Секунду или две Оливер осматривал улицу в одном и другом направлении; он думал, что неизвестный, говоривший с ним через замочную скважину, ходил взад и вперед по улице, чтобы согреться, но не увидел никого, кроме толстого мальчика, который сидел на тумбе против дома и ел ломоть хлеба с маслом, отрезая от него ножом небольшие ломти, величиной с отверстие своего рта, и с жадностью поедая их.

— Прошу извинить, сэр! — сказал Оливер. — Не вы ли стучали?

— Да, я стучал, — ответил мальчик.

— Вам, вероятно, требуется гроб, сэр? — спросил Оливер.

При этих словах мальчик злобно взглянул на него и сказал, что Оливеру он потребуется несравненно раньше, если только он еще раз осмелится так шутить со старшими.

— Ты, кажется, не знаешь, кто я такой? — продолжал он, вставая с тумбы и напуская на себя необыкновенную важность.

— Нет, сэр! — ответил Оливер.

— Я мистер Ноэ Клейполь, — сказал мальчик, — и ты мой помощник. Открой ставни! Экое ты ленивое, грубое отродье!

С этими словами мистер Клейполь ударил Оливера ногой и вошел в лавку, стараясь принять достойный и благородный вид, что ему не особенно удавалось. Да и трудно было мальчишке с громадной головой, крошечными глазками, в драной одежде и с глупым лицом иметь достойный и благородный вид, особенно если прибавить к обаятельной наружности этой особы красный нос и желтый кожаный передник.

Оливер открыл ставни, причем разбил одно оконное стекло той же ставней, которую он с неимоверными усилиями старался стащить в небольшой двор, смежный с домом, куда все ставни обычно уносили на целый день. Ноэ снисходительно вызвался помочь ему, утешая его при этом, что ему наверняка попадет. Вскоре после этого вниз спустился мистер Соуэрберри, а почти сразу за ним и сама миссис Соуэрберри. Предсказание Ноэ исполнилось, и Оливеру попало, после чего он последовал за юным джентльменом к завтраку.

— Садитесь поближе к огню, Ноэ! — сказала Шарлотта. — Я оставила для вас небольшой кусочек копченой грудинки от хозяйского завтрака. Оливер, закрой дверь за мистером Ноэ и подай ему те кусочки, которые я положила на крышку от кастрюли. Вот твой чай, поставь его на ящик и пей там, да скорее, они ждут тебя в лавке. Слышишь?

— Слышишь, нищенское отродье? — спросил Ноэ Клейполь.

— Бог мой, Ноэ! — воскликнула Шарлотта. — Какое вы удивительное создание! Зачем вы не оставите мальчика в покое?

— Оставить его в покое? — сказал Ноэ. — Что касается этого, то он достаточно оставлен в покое. Ни мать, ни отец не заботятся о нем. Все родные предоставили ему полное право идти своей собственной дорогой. Как думаешь, Шарлотта? Ха-ха-ха!

— О, вы удивительная душа! — сказала Шарлотта, разражаясь громким хохотом, к которому присоединился и Ноэ. Нахохотавшись вдоволь, оба с презрением взглянули на бедного Оливера Твиста, который дрожал, сидя на ящике в самом холодном углу комнаты и поедая сухие корки, приготовленные специально для него.

Ноэ воспитывался в одном из благотворительных заведений, а не в доме призрения для нищих и безродных детей. Он не был подкинутым ребенком и мог начертать всю свою родословную, включая и родителей, которые жили поблизости. Мать его работала прачкой, а отец-пьяница — солдат в отставке, с деревянной ногой и ежедневным пансионом в два с половиной пенса. Приказчики мальчишки из соседних лавок давно уже составили себе милую привычку дразнить Ноэ, когда он проходил по улице, обзывая его всевозможными прозвищами вроде «битая шкура», «богаделка» и так далее. Ноэ все выносил молча. Теперь же, когда судьба поставила на его пути безымянного сироту, на которого всякий считал вправе указывать с презрением, он очень заинтересовался им. Какую обильную пищу для наблюдений находим мы здесь! У любого человеческого существа, будь то дитя лорда или грязный мальчишка благотворительного учреждения, живо развиты самые прекрасные и благородные качества и наклонности, и наоборот.

Прошло три недели или даже месяц с тех пор, как Оливер поселился у гробовщика. Лавка была закрыта, и мистер Соуэрберри ужинал вместе с миссис Соуэрберри в маленькой задней комнатке. Бросив исподтишка несколько взглядов на свою супругу, мистер Соуэрберри сказал:

— Дорогая моя… — Он хотел продолжить, но миссис Соуэрберри взглянула на него так неблагосклонно, что он сразу замолчал.

— Ну?.. — спросила резко миссис Соуэрберри.

— Ничего, моя дорогая, ничего, — сказал мистер Соуэрберри.

— Ах ты, животное! — ответила миссис Соуэрберри.

