— Идем.
Лейла снова зашагала прочь.
— Куда ты?
— К Старому Рубе. — Она бросила на него взгляд через плечо. — Старайся не отставать, Юсеф.
Мазен колебался. Он устал, и больше всего ему хотелось вообще забыть весь этот день. Однако ему точно не хотелось расставаться с Лейлой. Она спасла ему жизнь. Что еще лучше, она не знала, кто он, а значит, с ней можно было говорить, не опасаясь, что его репутация отразится на ее отношении к нему. Кто знает, когда ему снова выпадет такой шанс.
Может, этот день еще окажется не таким плохим.
Мазен поспешил за ней.
На базаре стало тише: он задремал с наступлением сумерек. Хотя торговцы и толпы никуда не делись, двигались они ленивей — меньше напоминали буруны, разбивающиеся о скалы, больше походили на тихо лижущие берег волны. Многие посетители переместились к едальням в центре базара, где в воздухе висели дразнящие запахи пряного мяса и жареного теста.
Следуя за Лейлой, Мазен старался не обращать внимания на свой бурчащий живот. Аппетитные запахи напомнили ему о том, что он толком не ел с ифтара, а утреннюю трапезу ему заменили оливки и хумус. Он изо всех сил старался не думать о своем пустом желудке, когда Лейла вдруг оттащила его к прилавку с грудами абрикосового лаваша.
Густое тесто скатывалось в рулоны разного размера. Один из торговцев скручивал рулоны и подносил покупателям, а второй аккуратно нарезал листы на более удобные для еды полоски. Лейла протолкалась через длинную очередь и помахала продавцу. Мазен дивился их непринужденной болтовне: подавшись друг к другу, они словно обменивались какими-то сплетнями, даже чем-то запретным. Под конец разговора Лейла обзавелась рулончиком абрикосового лаваша, который и вручила Мазену.
— Это не настоящая еда, но хотя бы бурчанье уймется. — Заметив любопытный взгляд Мазена, она отвернулась и сказала: — Я принесла сообщение владельцу лавки. Он был мне за это должен. Я решила взять с него долг десертом.
Мазен улыбнулся:
— Ты не должна была тратить этот долг на меня. Шукран.
Лейла молча пожала плечами и пошла дальше. Мазен поспешил за ней.
— Значит, ты посыльная?
Он оторвал кусок лаваша и впился в него зубами. Лаваш оказался неожиданно сладким и приятно жевался.
Лейла кивнула и свернула в один из проходов.
— Верно. А ты? В каком квартале ты работаешь?
Вопрос прозвучал непринужденно, однако Мазен привык разговаривать с хитроумными аристократами и узнал попытку выудить сведения.
У него в голове начала разворачиваться история. История Юсефа.
— Я писец у высокопоставленного вельможи. — Он смущенно улыбнулся. — Боюсь, что не могу ничего рассказать о его переписке: это секретная информация…
Лейла наклонила голову:
— И почему это писец оказался на базаре в поисках сказителя?
Мазен запихнул в рот еще кусок сладости, проглотил и сказал:
— А что странного в том, что человек ищет развлечения за рамками своей работы?
«Или свободы за стенами своего дома?» Он с трудом удержал эти слова.
Губы Лейлы изогнулись.
— Ничего странного. Мне просто никогда не встречался взрослый человек, который в свободное время искал бы сказителя.
Мазен рассмеялся.
— А я раньше не был знаком с кем-то, кто очертя голову бросается в темный дом, чтобы узнать, что с незнакомцем.
Сначала Мазену показалось, что это просто игра света, но нет, Лейлу его слова действительно заставили покраснеть. Когда она наконец заговорила, то проворчала:
— Тебе повезло, что я решила это узнать.
— Еще как. Я буду вечно тебе благодарен.
— Осторожнее, Юсеф. — Она широко улыбнулась. — Вечность — слишком большой срок, чтобы оставаться у кого-то в долгу.
