Грегори выглядел таким несчастным, что Фицсиммонс решил сжалиться. Поначалу деловые качества зятя вызывали у него серьезные сомнения, но с годами молодой человек начал приносить семье все больше и больше пользы. Особенно заметной его роль стала именно сейчас, когда парень подал идею расширить дело и вступить в отношения импорта-экспорта с зарубежными партнерами. Предложенная схема оказалась просто великолепной. Если говорить откровенно, Чарльз даже не ожидал от Грегори подобной фантазии и смелости мысли. Как знать — возможно, у зятя все еще впереди.
Тесть с улыбкой откинулся на спинку стула. Выражение лица изменилось: теперь в нем читалась искренняя заинтересованность.
— Насколько успешно продвигается дело по производству наследника? Надеюсь, появились ободряющие новости?
— К сожалению, пока нет, сэр. Но я стараюсь изо всех сил.
— Не ленись. Внук мне просто необходим, причем как можно быстрее.
С этими словами Чарльз поднялся и вышел из комнаты, оставив обескураженного Грегори допивать портвейн в одиночестве. Пришло время положить конец тревожному ожиданию дочери.
Едва отец вошел в комнату, Джейн тут же встала. Он никогда не отличался несдержанностью и резкостью, и все же сейчас в душе поселился страх. Даже если Чарльз вдруг поднимет на нее руку, наказание нельзя будет назвать незаслуженным.
— Сядь, дочка. — Фицсиммонс подошел к стоящему возле большого письменного стола креслу с высокой резной спинкой и показал на стул напротив. Отпер верхний ящик и достал пачку бумаг, которую всего несколько часов назад принес поверенный. Джейн сидела неподвижно, в покорном ожидании сложив на коленях руки, и лишь бледность выдавала испуг и волнение. Что и говорить, такое развитие событий трудно было даже вообразить. — Конечно, я мог бы потратить немало времени, рассказывая о собственном огорчении, разочаровании и стыде — обо всех крайне неприятных чувствах, которые вызвало в душе твое неразумное поведение. Но поскольку не приходится сомневаться в том, что ты и сама все прекрасно понимаешь, слова я отдаю на откуп твоему богатому воображению. Уверен, оно без труда подскажет длинную лекцию относительно морали и ее полного отсутствия.
— Вы правы, отец. Я прекрасно знаю все, что вы скажете. — Оставалось лишь надеяться, что слова прозвучали с достаточной долей раскаяния. Конечно, оказаться пойманной на месте преступления просто ужасно, но куда ужаснее то, что встречаться с Грегори впредь окажется еще труднее. Что же делать с любовью, подчинившей и сердце, и рассудок? — И все-таки хочу еще раз попросить прощения.
— Прибереги извинения и сожаления, дочка, и позволь продолжить. — Мистер Фицсиммонс открыл папку, которую держал в руках. — Я решил, что тебе пора выйти замуж.
От неожиданности Джейн даже вздрогнула.
— Но, отец, вы наверняка шутите!
— Напротив — серьезен, как никогда. Если тебе интересно нежничать с Грегори в рабочем кабинете, значит, ты уже вполне созрела для брака.
Джейн уже трижды получала брачные предложения от джентльменов своего возраста и дважды — от мужчин постарше. Всякий раз мистер Фицсиммонс интересовался настроением дочери, после чего чрезвычайно любезно отказывал женихам. Замужество вовсе не входило в планы Джейн — ведь это неизбежно означало расставание с Грегори.
— Но ведь раньше… раньше вы всегда оставляли решение за мной.
— В то время такой подход казался оправданным. Ты была еще слишком юной. Но теперь обстоятельства изменились, а вместе с ними изменилась и моя точка зрения на брак. Тебе исполнилось девятнадцать. Самое время обрести спутника жизни.
— Но сейчас у меня даже нет постоянного поклонника, а потому говорить о свадьбе просто преждевременно…
Неожиданно в голову пришла страшная мысль: что, если выбор отца уже на ком-то остановился, причем даже без ее ведома и согласия? Джейн нервно прижала руку к груди, словно пытаясь унять лихорадочные толчки сердца, и с трудом закончила мысль:
— Если, конечно, вы не подобрали жениха по собственному вкусу.
