— Какая смышленая девочка.

Следующие полмесяца она каждый день вставала затемно и до рассвета вышивала одежду для тетушки Фан: глицинии, орхидеи, карпов, синих птиц — узор никогда не повторялся. Потом вместо завтрака бежала прямиком в мастерскую с метлой в руках.

Некоторые пытались ей подражать, но их и на пять дней не хватало.

— Она воистину прирожденная служанка, — говорила Цзиньсю остальным. — Мне за ней не угнаться.

Она не могла ей подражать, да и не хотела, потому что не видела в том никакой для себя выгоды.

Вэй Инло хоть и выполняла личные поручения тетушки Фан, но все равно получала от нее палок. Хоть и приходила ни свет ни заря мести двор вышивальной мастерской, но матушка Чжан всё равно не проявляла к ней снисхождения: работы давала столько же, сколько и остальным, а иногда и побольше. Многие служанки начали подшучивать над Вэй Инло:

— Столько усилий, и всё без толку, зачем вообще так надрываться?

Но Вэй Инло не считалась с их мнением и не обращала внимания на сплетни, она упрямо продолжала гнуть свою линию, хоть это и не сулило заметной выгоды. Однако тетушка Фан и матушка Чжан мало-помалу стали относиться к ней мягче, особенно матушка Чжан. Иногда во время перерывов она подходила к ней поболтать о том о сем. Вэй Инло всегда спокойно слушала, порой вставляла пару слов, задавала один-другой пустяковый вопрос, а матушка Чжан, видя, какая та смышленая и понятливая, могла не задумываясь отвечать ей.

— Матушка, вот здесь лучше взять красную или зеленую нить?

— Возьми красную, она будет смотреться более празднично.

— Матушка, на платке для старшей наложницы Юй лучше вышить карпов или орхидеи?

— Карпов, это хороший знак.

— Матушка, а чья вышивка лучше: моя или Вэй Иннин?

— Вэй Иннин лучше, — не задумываясь ответила матушка Чжан и замерла, уставившись на Вэй Инло.

Вэй Инло с улыбкой смотрела прямо на нее. Целый месяц ежедневные встречи, ничего не значащие вопросы, и всё ради одного — заставить матушку Чжан ответить на один-единственный вопрос.

Матушка Чжан долго буравила Инло взглядом, а потом медленно произнесла:

— Я ослышалась. Никакой Вэй Иннин я не знаю.

Глава 14

Принудительное лечение

Вэй Инло улыбнулась.

— Матушка, если вы не знаете ее, то почему так категорично утверждаете, что ее вышивка лучше моей?

Вэй Инло подняла пяльцы с тканью.

— Это она меня учила, а я была послушной ученицей.

С детства Вэй Инло восхищалась своей сестрицей: в других семьях даже близнецы стремились отличаться друг от друга, а она жалела, что не могла сравниться с Иннин.

Инло подражала ее нарядам и прическам, мимике, походке и, разумеется, вышивке.

— Мои таланты ограничены, хоть она и была замечательным учителем, но едва ли я смогла овладеть хотя бы половиной ее умений, — продолжала Вэй Инло, — поэтому вы верно подметили, в вышивке Иннин куда лучше.

Матушка Чжан долго молчала.

— Расскажите мне о ней, — тихо попросила Вэй Инло. — Она ведь раньше работала в вышивальной мастерской, наверняка была под вашей опекой.

— Здесь так много вышивальщиц, помимо местных служанок, приходят еще и швеи из дворца, — ответила матушка Чжан, на ее лице не дрогнул ни один мускул. — Да и работы так много, разве всех упомнишь по именам? Кстати, ты уже закончила свою?

Чжан всячески отпиралась, даже совершенно неуклюже попыталась повернуть разговор в другое русло, но Вэй Инло не могла упустить такой шанс, а потому, послушно склонив голову, начала канючить:

— Матушка Чжан, я совсем неопытная, многого еще не понимаю, не умею вести беседу. Во дворце я, кажется, давно, а друзей толком и нет, только на вас и могу положиться. Пожалуйста, подскажите мне, как быть, чтобы не повторить ошибок Вэй Иннин?

Но та по-прежнему не проронила ни звука.

На сей раз Вэй Инло на стала настаивать. Это госпожа могла требовать что-то от слуги, она же работает в подчинении матушки Чжан и пусть и с натяжкой, но все же состоит у нее в услужении.

Согласится матушка Чжан ответить на ее вопрос или нет, зависит от того впечатления, которое Вэй Инло оставила за месяц… и от того, какое место в душе Чжан занимала сестрица.

Время шло, жар в сердце Инло постепенно сменялся ознобом, а Чжан не желала отвечать. Видимо, девушка все же действовала слишком поспешно, следовало быть терпеливее, повременить еще пару месяцев и поближе подружиться с матушкой.

— Во дворце есть много слов, которые запрещено произносить. К примеру, вот та девушка, которую ты только что упомянула, — третий знак в ее имени точно такой же, как в личном имени благородной супруги Хуэй.

