Чарльз Мартин
Я спасу тебя от бури
Для Чарли, Джона Т. и Ривза
Благодарность автора
Я нахожусь в глубоком долгу перед несколькими талантливыми людьми.
Это мой редактор Кристина Бойс. Она неутомима, исключительно одарена, она сделала мою книгу лучше. Выражаю ей искреннюю благодарность.
Члены команды на Центр-стрит, с большинством из которых я незнаком и которые бескорыстно работают в тени. Спасибо за все, что вы сделали и продолжаете делать.
Крис, мой друг на жизненном пути. Думаю, из этой книги выйдет неплохой кинофильм, но это лишь предположение.
Дейв. Спасибо, дружище.
Билл и Джейсон. Спасибо за то, что постарались. Заведение Смитти всего лишь в одном дне пути от нас. Возможно, мы доберемся быстрее, если позволим Пату сесть за руль.
Клинт и Хейди Смит. Фрагменты этой книги стали всплывать на поверхность, когда мы стояли на террасе вашего ранчо в сильную метель, — хороший был день! Мне повезло подружиться с вами и получить у вас надлежащую подготовку. И если в этой книге есть правда насчет правильного использования оружия, то лишь благодаря вам. Если же это ошибка, то виноват я.
Арт Шарлах. Спасибо за наставление о коровах для невежды, за терпение в ответах на бесчисленные вопросы и еще за первый в моей жизни перегон скота, пусть даже короткий. Мечта стала явью.
Брентли Фостер, техасский рейнджер. Современный Джон Уэйн [Джон Уэйн (урожденный Мэрион Роберт Моррисон, 1907–1979) — американский актер, которого называли королем вестерна. (Здесь и далее прим. перев.)], крутой мужик и мой друг. Техасу повезло с тобой. Спасибо за то, что открыл свой дом для незнакомца и поделился со мной любовью к рейнджерам и всему техасскому.
Кристи. Я люблю тебя. С тобою можно пересечь реку.
Чарли, Джон Т. и Ривз. Я люблю вас.
...…Господь твердыня моя, и нет неправды в Нем.
Псалом 91
Часть I
В мертвящем невежестве мы удаляем орган и требуем, чтобы он функционировал. Мы делаем людей бездушными и ожидаем от них добродетельности и предприимчивости. Мы насмехаемся над честью и изумляемся предателям среди нас. Мы кастрируем и приказываем евнухам приносить потомство.
К. С. Льюис
Пролог
Пять лет назад
Энди ухватилась за переднюю луку, вдела ногу в стремя и вскочила на Мэй — подседельную черную лошадь с белыми чулками, пятнадцати ладоней в холке. Я протянул ей поводья, и она взглянула на меня из-под полей шляпы. Легкая насмешливая улыбка. Она шагом подъехала к двери амбара, где последние остатки солнечного света заиграли на ее плечах. Когда она пригнулась под балкой, заскрипело седло — «М.Л. Лидди» [M. L. Leddy’s — техасская фирма по производству упряжи и кожаной обуви.], которое мы нашли на блошином рынке. Я проверил узел, крепивший седельные сумки, где лежал наш пикник. Она цокнула языком, подтолкнула Мэй пяткой в бок, покрепче натянула шляпу, и лошадь вынесла ее из амбара. Тихо засмеявшись, она бросила через правое плечо: «Кто придет последним, будет чистить лошадей!» Я перекинул левое стремя через седло, поправил шлею и посмотрел ей вслед. Она послала лошадь галопом, и клубы пыли кружились следом за ней. Я видел такую же картину при работающих двигателях реактивного самолета. Если какая-то женщина чувствовала себя на лошади как дома, это была Энди. Ноги полусогнуты, спина прямая, хвостик подскакивает, руки выпрямлены. Когда мы поженились, она участвовала в скачках между бочками [Скачки между бочками — один из элементов родео. Участники соревнуются, кто быстрее проскачет между расставленными бочками, образующими траекторию клеверного листа.]. Мышцы внутренней части ее бедер стали такими сильными, что она могла висеть вверх ногами на пятидесятигаллоновой бочке, как ребенок на рукоходе. Я однажды попробовал то же самое, и дело закончилось тремя швами на моей макушке.
Она проскакала через пастбище и исчезла среди мескитовых деревьев и падубов. Я подвел Кинча к выходу, забрался в седло и погладил его гриву.
— Давай не будем заставлять ее дожидаться нас, — сказал я. Он повернулся к реке и шумно выпустил воздух через ноздри, прядая ушами. Я рассмеялся. — Ладно, она может немного подождать.
Мы иноходью дошли до реки, переправились через брод и поднялись на островок, который стал нашим оазисом. Лиственный полог падуба, поднимавшегося из наносной песчаной косы, был известен немногим. Когда-то мы проводили здесь много времени, теперь бывали лишь изредка; отголоски смеха давно стихли ниже по течению реки. Я спешился и сдвинул шляпу назад. Она разложила наш обед на одеяле. Я собирался бодрствовать всю ночь, и она старалась убедиться в том, что я не останусь голодным.