Даже широкий стол не помешал отцу увидеть, как взволнованно расширились глаза дочери: да, он действительно нашел ей пару. Глаза выдали переполнявшие душу чувства: в них ясно читались обида, страх, гнев. Не поднимая глаз от бумаг, Чарльз разложил их на столе перед дочерью, стараясь вести разговор деловым тоном. Фицсиммонс не выносил женских истерик, и хотя Джейн еще ни разу в жизни не прибегала к столь сокрушительному оружию, все когда-то случается впервые.
Голос вершителя судьбы звучал спокойно и ровно.
— Благосостояние семьи позволяет тебе располагать прекрасным приданым. Не забывай и о том, что ты хороша собой, грациозна и обаятельна. Все эти качества делают тебя исключительно лакомой добычей. Любой мужчина был бы счастлив заполучить такой подарок. Я позволил себе отобрать пятерых. Теперь последнее слово за тобой.
Глядя на разложенные листы, Джейн изумленно рассмеялась. Что это такое — биографии, жизнеописания?
— Вы хотите сказать, мне предстоит выбрать будущего мужа вот по этим бумагам? Невероятно!
— Не беспокойся, все произойдет иначе. В пятницу ты отправишься в Лондон. Все джентльмены с нетерпением ожидают твоего приезда. Встретишься с каждым и только после этого сделаешь выбор.
Дочь пристально взглянула в глаза отцу.
— А если я откажусь?
— В таком случае выбор за тебя сделаю я сам.
Джейн ощутила, как по спине ползет предательский холодок. Неужели родной отец способен на подобный цинизм?
— А можно узнать, каким именно образом вам удалось разыскать этих превосходных джентльменов?
— Мой поверенный связался с неким адвокатом в Лондоне, и тот составил этот список.
— Понятно. А почему именно эти превосходные джентльмены так хотят на мне жениться?
Мистер Фицсиммонс не спешил с ответом, пытаясь отыскать самый деликатный и изящный способ открыть дочери правду. Однако она и сама очень быстро поняла, что к чему.
— О, дело в деньгах, не так ли? Всем этим людям срочно нужны деньги?
— Да.
В голосе отца не прозвучало даже тени раскаяния или стыда. Он действительно собирался сбыть младшую дочку самому несостоятельному из мужчин! Постаравшись вложить в голос как можно больше сарказма, Джейн поинтересовалась:
— И вы ничуть не сомневаетесь, что сможете всучить этим людям достойную презрения дочь дельца? Взгляните! — Она показала на один из разложенных на столе листов, потом на следующий. — Вот этот человек носит баронский титул. А этот — граф. Неужели вам кажется, что кто-то из них снизойдет до того, чтобы смешать собственную голубую кровь хотя бы с единой каплей моей, самой простой?
— Ты даже не представляешь, каким могуществом обладает фунт стерлингов, — холодно и угрюмо произнес Чарльз. Аккуратно сложив листы, он убрал их в папку и протянул ее дочери. Впрочем, она не изъявила ни малейшего желания взять бумаги, в которых заключалось ее будущее.
— И сколько же времени отводится мне на то, чтобы убедить одного из этих замечательных джентльменов просить моей руки?
— Две недели. За две недели тебе предстоит сделать выбор. А еще через две недели придется выйти замуж.
— А если не удастся уложиться в положенный срок?
— Я уже сказал: в таком случае выбор останется за мной. Тебе всего лишь девятнадцать, так что правом высказывать собственное мнение ты не обладаешь. И выбирать я тебе позволяю исключительно из милости.
Джейн все-таки не сдержалась и заплакала. Да, отец действительно тщательно взвесил все обстоятельства и теперь действовал именно так, как считал необходимым и разумным поступить с родной дочерью. Не желая показывать собственную слабость, Джейн проглотила слезы и снова заговорила:
— А как же моя работа на верфи? В качестве дочери я вам не нужна. Означает ли это, что я не нужна и в качестве помощницы в семейном деле?