— Совсем нет, моя дорогая, — смиренно произнес мистер Соуэрберри. — Я думал, что ты не желаешь слушать, милая! Я хотел сказать…

— О, не говори мне, что ты хотел сказать, — ответила миссис Соуэрберри. — Я ведь ничто… Пожалуйста, не советуйся со мой. Я не желаю вмешиваться насильно в твои тайны.

И сказав это, миссис Соуэрберри истерично засмеялась, что грозило более серьезными последствиями.

— Но моя дорогая, — сказал мистер Соуэрберри, — я собирался просить у тебя совета.

— Нет-нет, не спрашивай меня, — ответила миссис Соуэрберри. — Спроси кого-нибудь другого.

Тут снова послышался истеричный смех, очень испугавший мистера Соуэрберри, который поспешил прибегнуть к обычному и всеми одобренному супружескому средству лечения, которое почти всегда производит желаемое действие. Он просил как милостыни, как знака особенной благосклонности, чтобы миссис Соуэрберри дозволила ему сказать то, что она больше всего желала слышать. После короткого спора, длившегося три четверти часа, ему снисходительно и милостиво дали разрешение говорить.

— Это относительно молодого Твиста, моя дорогая, — сказал мистер Соуэрберри. — у него такой хороший вид, дорогая.

— Как не быть хорошему виду, когда он столько ест! — ответила леди.

— На лице его всегда лежит выражение грусти, моя милая, — сказал мистер Соуэрберри, — и это придает ему интересный вид. Из него выйдет восхитительный скорбящий на похоронах, моя дорогая.

Миссис Соуэрберри взглянула на него с выражением необыкновенного удивления. Мистер Соуэрберри это заметил и, чтобы не дать ей времени ответить, продолжил:

— Говоря это, моя дорогая, я не думаю, чтобы он был подходящим скорбящим для взрослых людей, но только при детских похоронах. Это было бы нечто новое, дорогая… Скорбящий-ребенок. Можешь быть уверена, что это произведет поразительный эффект.

Миссис Соуэрберри, отличавшаяся замечательным вкусом во всем, что касалось похорон, была поражена этой новой идеей. Но так как при существующих в данный момент обстоятельствах она не хотела унизить свое достоинство, сознавшись в этом, то резко спросила мужа, почему же он не подумал раньше о таком очевидном для всякого деле?

Из этого вопроса мистер Соуэрберри сразу вывел правильное заключение, что предложение его одобрено. Поэтому было решено, что Оливера необходимо посвятить во все тайны ремесла, для чего он должен будет сопровождать своего хозяина при первом ближайшем случае, где потребуются его услуги.

Случай не заставил себя долго ждать. На следующее утро, спустя полчаса после завтрака, в лавку вошел мистер Бембль. Приставив свою палку к конторке, он вынул из кармана кожаную записную книжечку и, вырвав оттуда листок бумаги, подал его Соуэрберри.

— Ага! — сказал гробовщик, с видимым удовольствием прочитав то, что было там написано. — Заказ гроба?

— Прежде всего гроб, а затем похороны от прихода, — ответил мистер Бембль, застегивая кожаную книжечку, довольно-таки объемистую.

— Байтон? — спросил гробовщик, переводя глаза с листика бумаги на мистера Бембля. — Я никогда раньше не слыхал этого имени.

Бембль покачал головой.

— Упрямый народ, мистер Соуэрберри, ужасно упрямый! — сказал он. — И к тому же гордый, сэр!

— Гордый?! — воскликнул мистер Соуэрберри. — Ну, это уж слишком.

— Ох! Даже тошно становится! — ответил сторож. — Отвращение, и только, мистер Соуэрберри!

— Верно! — подтвердил гробовщик.

— Мы только прошлой ночью услышали об этом семействе, — продолжал сторож. — Мы ничего не знали бы о нем, если б не одна женщина, которая живет в том же доме. Она явилась в комитет с просьбою прислать приходского доктора, чтобы посетить больную женщину. Доктор уехал на обед, и его фельдшер, очень знающий малый, послал туда какое-то лекарство в баночке из-под ваксы, сделанное на скорую руку.

— Быстрота и натиск! — сказал гробовщик.

— Да, быстрота и натиск! — продолжал сторож. — Но знаете, что вышло? Знаете, что сделали эти неблагодарные, сэр? Муж приказал сказать, что лекарство это не годится для его жены, и она не будет принимать его… Не будет при-ни-мать его, сэр! Прекрасное укрепляющее благодетельное лекарство, которое так помогло двум ирландским рабочим и одному грузчику угля всего неделю назад! Послали им даром, в баночке из-под ваксы… А он прислал сказать, что она не будет принимать его, сэр!

Ужас такого поступка до того возмущал мистера Бембля, что он ударил палкой по конторке и вспыхнул от негодования.

— Вот те раз! — сказал гробовщик. — Я ни-ко-гда…

— Никогда, сэр! — подхватил сторож. — Нет, никто этого не делал! Ну а теперь она умерла, и мы должны хоронить ее, и чем скорее, тем лучше.