— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

У людей кровь застыла в жилах. В панике они закрыли уши, испугавшись, что от этого вопля из них пойдет кровь. От силы крика Вэй Цинтай отступил на пару шагов, а затем уставился на кричащую Вэй Инло и, слегка запнувшись, спросил:

— Ты, ты чего это?

— Упокоиться с миром? Этому не бывать, — в слезах прошептала Вэй Инло охрипшим от крика голосом, обнимая холодное, уже начавшее испускать трупный запах тело сестры. — Сестрица не сможет обрести покой, да и я тоже…

На глазах у всех присутствующих она плакала и кричала, беспрестанно повторяя одно и то же:

— Мне нужно войти во дворец, — кричала Вэй Инло. — Я обязательно должна отомстить, чтобы ты смогла упокоиться с миром… чтобы я смогла обрести покой.

Раз уж мы с тобой два цветка лотоса на одном стебле, разумеется, один живет, покуда жив второй. Если уж ты умерла, то и я, хоть все еще дышу, не более чем гниющий день за днем ходячий мертвец. Если ты обретешь покой, то только так и я смогу.

Один из пожилых членов семьи подошел к Вэй Цинтаю со словами:

— Бред, всё это бредни, пустая болтовня! Чем позволить этой сумасшедшей войти во дворец и обрушить бедствие на наши головы, лучше будет… — И, прикрыв рот рукой, прошептал ему что-то на ухо.

Взгляд Вэй Цинтая стал задумчивым, он тихо вздохнул и кивнул. Вслед за этим несколько человек встали рядом с Вэй Инло. Она подняла голову, растерянно и недоуменно взглянув на них:

— Вы чего удумали?

Несколько больших рук потянулись к ней.



Спустя несколько дней в питейном заведении один из гостей, потягивая байцзю [Традиционный китайский алкогольный напиток, наиболее близкий к водке.], поданную с закусками, неожиданно выдал:

— Это кто там свою дочь замуж выдает?

Несколько выпивох наполовину перегнулись через перила, взирая на город с высоты, и увидели, как на центральной улице появилась большая, вся в красных цветах свадебная процессия, медленно двигающаяся вперед под треск хлопушек и петард. На крупной лошади сидел жених, улыбавшийся так, словно гордился доставшимся ему счастьем. Позади него несли крохотный свадебный паланкин. Ветер приподнял шторку, и один из постояльцев вскрикнул и протер глаза.

— В чем дело? В глаза что-то попало? — спросил кто-то рядом.

— Видать, перебрал я с горячительным, зрение подводит, — растерянно ответил тот. — Я мельком увидел, что за шторкой невеста сидит, а руки-то у нее за спиной связаны.


Глава 2

Платье из сотни птиц

= Шестью часами ранее =


— Раз расческой проведем — будем с полным кошелем.
   Два расческой проведем — здраво, мирно проживем.
   Три расческой проведем — деток много наживем.
   Проведем в последний раз — посуда будет целая у нас…

— Довольно, — оборвала Вэй Инло. — Тетушка Ацзинь, да ты взгляни на меня, разве похоже, что я могу что-то с посудой сделать? На столе стояло позолоченное медное зеркало в форме цветка, на его блестящей поверхности отражались двое находящихся в комнате людей.

Вэй Инло выглядела как настоящее произведение искусства: с ног до головы была облачена в красный свадебный наряд, пудра на лице лежала словно тонкий слой снега, румяна на щеках сияли, как заря, а на губах красовалась точка алой киновари. Да любой жених почувствовал бы себя настоящим счастливчиком, заполучи он такую невесту.

Вот только где такое видано, чтобы невеста выглядела так — обмотанная веревкой прямо поверх свадебных одежд?

Какое уж там замужество, больше похоже, что ее хотят утопить, принести в жертву царю драконов Лунвану [Божество водной стихии.] в обмен на процветание и спокойствие для всей деревни и обильный урожай.

— Тетушка Ацзинь, — спокойно произнесла Инло. — А расскажи мне еще раз о жизни во дворце.

— Даже сейчас вы не успокоились и всё расспрашиваете меня, для чего? — вздохнула у нее за спиной женщина средних лет. Она расчесывала девушке волосы и уговаривала: — Что же плохого в том, чтобы спокойно выйти замуж? Я нарочно для вас разузнала, семья жениха хоть и не особо богатая, но сам он — честный человек. Будь я на вашем месте, непременно предпочла бы выйти за него, чем быть дворцовой служанкой и потратить впустую свою юность в надежде хоть разок увидеть императора.

Вэй Инло помолчала мгновение, а затем едва слышно спросила:

— А как выглядит император?

— Не знаю, — беспомощно улыбнулась Ацзинь. — Я все время стояла на коленях, видела лишь его сапоги с вышитыми драконами, не смела поднять голову и взглянуть на его благородный лик.

— Увидеть не увидела, но слухи-то о нем наверняка до тебя доходили? Тетушка Ацзинь, а что о нем говорили слуги во дворце? Ты еще помнишь?