Вэй Инло изумленно подняла голову.

Матушка Чжан была рассержена — да и кто бы на ее месте не рассердился, когда тебя обвел вокруг пальца собственный подчиненный?

Но она все же ответила Вэй Инло:

— На имена благородных господ наложен запрет. Никто из прислуги не достоин называться так же. Поэтому та, о ком ты говорила, здесь звалась иначе, — пояснила матушка Чжан.

— Забудем об этом. Больше не упоминай это имя, если оно дойдет до ушей благородной супруги Хуэй, проблем не оберешься! Ладно, раз на сегодня ты закончила работу, то иди отсюда!

— Матушка…

— Уходи!

Чжан практически вытолкала ее из мастерской, и массивные двери вышивальной закрылись за спиной Вэй Инло.

Погруженная в свои мысли, Вэй Инло вернулась в комнату служанок, а тетушка Фан, завидев, что девушка возвратилась рано, тут же подсунула ей несколько пар обуви, чтобы та расшила их красивыми узорами.

Вэй Инло работала без особого внимания, исколола себе все пальцы. Она засунула в рот указательный, на языке расплывался ржавый привкус крови.

— На эти яшмовые четки так любо смотреть, — восхищенно сказала проходящая рядом Цзисян.

Вэй Инло опустила глаза. Оказывается, она, сама того не ведая, вышила на платке зеленые бусины. Пока Инло рассматривала узор, на память ей пришли те самые яшмовые четки, обмотанные вокруг запястья.

— Благородная супруга Хуэй, — пробормотала себе под нос девушка.

Она гадала, когда же ей выпадет шанс встретиться с ней. Но кто бы мог подумать, что случится это очень скоро.

Спустя несколько дней в мастерской матушка Чжан подошла к Вэй Инло и Цзиньсю и сказала:

— Вы обе, идите за мной.

Вэй Инло и Цзиньсю немедленно отложили свою работу и последовали за ней. Они долго шли в глубине садов, петляли и сворачивали в разные стороны.

— Запомнили дорогу?

— Да, матушка Чжан, я запомнила, — вырвалась вперед с ответом Цзиньсю. Она всегда пускала в ход все средства, чтобы оставить о себе хорошее впечатление.

Чжан, улыбнувшись, спросила:

— А потом сама сможешь вернуться?

Цзиньсю тут же осеклась. Все дорожки были одинаковыми, это служило неплохим подспорьем при обороне: чтобы выбраться из такого лабиринта, пришлось бы потратить очень много времени, но это играло злую шутку с новенькими, недавно вошедшими во дворец служанками вроде нее — можно было заблудиться.

Цзиньсю поняла, что если бы матушка Чжан в самом деле отправила ее назад одну, то пришлось бы спрашивать дорогу у каждого встречного.

— Дворцовые правила запрещают бродить где попало без дела, поэтому обычно служанки не покидают дворцов, в которых служат, за исключением тех случаев, когда их посылают с поручениями. — Видя замешательство подопечной, матушка Чжан не стала ее ругать, лишь холодно добавила: — Но вы из вышивальной мастерской, вам часто придется бегать во дворцы господ, снимать мерки и кроить одежду. Поэтому крепко-накрепко запомните дорогу, не то будете петлять и кружить, не сумеете вернуться назад и провалите порученное дело.

— Слушаюсь! — поспешно выпалила Цзиньсю.

Вэй Инло, слушая их разговор, запомнила и еще кое-что интересное и спросила:

— Матушка, кому мы сегодня будем прислуживать?

Та бросила на нее многозначительный взгляд, а потом посмотрела на видневшуюся неподалеку красную стену с зеленой черепицей и строго отчеканила:

— Благородной супруге Хуэй.

Весь оставшийся путь Цзиньсю выглядела взволнованной и воодушевленной одновременно.

Вэй Инло знала, что она попытается выслужиться перед госпожой, но так ли легко снискать расположение самóй благородной супруги Хуэй?

Хоть они и недавно вошли во дворец, но все же были в курсе дел обитательниц гарема, немало о них наслышаны, преимущественно от тех служанок, что работали здесь дольше. Ее величество императрица в последнее время только и делает, что кланяется статуе Будды, почти не занимаясь делами, и весь гарем практически полностью прибрала к рукам благородная супруга Хуэй. Госпожа эта прекрасна, как цветок пиона, любит роскошь и богатство, но нрав у нее переменчивый. Когда она радовалась, то брала горсть жемчуга и осыпала им слуг, а когда злилась, то тоже бралась за жемчуг и заставляла слуг глотать по одной…

Очарование и жестокость наполняли этот прекрасный пион ядом.

— Госпожа, пощадите меня!

Не успели они переступить порог личных покоев благородной госпожи, как до их ушей донесся пронзительный вопль.

— Быстро на колени! — поспешно велела матушка Чжан, а сама опустилась в поклоне.