Она резко остановилась и указала куда-то вперед. Мазен доел остатки лаваша, глядя на открывшееся перед ними зрелище. Они наконец-то дошли до золотистого навеса Старого Рубы, который уже открыл свою лавку. Под шатром было скромно и строго: под яркой тканью расстелен простой ковер. Старый Руба сидел на ковре, скрестив ноги и положив на них изящную трость. Прежде Мазен видел Старого Рубу всего один раз, но сразу же понял, что на инструменте сказителя появилась новая резьба. Это заставило его трепетать: он знал, что каждая отметка обозначает новую историю, которую тот добавил к своему репертуару.
Хотя трость и была удивительной, еще удивительнее был сам сказитель, ведь он был на базаре единственным торговцем с такими необыкновенными глазами: один цвета дубовой коры, а второй — золотистого песка. Лицо у него походило на смятый пергамент и обросло внушительной серебристой бородой, свернувшейся у него на коленях. Хотя губ под бородой видно не было, по морщинкам в уголках глаз Мазен видел, что он улыбается.
— Ого, да это же Лейла! И твое лицо я уже видел, сейид, но, боюсь, имени своего ты так и не назвал.
Мазен изумился и обрадовался, что его запомнили. Он невольно улыбнулся.
— Юсеф. Рад снова тебя видеть.
— И я, Юсеф. — Старик опять обратился к Лейле: — И тебя, Лейла. Ты не передашь кое-что Далии? Скажи, что я принимаю ее приглашение выступить завтра вечером.
Лейла улыбнулась — не той кривоватой усмешкой, которую Мазен видел раньше, а широкой улыбкой, от которой глаза ее заискрились.
— Конечно. Видеть тебя у нас — это честь.
Мазен моргнул и спросил:
— Ты будешь рассказывать что-то особенное?
— Еще бы! В последние месяцы я собирал истории племен бедуинов с восточных равнин. Завтра я впервые буду ими делиться. Эти сказания из Дахаба.
Мазен ахнул. Сказания Дахаба! Такая редкость — послушать истории о городах джиннов! Говорят, что они полны магии и волшебных существ, которых уже много сотен лет никто не видел.
Старый Руба рассмеялся.
— Любишь такие истории, Юсеф?
— Да, — признался Мазен со смущенной улыбкой. — Надеялся сегодня их от тебя услышать. Но потом… Э… Кое-что случилось.
— Говоришь так, словно есть точное время для того, чтобы рассказывать истории. — В глазах Старого Рубы заплясали смешинки. — Посиди немного и послушай, как старик болтает про легенды.
Мазена уговаривать было не надо. Он нырнул под навес, а Лейла осталась снаружи. Старый Руба начал задавать вопросы. Знает ли Мазен про гулей из Белых Дюн? А про Королеву Дюн — сильную джинну, которая, говорят, ими повелевает?
С каждым вопросом голос Рубы становился громче и яснее, пока не привлек к нему целую толпу. Посетители базара — и старые, и молодые — собрались вокруг него, и, когда все замолчали, он начал:
— Жители пустыни, позвольте мне вас просветить! Я расскажу вам историю о костяных гулях и об их хозяйке, Королеве Дюн. Неизвестно где, но давным-давно…
Мазена рассказ захватил с самой первой минуты. Он словно оказался в центре урагана. Под напором слов было трудно дышать. Он не замечал времени, и, когда рассказ закончился, на небе уже блестели звезды, а на базаре зажглись фонари. Мазен опомнился. Старый Руба заставил его забыть про джинну, брата и про вечернюю встречу. Ему надо уходить!
Уточнив у сказителя место завтрашнего выступления, он вышел из-под навеса и обнаружил на краю толпы Лейлу.
— Устал, Юсеф? — она выгнула бровь. — День у тебя был длинным.
Мазен тряхнул головой.
— Я только сейчас заметил, что час уже поздний. Понимаешь, я обязан возвращаться в срок.
Лейла посмотрела на него недоверчиво.
— О!
— Я увижу тебя завтра в таверне Далии?
Он уже решил, что непременно там будет. Притворится больным, заплатит хоть всем стражникам…
Лейла пожала плечами:
— Возможно.
Он немного огорчился ее неопределенным ответом, однако времени уговаривать ее прийти уже не было, ведь солнце, не обращающее внимания на его нерешительность, продолжало садиться.
— Ну, тогда, возможно… — Он улыбнулся. — Был бы рад снова с тобой поговорить.
В последний раз ее поблагодарив, он поспешил вернуться в свою золотую клетку.