Более пятидесяти лет она не откликалась на имя Адель. А что, если попробовать все отрицать? Она считала, что уже никогда в жизни не увидит лицо этого человека, по крайней мере очень хотела в это верить, но глаза ее не обманывали. Молча кивнув, она принялась пальцем стирать грязные потеки со щек старой дамы.

— Пойдем. Пойдем умоемся, — тихим голосом ласково сказала Клеманс и, заметив, что мужчина нахмурился, явно ожидая от нее большего, добавила: — Боюсь, мне нужно уйти. Теперь я пользуюсь своим вторым именем. Клеманс. И я мадам Петье. Спасибо, что привели ее назад, месье Калье.

— Патрис, — обиженно произнес он, вытирая рукой лоб. — Могу я попросить стакан чего-нибудь холодненького? Если тебя, конечно, не затруднит.

— Конечно. Надия сейчас принесет.

Надия, стоявшая рядом, молча кивнула. Клеманс поспешно отвела мать во флигель, проверила, заперты ли окна, и трясущимися руками дала ей напиться. Как так получилось, что Патрис Калье до сих пор вгонял ее, Клеманс, в дрожь?

Она закрыла жалюзи, достала чистую ночную рубашку, вымыла матери голову, отвела в туалет и уложила в постель.

Вконец измотанная утренней эскападой, девяностодвухлетняя старуха беззвучно повиновалась.

Клеманс стиснула руки, вонзив ногти в ладони. Откуда здесь взялся Патрис? Ведь она оставила его далеко позади, в прошлой жизни. Оттягивая время возвращения в дом, она сделала несколько глубоких вдохов в слабой надежде, что Патрис ушел. Много лет назад стыд стал ее погибелью, и она надеялась, что навсегда с этим покончила. Впрочем, не важно, ушел Патрис Калье или нет. Сейчас было важно одно: как много он знает?

Глава 2

Центральный железнодорожный вокзал Марракеша

Викки

Оказавшись на привокзальной площади, Викки Боден заслонила рукой глаза от солнца. Повертев головой, она бросила взгляд на царящее здесь светопреставление: на осликов с корзинами на спине, на велосипеды и мотоциклы, на компанию неторопливо покуривающих стариков. И никаких признаков хоть кого-нибудь, похожего на ее бабушку. Дедушка Жак, неразговорчивый пожилой человек, мирно живущий в их французской деревне, неохотно назвал внучке имя и номер почтового ящика этой женщины. Больше он ничего не знал, поскольку не видел ее пятьдесят с лишним лет. И окончательно замкнулся, когда Викки попыталась его разговорить.

Викки посмотрела на часы. Поезд прибыл по расписанию.

— Черт, черт, черт! — пробормотала она. — Ну и что теперь?

И хотя для испепеляющей жары было еще слишком рано, Викки чувствовала, как солнце пощипывает кожу. Все вокруг разительно отличалось от привычных французских пейзажей: воздух был горячее, небо ярче, ландшафт пустыннее. После ослепительных камней Танжера Викки ожидала чего-то более романтичного. А в результате Марракеш выглядел захудалым и убогим. Под ногами валялся мусор, краска на окнах здания вокзала облупилась. Хорошо хоть путешествие на поезде подошло к концу.

Вокруг стоял беспорядочный гул пронзительных голосов — тревожащих голосов, словно все гласные внезапно исчезли. Из непривычного нагромождения согласных она уловила два-три французских слова. Dommage. Jour. Demain [Ущерб. День. Завтра (фр.).].

Здесь в основном говорили на марокканском диалекте арабского языка, но, к счастью, кое-кто по-прежнему изъяснялся по-французски. По словам дедушки, в свое время Марокко было протекторатом Франции, а независимость получило всего десять лет назад. А значит, Викки могла худо-бедно общаться с местными жителями и хотя бы иметь возможность купить багет или круассан.

