиться какому-нибудь другому ремеслу, то он, ваша милость, наверняка убежит, — ответил Бембль.

— Следовательно, этот человек станет его хозяином, да, сэр? Будете ли вы хорошо обращаться с ним и кормить его в достаточной степени? Будете ли делать все, что ему нужно? — спросил старый джентльмен.

— Раз я сказал — буду, значит, буду, — проворчал мистер Гамфильд.

— Речь у вас грубая, мой друг, но на вид вы кажетесь честным и чистосердечным человеком, — продолжал старый джентльмен, внимательно присматриваясь к кандидату на премию, гнусное лицо которого служило верным отпечатком его жестокости. Но судья был наполовину слеп и почти впал в детство, а потому не мог рассуждать так верно, как другие.

— Надеюсь, сэр, что так, — ответил мистер Гамфильд.

— Я не сомневаюсь в этом, мой друг, — продолжал старый джентльмен, поправляя очки на носу и отыскивая чернильницу.

Наступил критический момент в судьбе Оливера. Будь чернильница на том месте, где ее думал найти старый джентльмен, он погрузил бы в нее перо, подписал контракт, и Оливера немедленно бы увели. Но так как она находилась непосредственно под самым его носом, то он, естественным образом глядя поверх контракта, само собой, не нашел ее. Во время этих поисков он нечаянно взглянул прямо перед собой и только тут увидел бледное и испуганное лицо Оливера Твиста, который, вопреки предостерегающим взорам и щипкам Бембля, смотрел на отталкивающую физиономию своего будущего хозяина с таким ужасом и страхом, что этого не мог не заметить даже полуслепой судья. Старый джентльмен положил перо и перевел взор с Оливера на мистера Лимбкинса, который, взяв понюшку табаку, старался придать своему лицу самое спокойное и беззаботное выражение.

— Мальчик мой! — сказал старый джентльмен, облокачиваясь на конторку. Оливер вздрогнул и оглянулся с удивлением. Нельзя не извинить его за это: голос звучал странно ласково, а все странные звуки пугали его. Дрожь пробежала по всему его телу, и он залился слезами.

— Мальчик мой! — повторил старый джентльмен. — Ты так бледен и встревожен. В чем дело?

— Сторож, отойдите от него немного в сторону, — сказал другой джентльмен, откладывая газету и с видимым интересом прислушиваясь к разговору. — Не бойся, мальчик, и расскажи нам, в чем дело.

Оливер упал на колени, поднял руки кверху и, ломая их, стал молить, чтобы его отослали обратно в темную комнату… замучили голодом… исколотили… убили, наконец, если нужно, но только не отдавали этому ужасному человеку.

— Бог мой! — воскликнул Бембль, выразительно поднимая вверх глаза и руки. — Бог мой! Сколько я ни видал сирот, Оливер, ни один из них не был так хитер и лукав. Ты самый наглый из них.

— Придержите язык, сторож, — сказал второй старый джентльмен, когда Бембль кончил свои восклицания.

— Простите, ваша милость, — сказал Бембль, не веря своим ушам. — Не ко мне ли обратилась ваша милость?

— Да! Придержите ваш язык.

Старый джентльмен в черепаховых очках взглянул на своего товарища. Тот выразительно кивнул ему.

— Мы отказываемся подписать этот контракт, — сказал старый джентльмен и отложил в сторону пергамент.

— Надеюсь, — сказал мистер Лимбкинс, — надеюсь, судьи не составят ложного мнения о приходских властях, будто они виновны в каком-либо нечестном поступке, и не будут полагаться на несообразное показание ребенка.