Детакто. Хотеть прикасаться Дамир Майкенов читать онлайн бесплатно

Дамир Майкенов

Детакто. Хотеть прикасаться

Часть первая

«Процедурень»

Солнце трусливо пряталось за тучами. Порывистый ветер гнул лысеющие кроны редких в этой местности деревьев. Сорванная листва вихрем носилась по воздуху в танце с песком. Печально выли провода, напоминая о голодных волках, которых в лунные ночи иногда было слышно издалека. Скрипела колючая проволока, плотной и острой спиралью украшавшая высокие заборы по периметру. Раздавались грозные матерные выкрики, гудки, грохоты, свисты, совершенно не пугавшие местное воронье.

Казалось, именно здесь, в этом богом забытом месте, — у самой большой в области исправительной колонии строгого режима, — родилась эта промозглая, ветреная, жутко холодная осень, чтобы затем начать свое торжественное шествие по миру.

Грунтовая дорога, уходящая от одностворчатых железных ворот, криво взбиралась на холм вдалеке и исчезала за ним. По этой дороге в сторону исправительной колонии медленно шел одинокий человек в серой тюремной одежде. Он буквально волочил ноги, шатаясь от изнеможения, и часто спотыкался о дорожные ухабы. При неровной ходьбе руки его неконтролируемо болтались вдоль тела, словно у безвольной мягкой игрушки.

На сторожевой вышке прямо над тюремными воротами скучал уставший от однообразия снайпер-надсмотрщик. Он хмуро наблюдал за небольшой группой заключенных, возившихся с мусором на территории тюрьмы. Его цепкий взгляд внимательно высматривал потенциальную жертву, а руки, державшие винтовку наготове, будто только и ждали повода для рокового выстрела. Каждый раз, когда он представлял убегающую от его пули спину, его покрасневшие от недосыпа глаза вдруг загорались недобрым огоньком, а бескровные губы сжимались в тонкую дугу.

Надсмотрщику наскучили вялые и прилежные мусорщики. Он решил оглядеть местность и только сейчас неожиданно для себя заметил устало приближающегося путника.

— Это еще кто? — буркнул снайпер-надсмотрщик.

Он молниеносно вскинул винтовку, нацелил ее на дорогу и вгляделся в оптический прицел.

В перекрестии тонких черных линий он разглядел следующее. Изможденный человек вяло шаркал заплетающимися ногами. На нем отсутствовала обувь; с одной лодыжки сползал дырявый носок, вторая ступня вовсе была боса. Грязные изношенные штанины заканчивались у колен рваными лоскутами. От ширинки расползалось темное пятно. Нижние пуговицы рубашки были оторваны; один рукав держался на клочке ткани, готовый сползти на запястье. Волосы были взъерошены ветром, а иссохшее и морщинистое лицо с впалыми щеками казалось выпачканным в саже. Рот приоткрыт, потрескавшиеся губы дрожали от холода, а пустой взгляд не выражал ничего, кроме вины и глубокого отчаяния.

Надсмотрщик узнал приближающегося путника и не поверил своим глазам.

— Охренеть, — выдохнул он. — Бродяга, это ты?

Человек, которого действительно когда-то прозвали Бродягой, из последних сил подошел ближе к тюремным воротам.

— Стоять! Стреляю на поражение! — послышался сверху крик надсмотрщика.

Бродяга остановился, сделав последний неуверенный шаг чисто по инерции. Руки его продолжали безвольно висеть вдоль туловища. Выпачканные в грязи кисти с застывшими пальцами и отросшими ногтями болтались у бедер.

— Бродяга, ты ли это? — крикнул надсмотрщик.

Человек без сил рухнул на колени и, дрожа от холода, поднял умоляющий взгляд на сторожевую вышку.

— Это я-а-а, — в отчаянии завыл он.

— Изменился немного, я смотрю. Прямо не узнать тебя. Брови выщипал, что ли? — Надсмотрщик громко рассмеялся, довольный своей шуткой, но затем грозно добавил: — Ты чего обратно вернулся, бестолочь?

Бродяга в голос зарыдал:

— Пожалуйста, впустите меня! Примите меня назад, умоляю вас. Простите меня за все. Я хочу назад. Впустите обратно.

У надсмотрщика это вызвало лишь ухмылку.

Конечно, он понимал, что Бродяга обращался не к нему лично, а ко всем сотрудникам тюрьмы, кто мог его в этот момент слышать, но снайпер-надсмотрщик решил принимать его мольбу лишь на свой счет.

— Я ведь умру так, — продолжил рыдать Бродяга.

— Все мы когда-нибудь умрем, — ответил ему надсмотрщик.

— Я хочу есть.

— А в тюрьме сейчас обед, макароны! — с известным акцентом крикнул надсмотрщик.

— Я замерз.

— Не май месяц на дворе.

— Пожалуйста-а-а! — во всю глотку завопил Бродяга.

— Хватит тут орать, шизик. Иди отсюда.