Чарльз откашлялся. Неприкрытая ложь, которую он собирался высказать, ничуть не смущала.
— Если супруг позволит, через шесть месяцев ты сможешь возобновить работу.
Обещание не имело под собой ни малейших оснований. На самом деле Фицсиммонс вовсе не собирался возвращать дочь в семейный бизнес.
— Перерыв необходим для того, чтобы ты сумела как следует включиться в супружескую жизнь и привыкнуть к новой обстановке.
— Шесть месяцев? Целых полгода? — Джейн быстро вскочила, обежала вокруг стола и, упав к ногам отца, прижалась лицом к его коленям. — Пожалуйста, отец! Умоляю, не поступайте со мной так жестоко! Верфь — это моя жизнь. Ей отдано столько сил! Я же все время вам помогала! И у меня еще столько замечательных планов! Вот прямо сейчас могу изложить интересную идею!
Чарльз не хотел ничего слушать.
— Прекрати сейчас же, Джейн.
Он и сам прекрасно понимал, как она любит семейный бизнес. Но увы, что решено, то решено. Отец поднял Джейн с колен.
— Я ничего не изменю, и переубедить меня тебе не удастся. Если осмелишься ослушаться и поступить по-своему, просто выгоню. Тогда у тебя не останется ни дома, ни места в бизнесе. А сейчас отправляйся к себе и займись сборами и приготовлениями к отъезду в Лондон. Уверен: как следует поразмыслив, ты и сама поймешь, что все делается для твоего же блага.
Глава 2
Филипп Уэссингтон, граф Роузвуд, перевернулся на спину. Солнце светило с такой безжалостной настойчивостью, что пришлось прикрыть глаза ладонью. Дворецкий Джон Грейвз каждое утро являлся в спальню и, резко отдергивая плотные шторы, с особым злорадным наслаждением навязывал господину новый день. Казалось, мучения хозяина доставляют ему искреннее наслаждение. Сегодня он пылал особенным, ни с чем не сравнимым энтузиазмом. Филипп застонал и натянул на голову одеяло.
— Ни в коем случае, милорд, даже не пытайтесь. Пора вставать и заниматься делами.
— Убирайся, — проворчал граф.
— Не могу, сэр. Уже третий раз пытаюсь вас разбудить. С минуты на минуту должна состояться деловая встреча.
— Какая еще деловая встреча? С кем?
— С вашим адвокатом, сэр. С мистером Тамбертоном.
Филипп с отвращением поморщился. Поверенный никогда не приносил хороших новостей. Его появление на горизонте означало лишь новые неприятности.
— Почему же ты не предупредил заранее?
— Предупреждал, сэр. Вчера. Причем дважды. — Грейвз выразительно взглянул на сладко спящую рядом с графом весьма аппетитную белокурую особу. Судя по легкому посапыванию, жизнерадостный солнечный свет нисколько ей не мешал.
— Думаю, вы меня просто не слышали.
Грейвз даже не пытался скрыть антипатию к леди Маргарет Дауне. А та, в свою очередь, прекрасно чувствовала отношение заносчивого дворецкого и при каждом удобном и неудобном случае провоцировала конфликт. Филипп вовсе не желал продолжения спектакля, особенно сейчас, когда с минуты на минуту мог появиться Тамбертон.
Граф резко поднялся и быстро спустил ноги с постели. Движение оказалось чересчур неосторожным и откровенно губительным для изнеженного утомленного организма. От внезапной головной боли потемнело в глазах. Боже милостивый, разве можно столько пить?
Филипп шлепнулся обратно в постель, но затылком угодил прямо в живот Маргарет.
Та проснулась, от неожиданности пробормотав нечто не слишком ясное, но очень грубое.
— Только не двигайся!
Маргарет не послушалась и отодвинулась. В результате маневра голова графа оказалась на матрасе, и он снова страдальчески застонал.