Она огляделась по сторонам, пытаясь переварить увиденное. Ей не верилось, что она наконец-то здесь. Когда дедушка случайно проговорился о существовании марокканской бабушки, для Викки это стало настоящим потрясением. Никто в ее семье ни словом, ни полсловом не обмолвился о том, кем была мать Виктора, покойного отца девушки. И когда Жак упомянул, что таинственная бабушка живет в Марокко, Викки восприняла его слова как знак судьбы. Ведь Марракеш был любимым городом ее кумира — великого дизайнера Ива Сен-Лорана. После тяжелого года, полного боли и невзгод, она вдруг поверила, что путешествие в Марракеш станет решением всех проблем. Она вернет уверенность в себе, исцелит душевные раны после расставания с бессердечным бойфрендом и, возможно, раскроет наконец все семейные тайны.

Несколько женщин в черных одеждах открыто таращились на девушку. Слегка покраснев, она принялась с независимым видом одергивать подол ярко-желтого мини-платья с принтом из розовых маков. Платье почти не скрывало ее аппетитных форм и здесь, в Марракеше, казалось не совсем уместным. В поезде она прикрывалась тонким одеялом, и сейчас ей не терпелось переодеться в брюки и рубашку с длинным рукавом. Она вертела головой в поисках общественного туалета, но, похоже, на вокзале не было подобных удобств. Одна из женщин подошла поближе, зашипела, словно разъяренная кошка, и снова отошла. Викки поспешно отпрянула. Да уж, не самое удачное начало дня.

«Я не боюсь. Я НЕ боюсь», — твердила она себе, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Она гордилась своим умением не показывать слабости, невзирая на провокации и бушующие в груди чувства. Она не плакала, когда дети в школе дразнили ее незаконнорожденной. Не расквасилась, когда мать в очередной раз отказалась рассказать об отце. И не проронила ни слезинки, когда Рассел, парень, с которым она встречалась, безжалостно растоптал ее чувства. Ну, может, не совсем так, но прямо сейчас она точно не будет рыдать.

Приободрившись, Викки прошла вперед и нашла стоянку такси, но без единой машины. Как далеко отсюда живет бабушка? И сколько будет стоить такси до касбы? Она достала из кармана почтовую открытку от Клеманс, полученную в ответ на письмо, которое Викки отправила на почтовый ящик. Касба дю Паради, и никакого адреса, только название и несколько слов текста.

С большим трудом обнаружив носильщика, Викки показала ему открытку. Носильщик знаком велел положить чемодан в запряженную осликом тележку. В ответ Викки только покачала головой и, чувствуя себя вконец взмокшей и разгоряченной, села на низкую стенку. Оставалось надеяться, что бабушка скоро появится.

Через какое-то время, показавшееся ей вечностью, к вокзалу с ужасающим грохотом и тарахтением подъехал допотопный мотоцикл. Загорелый молодой мотоциклист с суровым лицом, в синей бандане на голове, поднял табличку с нацарапанной там фамилией Боден. Викки с облегчением выдохнула и бросилась к нему.

— Ахмед Хасан, — сказал парень, протягивая руку. — Прости, что опоздал.

— Ничего страшного. Я ужасно рада, что ты уже здесь.

Привязав чемодан сзади к мотоциклу, Ахмед снял с шеи длинный черно-белый хлопковый шарф.

— Закрой рот и нос. И замотай голову. — Он сел в седло и пригласил Викки присоединиться.

Просияв от удовольствия, она завязала шарф сзади на шее узлом и села на мотоцикл. Приключение началось.

Ахмед запустил двигатель и, сделав круг по площади, помчался по аллее из палисандровых деревьев. Викки внезапно почувствовала необычайную легкость. Она в Марракеше. Она действительно в Марракеше и теперь едет на мотоцикле с совершенно незнакомым парнем. Что бы на это сказала мать? Издав победный возглас, Викки еще крепче уцепилась за Ахмеда.