Но, при всех прочих равных… всё не так страшно. Дело в том, что взаимодействие божеств с людьми было достаточно чётко регламентировано, даже с Шутом, что описывалось в храмовых книгах. И “просто так” гадить смертным божество не только не могло, но и не делало этого. Вот обратившись к божеству или явившись в зону его прямого влияния — да, можно огрести. Но вне его “территории”— только обратясь по доброй воле к нему или в крайнем случае — начав взаимодействовать с “его” человеком или существом.

То есть, надо просто держаться от таких мест и существ подальше. Не факт, что поможет, но и не помешает точно. Более того, вполне возможно, что все мои метания из-за “шуточки”, вполне свойственной этому божеству.

В итоге решил не психовать и не дёргаться. С храмовой библиотекой Гденьска мне, похоже, облом. Жаль, но и не критично, в общем-то. Просто заскочу ещё раз в книжную лавку, ну и уже более информировано закуплюсь “в дорогу”. И с портными надо разобраться… Короче: валить из этого храма, да и готовиться к продолжению путешествия.

Решил — и внутренне полегчало. Хотя до выхода из храма пробирался с некоторым опасением, а покинув площадь пантеона — выдохнул с облегчением. Оглядел окрестности, так и не смог прийти к выводу: то ли слишком поздно, то ли уже слишком рано. На востоке (ну, стороне восхода) начинало светлеть небо.

И потопал себе к гостинице — помыться, отдохнуть, полистать купленное не помешает. Спать мне, похоже, сегодня не придётся, а вот перекусить — очень не помешает. С последним, кстати, брюхо выразило полную солидарность: не слишком громко, но вполне слышимо. Иду, значит, топаю, прикидываю, за что мне всё это, ну и как со всем этим жить: чтоб мне покомфортнее и поменьше напрягаться. В общем, занят самым что ни на есть естественным занятием. И тут, из переулка совершенно пустой улицы выскакивает девица, наскакивая на меня. Я, пребывая в некотором напряжении, вызванным теологическими причинами, на этот бросок чуть не ответил ударом. А девица, судя по ощущениям, к жреческому сословию не принадлежала, ну и порвал бы я её нахрен. Или на две половинки, тут уж как выйдет.

Но именно ощущения и то, что я никакой магии в этой “ранней пташке” не почувствовал, её и спасло. Правда, целилась она мне кинуться на грудь, но что-то как-то обниматься с незнакомыми девицами в текущих раскладах меня не тянуло. Да и в других не тянуло, если начистоту: аскетом я никогда не был, но мы, мужчины, на девок очень хорошо ведёмся. Я это по работе не раз и не два использовал, даже несколько специалисток и, для особо эстествующих, специалистов “прикормил”. Небесполезны были, прямо скажем. Но зная и используя уязвимость в окружающих — редкостный идиотизм считать, что все — идиоты и меня на такой естественный крючок не попробуют поймать. Так что “не для незнакомых мои пестики топорщились”, да и с знакомыми старался быть поосторожнее.

Тут, на Зиманде, могут быть и другие расклады, но думать пинусом — точно не мой выбор. И так тело тератоморфа и память-личность прошлого теловладельца подкидывают всякие не самые приятные сюрпризы. А текущий расклад — прямо как из сводки происшествий про лопоухого приезжего, с бывшей кучей денег. Так что девицу на подбеге я крепко ухватил за плечо: руке оборотня она ничего неисправимого не сделает, будь у неё хоть меч-кладенец в декольте. А до уязвимых частей меня она просто не дотянется — у нас дли-и-инные руки.

Девица в хвате подёргалась, в бесперспективности убедилась. Вообще внешне — ничего такая, сисястая-большеглазая. Одета по-мещански, как называлось третье “надсословие”, судя по мной прочитанному. Хотя, конечно, в купленом уточнить не помешает, да и ещё закупиться. Лицо — взволнованное, с подтёками слёз, жалобное… Вот только взгляд, не постоянно на мне сфокусированный, но время от времени бросаемый. Расчётливый, спокойный, профессиональный такой, не свойственной “отыгрываемой роли”. Впрочем — посмотрим.

— Господин, господин, на вас одного надёжа, — запричитала девица, перестав дёргаться в хватке. — Горе у меня, беда-а-а… — зарыдала она.

— Это хорошо, — довольно покивал я, внутренне подготовившись и начиная видеть жизнь.

Вообще — ни черта хорошего. Девица с большой долей вероятности — наводчица бандитов или гопников. Но пустая улица не только плюс, но и минус. Например, часть чердаков-крыш я не только не контролирую, но и не вижу. И схлопотать несколько болтов — с полпинка. Надо понимать, откуда опасность, ну или бежать подальше, задействовав мистическую защиту. Но бегать не слишком хочется, да и разбойники вполне могут иметь какие-то “антимагические” боеприпасы — на такие фигулины были намёки в прочитанном. Без подробностей, но всё же.

Короче, напрягся-собрался, но драпать (или атаковать) пока не пойму, откуда опасность — не стал. Да и билась в голове мысль, что, может, всё это — “шуточка”. Не исключённый вариант среди всех возможных.