Даже едва проснувшись, Маргарет выглядела очень и очень хорошенькой. Спутанная копна светлых волос разметалась по подушке, полные жизни голубые глаза ярко блестели, пухлые алые губки, казалось, были готовы в любой момент рассмеяться или предаться радости поцелуя. Разумеется, красотка не могла упустить удобной возможности подразнить Грейвза, а потому, убедившись, что дворецкий стоит достаточно близко и просто не сможет пропустить деталей предстоящего спектакля, как бы невзначай сдвинула одеяло до самой талии, обнажив при этом роскошный бюст.
Маргарет с удовольствием вытянула руки и замурлыкала, словно кошка.
— Сжальтесь над его сиятельством, Грейвз. Вы же прекрасно знаете, что он всю ночь трудился. — Она особенно подчеркнула слово «трудился». Заметив на лице слуги отвращение, довольно хихикнула: — Зачем вы так рано нас разбудили?
— Уже почти три часа, мэм. Если бы я считал, что дело хоть немного вас касается, то сказал бы, что через несколько минут его сиятельству предстоит важная деловая беседа. Но поскольку вы совершенно ни при чем, я даже не собираюсь упоминать о данном обстоятельстве.
Обиженно надув губки, Маргарет повернулась к Филиппу.
— Дорогой, просто не понимаю, с какой стати я должна терпеть такую грубость со стороны слуги. — Дамочка ненавидела Грейвза и его бесконечную власть над Филиппом, а потому постоянно пыталась убедить графа уволить самодовольного выскочку. — Я гостья, и этот человек просто не имеет права разговаривать со мной подобным тоном.
Граф закрыл глаза и потер виски. Никто, кроме Грейвза, ни за что не согласился бы работать без жалованья, а вдобавок терпеть дурные привычки хозяина. Впрочем, объяснять все эти обстоятельства белокурой красотке Маргарет никто не собирался. Пусть думает все, что душе угодно.
— Маргарет, — простонал Филипп. Обычно ее голосок казался слаще меда, но сегодня он скрипел подобно несмазанной телеге. — Ради Бога, сжалься. Сейчас я не в состоянии разбирать твои обиды.
Граф снова поднялся, на этот раз очень медленно и осторожно, и немного посидел, ожидая, пока комната не перестанет вращаться. Затем бережно придал собственному телу вертикальное положение и осторожно двинулся по направлению к двери. Ноги при этом двигались так, словно впервые выполняли возложенную на них задачу.
— А как насчет… леди? — Особенно выразительное ударение на слове «леди» ясно показывало отношение Грейвза к той, которая носила благородный титул.
— Покорми. Предложи принять ванну. — Филипп незаметно через плечо взглянул на любовницу. Вот уж кого точно не следовало показывать Тамбертону. — Оставайся здесь, наверху, — добавил он, обращаясь к Маргарет.
— Как долго? — жалобным голосом уточнила она.
— Пока не позову.
— О, какой же ты… — Дамочка попыталась было излить жалобы по поводу бессердечности возлюбленного, но тот уже скрылся в соседней комнате, а ненавистный Грейвз плотно закрыл дверь, тем самым автоматически прервав общение.
Восемь лет назад, впервые появившись в свете, Маргарет сразу завоевала всеобщее внимание и оказалась звездой сезона. Тогда ей только исполнилось семнадцать. Успех принес несколько выгодных брачных предложений, и молодая особа трезво выбрала в мужья пожилого джентльмена с весьма солидным доходом. Уже три года спустя джентльмен любезно скончался, оставив молодой красавице вдове солидное состояние, прекрасный дом и прочное место в свете.
Связь Маргарет с Филиппом продолжалась уже почти год, однако граф лишь с большой натяжкой мог назвать ее любовницей, поскольку само это понятие означало, что кавалер каким-то образом поддерживает свою даму материально, чего в данном случае не происходило.
Маргарет вполне сносно знала свое дело в постели, однако в последнее время поведение ее становилось все более утомительным из-за непрерывных эмоциональных всплесков и экстравагантных претензий. А недавно эта особа и вообще имела наглость намекнуть на желательность уз Гименея.