Я помыл руки в реке и уселся напротив нее. Она протянула мне тарелку. Ее щеки стали более худыми и впалыми. Черные круги под глазами, болтающиеся джинсы. Такое с людьми творит одиночество.
— Ты будешь осторожен? — спросила она.
Я кивнул. Хитрость состояла в том, чтобы дать ей достаточно сведений, удовлетворяя ее любопытство, но при этом не вызывать лишней тревоги. И не показывать собственное беспокойство.
— Все будут спать. Большинство из них будут пьяными или обкуренными. И нас больше, чем их.
— А если они не будут спать?
— Тогда… — я рассмеялся, — тогда дело станет интересным.
Она отвернулась; мне следовало научиться выражаться более осмотрительно.
— Это происходит уже четыре года, — напомнил я.
— Но ты всегда говорил, что не можешь держать под контролем все мелочи…
— И все-таки большей частью у нас получалось.
— Но как насчет…
— Милая…
— И все-таки… — Она передвигала еду на тарелке.
— Энди. — Я отложил вилку. — Это то, что я должен сделать.
Она кивнула. Это означало, что она все слышала, но услышанное ей не понравилось.
Наверное, это было неизбежно. Пожалуй, с этим ничего нельзя было поделать. Профессиональный риск, неизбежные потери. Такое случается со многими. Я старался быть хорошим мужем и отцом — по крайней мере, я себе это внушал. Энди отвернулась и проглотила таблетку, которая, по ее словам, была мультивитаминами, прописанными ее врачом.
Я прекрасно знал, что это не так.
Мы поели и немного прогулялись. Я смешал коблер [Как правило, вино с сахаром и льдом.] и передал ей в звенящей тишине.
Звук моего пейджера был похож на удар грома. Я приглушил его.
Она покачала головой:
— Ты не можешь это сделать.
Через пять минут пейджер снова прогрохотал. Я прочитал ответный вызов: «60». У меня был один час. Я собрал тарелки и начал паковать вещи.
Она остановила меня и отодвинула тарелки в сторону. Потянулась ко мне. Синяя жилка на ее шее ритмично пульсировала. На одеяле, под далеким техасским небом, она сняла с меня шляпу и притянула к себе. Когда-то теплая и нежная, теперь ее любовь была жертвой, открытием и поиском.
Но на самом деле все было не так.
Я уже потерял ее.
Глава 1
— Папа?
— Да, здоровяк.
Солнце склонилось и висело ярко-оранжевым кругом в ореоле темного мангового цвета, заполняя небо от Амарилло до Одессы [Одесса — город в штате Техас, население 120 тысяч человек.] и отбрасывая длинные тени от ржавых буровых вышек.
— Я кое-что не понимаю.
— Что именно?
Парнишка выстругивал деревяшку перочинным ножом с желтой ручкой и двумя лезвиями. Ему исполнилось одиннадцать лет, и сапоги уже были маловаты для него. Река безмолвно протекала мимо. Стружки летели ему на колени. На реке было немного людей. Река Бразос входит в Техас на северо-западе, у края Великих равнин, а потом длинными меандрами петляет около восьмисот миль до Мексиканского залива. От нас это приблизительно шестьсот миль.
Мальчик сделал круговое движение лезвием ножа, как будто нож стал продолжением его руки.
— Почему ты хочешь посолить что-то сладкое?
Я покачал головой и взъерошил ему волосы.
— Я уеду утром, когда ты проснешься. Дампс приготовит завтрак и отвезет тебя в школу.
Он кивнул, не поднимая головы. Удочка рядом с ним была прислонена к кузову грузового автомобиля; леска тянулась к красно-белому поплавку, прыгавшему посреди реки, а кусочек сосиски лежал на дне. Рыбе еще предстояло найти его.
— Я буду дома завтра вечером.
Он пожал плечами, ковыряя ножом деревяшку.
— Можно с тобой?
Я покачал головой, и он поднял глаза.
— Но я уже достаточно взрослый.
В этом утверждении заключалось все мировое бремя.
— Да, но мне нужно провести с ней какое-то время.
— Ты всегда так говоришь.
— Это так, но это правда.
— Когда я смогу увидеть ее?
— Не знаю, сын.
— Она почти не звонит.
— Я знаю.
Мальчишка прищурился.
— Хочешь взять цветы для нее?
Пастбище за рекой было усеяно первыми люпинами. Lupinus texensis. Цветок штата Техас. Через месяц Бог сделает поля голубыми, а небо красным.
— Думаешь, нужно?
Он кивнул.
— Ладно, соберу.
— Возьмешь немного для меня?
— Ага.
Я вытянул леску и подождал, пока он не насадил на крючок червя. Сын забросил крючок выше по течению и прислонил удочку к кузову, а потом вернулся к своей деревяшке.
— Папа?
— Да.
— Сколько ей еще осталось?
Я положил руку ему на плечо, и он отвел взгляд.
— Ты сам должен знать, — тихо ответил я.
Он подошел к календарю, висевшему на холодильнике. Каждое утро он ставил очередной крестик, а потом говорил, сколько дней еще осталось.
— Тридцать пять. — Он посмотрел на меня. — Она вернется домой, когда все закончится?