Девица на моё заявление настороженно зыркнула, но всхлипнула и завела плач Ярославны. Под её всхлипывающий речитатив я пристально всматривался, а точнее — вчуствовался в округу, время от времени ловя себя на внутреннем аккомпанементе рассказу наводчицы: “Сами мы не ме-е-е-естные, сгорели-и-и обобралали-и-и, люди добы-ы-ыя, поможите, чем можите-е-е!”

Впрочем, суть “печальной повести” заключалась в том, что к “обобрали” и прочее происходила только предварительная подготовка. Якобы, в домишко этой мамзели ввалились “злостные тати”, и вот прям щаз творят различных типов и видов насилие, над престарелыми родителями и малолетними сестрицами. И надежда, как понятно, только на меня.

— Это ты замечательно правильно выбрала помощника! — радостно заявил я, поскольку рассказ грозил пойти на второй круг, а злодеев вокруг не наблюдалось.

Даже закралась мысль — а врёт ли? Ну такая, маловероятная, но всё же. Впрочем, даже если передо мной невинная жертва — бежать-спасать мне просто лениво и… не нужно.

— Сейчас мы с тобой направимся в караулку городской стражи, — продолжая широко лыбиться, радостно заявил я. — Они и родных твоих спасут, а разбойников покарают!

— Господи-и-ин, стражники — ленивы да и не придут…

— Придут, я прослежу, — веско сообщил я.

— Нерасторопны…

— Потороплю, — отрезал я. — Пойдём, голубушка, к страже — сама же тут рыдала: “времени нет”, — потянул я девицу по направлению к центральной площади.

— Так они же вас не послушаюу-у-ут… — рыдала она.

— В слове моём сомневаешься?!

— Нет, господи-и-ин…

Правда её, всё так же держа за плечо, приходилось фактически тащить. И через четверть минуты она взвизгнула, согнувшись в животе, фактически повиснув на удерживающей её руке.

— Ну что?! — недовольно нахмурился я.

— Тать по чреву ударил, когда убегала. Боли-и-ит…

— Ничего, вон, помогальщики бегут, — широко улыбнулся я.

На этот раз искренне — ко мне бежала парочка, со спины, ловко и бесшумно, но всего двое и не стрелки. Хотя что кто-то в засаде — никто не гарантировал, так что буду прикрываться бандюгами, а дальше укроюсь.

И тут девица, оскалившись, цепко вцепилась в мою руку, одновременно выхватывая из междусисия… нет, не кладнец. Но какой-то кинжал, что моё благодушие несколько пригасило: а если яд? Так что вторая рука быстро сжала занесённую ладонь с кинжалом и с хрустом вывернула. Вот только бандитка, злобно щерившаяся, только зашипела, ещё крепче цепляясь в руку. И тут уже выходила дилемма: счищать с себя налипший криминальный элемент значило неминуемо подставить беззащитную спину набегающим подельникам. А это уже опасно, но и оставлять бандитку — неразумно. Но времени нет, как-то… Хотя! То, что нам мешает, то нам и поможет!

И, с внутренним хеканьем, широким взмахом, я использовал тяжёлый тупой предмет типа “бандитка-наводчица”. Тело оборотня не подвело, хотя поприседать-поизгибаться пришлось, чтобы справится с инерцией и смещеннием центра равновесия.

Со свистом шипящая бандитка описала дугу, смачно влепив брыкающимися ногами подельнику в морду, ну и тяжело, с хрустом ударившись во второго. Получивший по морде отлетел, с брызгами крови, а второй, вместе отпущенной наводчицей, тяжело рухнул на землю. Полюбовался я картиной “повержение преступности оборотнем”, пригляделся. Сходил, поднял кинжальчик — чем-то от него невнятным, но явно магическим разило, слабо, в схватке не почувствовал. Ну и вещица симпатичная, хоть и странная — больше на азиатские кинжалы узором и изгибом смахивает. Как оружие мне не сгодится, но как сувенир — почему нет?

Попинал-похлопал по стонущим — крепкие, паразиты, все живы. Трофеев в виде груды золота и легендарных магических артефактов троица бандитов не имела. Наверное, потеряли где-то, лопухи такие. И призадумался: с одной стороны, оставлять в живых за спиной потенциальных мстюнов — дело глупое, вот совсем. С другой — не факт, что я в Гденьске когда-нибудь появлюсь. С третьей: я, в принципе, от казней удовольствия не испытываю, когда самому казнить надо — тем более.

В итоге, порвал на стонущей бандитке платье, от чего она, первый раз за встречу, с настоящим ужасом заскулила: битая, ломаная, ну и, видно, надеялась, что я её насиловать с особой жестокостью буду. Но мне её не слишком чистые (и слишком ароматные) мощи были без интереса. Платье я распустил на лоскуты, как самую длинную тряпку, связал бандитов друг с другом, да и потащил за собой на верёвочке. И дотащил до центрально-казнильной площади, где была “сторожка городской стражи”.