В свои тридцать лет граф Роузвуд еще не имел наследника, а это означало необходимость связать себя страшными узами брака во второй раз. Первый брак, который свалился на голову Филиппа двенадцать лет назад, оказался настолько ужасным, что несчастный граф с трудом мог представить повторение процесса. Однако даже в те редкие минуты, когда Филипп все-таки заставлял себя задуматься о необходимости создания семьи, Маргарет никоим образом не фигурировала в числе возможных кандидатур на роль матери его будущего сына, наследника графского титула и обширных поместий. Обстоятельства складывались не слишком благополучно. Поскольку отцом законного наследника можно было оказаться, только пройдя через обряд венчания, а граф дал зарок больше никогда в жизни не связывать себя ненавистной клятвой, шансы на счастливое отцовство практически отсутствовали.
Впрочем, если в ближайшее время положение чудесным образом не изменится, то скоро уже и наследовать будет нечего.
— Должен ли я побрить вас, милорд? — спросил Грейвз.
— Некогда. Надо как можно быстрее покончить с неприятной процедурой. — Граф вылез из ванны и, завернувшись в большое полотенце, подошел к зеркалу. Двухдневная щетина придавала лицу мрачный и устрашающий вид, однако приводить себя в порядок не было ни малейшего желания.
Воспользовавшись помощью верного слуги, лорд Уэссингтон торопливо оделся и устремился вниз, в библиотеку.
Дадли Тамбертон, невысокий коренастый пожилой джентльмен с объемистым животиком и огромными бакенбардами, сидел в глубоком кресле с видом терпеливой обреченности. Нервничать относительно медлительности и необязательности Филиппа не имело ни малейшего смысла. Он появится лишь тогда, когда появится, и ни минутой раньше. За полтора года, прошедших после смерти старого графа Роузвуда, состоялось немало деловых встреч, и уважаемый адвокат уже успел привыкнуть к не слишком приятным особенностям поведения Филиппа. Конечно, исправить их не представлялось возможным, а потому приходилось терпеть.
— Добрый день, сэр, — быстро поздоровался Филипп самым что ни на есть графским тоном. Быстро пройдя по комнате, он взял ладонь адвоката в свою, изобразил некое подобие рукопожатия и тут же шмыгнул за огромный письменный стол. Массивный предмет мебели казался хотя бы временной защитой от угрожающего присутствия сурового представителя юриспруденции.
Наметанным взглядом психолога-аналитика Тамбертон мгновенно оценил болезненный вид графа.
— Ради Бога, Филипп, неужели ты даже не в состоянии побриться?
Адвокат обслуживал уже третье поколение Уэссингтонов. Его клиентами были и отец, и дед молодого графа. Увы, джентльмену пришлось стать свидетелем не слишком удачного взросления умного, но избалованного ребенка. Результатом этого взросления стала жизнь, наполненная не трудами, а крепкими напитками и излишествами самого причудливого свойства. Так что не было никакого смысла любезничать с Филиппом.
— Я опаздывал. Просто решил, что вы предпочтете начать встречу вовремя. На все положенные утренние процедуры времени не хватило.
Не опасаясь показаться невежливым, Тамбертон взглянул на часы и выразительно воздел бровь, тем самым молчаливо напомнив, что время быстрым шагом приближается к вечеру. В эту минуту в коридоре весело зазвенел смех Маргарет. Судя по всему, красотка как раз проходила мимо комнаты.
— Тебе действительно необходимо продолжать отношения с этой потаскушкой? Подумай только, как выглядит ваша связь со стороны.
Филипп поморщился: оставалось лишь надеяться, что у дамочки не хватит нахальства сунуть нос в библиотеку. К счастью, голос удалился. Филипп с трудом подавил желание поерзать в кресле. В присутствии семейного адвоката он почему-то до сих пор ощущал себя ребенком. Конечно, было бы здорово уволить этого зануду и нанять нового поверенного, но такая смена неизбежно повлекла бы за собой необходимость платить жалованье, а Тамбертон работал бесплатно, просто из чувства преданности, ради памяти деда и отца.
Филипп откинулся на спинку кресла, изо всех сил пытаясь сделать вид, что слова юриста ровным счетом ничего не значат, хотя нескромность замечания возмутила до глубины души.
— Что привело вас ко мне, Тамбертон? Боюсь, опять дурные новости.