Ацзинь задумалась, а после, посмеиваясь, ответила:

— У тех, кто не может удержать язык за зубами, не было шанса даже сапоги его увидеть. Ну, хватит, полно. Не хмурьте бровки, а то морщины появятся. Я расскажу вам о случае, свидетельницей которому стала сама.

— Рассказывай. — Вэй Инло тотчас же вся обратилась в слух.

— Случилось это примерно четыре года назад, тогда умерла одна наложница, — медленно начала Ацзинь. — А все из-за платья…

Пока Ацзинь рассказывала, перед глазами Вэй Инло начали вырисовываться красные стены и серые мощеные дорожки Запретного города, окружая, как веревка поверх ее одежд, и надежно запирая в клетке под названием «гарем».

Те женщины, обитательницы этого места, были так прекрасны, что, подобно легендарным красавицам древности, способны были заставить рыбу утонуть, а летящих гусей упасть, стоило тем лишь взглянуть на них, и красотой своей могли затмить луну и посрамить цветы [По легенде, существовало четыре великих красавицы Древнего Китая: Си Ши, Ван Чжао Цзюнь, Дяо Чань, Ян Гуй Фэй. Их красота способна была «затмить луну и посрамить цветы, заставить рыбу утонуть, а летящего гуся — упасть».]. Каждой из них были присущи своя особенность и неповторимое своеобразие, везде, где бы они ни находились, их сравнивали с редкими цветами. Собранные теперь в одном месте, эти цветы неизбежно начали соперничать друг с другом. Кто-то назвал бы это буйством цветущих садов, но созерцать сие зрелище было дозволено лишь одному человеку — нынешнему его величеству императору.

Однако у каждого цветка есть период расцвета и период увядания.

— А-а-а!

Крик, полный ужаса, привлек целую толпу зевак, среди которых была и Ацзинь.

Протиснувшись сквозь толпу и увидев, что произошло, Ацзинь тоже не удержалась от тихого возгласа, прикрыв рот руками. Все смотрели на колодец, дворцовые служанки часто набирали из него своим хозяйкам воду для умывания. А теперь в колодезном отверстии виднелся всплывший труп женщины.

— Ее лицо распухло и побелело от воды. И различить, как она раньше выглядела, было совершенно невозможно, — взволнованно рассказывала Ацзинь. — Я узнала ее по платью из сотни птиц [Одно из знаменитых платьев древности. По легенде, принцесса Аньлэ, дочь танского императора Чжунцзуна (705–710 гг.), поручила чиновникам изготовить платье, сотканное из перьев. Для этого отловили огромное количество птиц, что привело к экологической катастрофе.]. Это была старшая наложница Юнь из сада Ланьхуа [Сад Орхидей.].

Несмотря на ясный, праздничный день, и доносившиеся с улицы звуки взрывов петард, и поздравительные крики, Вэй Инло стало холодно.

Леденящий душу холод от слов Ацзинь о той несчастной в колодце пробрал ее до самых костей.

Прочистив горло, девушка спросила:

— А как же она очутилась в колодце?

— Да все из-за того платья, что было на ней, — пробормотала Ацзинь.

— Платье-то и вправду было очень красивым. Как сейчас помню, вот она прогуливалась в нем по саду Юйхуа, оно блестело и переливалось. Не уверена, был ли этот блеск от солнца, отражавшийся на платье, или же он исходил от самой госпожи…

Немного помолчав, Ацзинь с улыбкой продолжила:

— Но император, увидев ее, впал в ярость и при всех обругал так, что бедняжка и головы поднять не посмела.

Это было так неожиданно, что Вэй Инло несколько опешила и решила уточнить:

— Императору не по нраву красавицы?

— Да разве найдется под этим небом мужчина, которому не нравятся красивые женщины, — покачала головой Ацзинь. — Императору она нравилась, иначе он бы ни за что не осчастливил ее снова. Да и стал бы он жаловать простолюдинке из ханьской семьи титул старшей наложницы? Вот только она была слишком ненасытной, все желала большего и делала слишком много того, что выходило за рамки дозволенного.

— Но тогда это платье? — не поняла Вэй Инло.

— Вот именно платье и не понравилось императору, — со значением сказала Ацзинь. — Оно подражало наряду танской принцессы Аньлэ, было баснословно дорогим, и шили его долгое время. А во дворце тогда в чести были скромность и бережливость, даже ее величество императрица не могла позволить себе такую роскошь. Вот император и обругал ее за излишне дорогой наряд и попытки угодить ему и тотчас же лишил титула, понизив до простой служанки.

— Вот оно как, — пробормотала Вэй Инло. Именно тогда у девушки и начал складываться в голове образ императора, знатного человека, высочайшего Сына Неба [Один из титулов императора в Китае.], любившего красивых женщин, но при этом осторожного и внимательного к их чарам.

Судя по всему, его не слишком волновало происхождение человека, ведь дворцовая служанка-простолюдинка из ханьской семьи вполне могла быть повышена до старшей наложницы. Иными словами, он предпочитал женщин без поддержки семьи, чистых и невинных, в душе и помыслах которых был лишь он один, а не выгода их родственников.

Он ненавидел не платье из сотни птиц, он презирал прятавшиеся за ним вещи, вроде жадности и амбиций.