— Помогите мне!

— Ты уже сделал свой выбор, идиотина. — Надсмотрщик будто бы потерял терпение. — Надо было раньше мозгами своими шевелить. Смотри, какой простор вокруг, свобода, красота. Ты же этого всегда хотел, да? Так что кру-угом и шагом марш отсюда!

Бродяга, захлебываясь в рыданиях, склонился, словно в намазе, и уперся лбом в холодную землю. Крупные слезы капали из его глаз и мгновенно впитывались в почву. Из носа текла простудная жидкость, но он не мог ее утереть. Руки его безвольно распластались по земле, словно у покойника.

— Пожалуйста, — проскулил Бродяга. — Помогите мне.

* * *

В это время в одной из аудиторий административного здания четверо мужчин нетерпеливо ждали одного заключенного. Трое из них сидели в ряд за длинным столом; двое первых были приглашенными членами специальной комиссии.

Слева буквально утопал за столом полненький краснощекий мужичок с добродушным лицом. Он с интересом перебирал и изучал бумаги, лежащие перед ним.

Второй мужчина был его полной противоположностью. Своей худобой и сутулостью он больше напоминал фонарный столб. Его длинная шея, казалось, вот-вот могла переломиться, не выдержав веса головы со всей рыжей шевелюрой. Большие очки с толстыми, словно лупы, линзами еще больше делали его похожим на уличный фонарь.

— Долго еще? — простонал он.

— Уже ведут, — ответил третий сидящий за столом человек. Это был главный врач исправительной колонии в своем неизменном белом халате и стетоскопом на шее. Его тут знали практически все. Помимо того, что заключенные при поступлении в тюрьму проходили у него поверхностное обследование, почти каждый из них через некоторое время попадал в лазарет из-за несварения желудка, разорванного ануса или сломанных ребер.

Четвертым присутствующим в аудитории человеком был сам начальник тюрьмы. Этот крепкий мужчина с суровым лицом вызывал уважение с первого взгляда. Выглядел он богато и элегантно, будто перед собственной свадьбой, не хватало только цветка на лацкане. Он стоял у широкого окна и наблюдал за Бродягой, который в это время молил надсмотрщика о милосердии у тюремных ворот.

— Что же вы все суки такие? — донесся до аудитории очередной крик Бродяги. — Помогите мне, пожалуйста! Я ведь умру так.

— Бродилин, мать твою, — процедил сквозь зубы начальник, — какого хрена тебя обратно принесло?

В этот момент дверь открылась, и в сопровождении надзирателя в аудиторию вошел заключенный. Им оказался грустный мужчина под сорок в серых тюремных штанах и рубашке; такого же цвета вязаная шапка была скручена на макушке. Он был криво острижен, но небрит; короткая соломенная челка торчала над широким лбом; взгляд его был усталый, но большие карие глаза выражали решимость и упрямство.

— Наконец-то, явился, — буркнул начальник. Он отошел от окна и сел у края стола рядом с тюремным врачом.

Заключенного подвели к одинокому стулу.

Он стянул шапку и решительно взял первое слово:

— Лавров Андрей Сергеевич. Личный номер: пятьдесят один десять, восьмой отряд. Статья сто пятая часть первая Уголовного кодекса, предумышленное убийство, невиновен, двенадцать лет.

На слове «невиновен» заключенный сделал особый акцент.

— Садитесь, Андрей Сергеевич, — сказал толстячок.

— Уже сижу, — недовольно буркнул Андрей, но послушно сел на заранее предоставленный ему стул.

— Как-то вы не по уставу представляетесь, Лавров, — упрекнул заключенного фонарный столб.

— Это верно, — согласился начальник. — Всегда вставляет заветное для него слово «невиновен». Мы пытаемся его отучить, но он, собака, настырный.

— Вы же знаете, я не согласен… — начал Андрей.

— Помолчи, не об этом сейчас речь, — перебил его начальник.

Толстячок рассматривал заключенного, будто пытался прочесть мысли и понять его внутреннее состояние.

— Двенадцать лет, значит? — спросил он. — Сколько из них вы уже отбыли здесь, Андрей Сергеевич?

Заключенный кивком указал на документы, лежащие на столе.

— Там в досье все написано.

— Мы читать умеем, не переживай. — Фонарный столб даже не пытался скрыть свою неприязнь к заключенному. — А вы здесь, чтобы отвечать на наши вопросы, а не подковырками бросаться. Учтите, именно от нас сейчас зависит, выйдете ли вы на свободу и когда выйдете.

Андрей сжал в руках шапку, будто хотел выжать из нее влагу. Сильные пальцы его чуть слышно хрустнули.

— Один год, три месяца, двенадцать дней, — покорно ответил он на вопрос.

— Значит, вам осталось еще… сколько? — поинтересовался добродушный толстячок.

— Десять лет, восемь месяцев и девятнадцать дней.

С улицы снова донесся вопль Бродяги:

— Пожалуйста-а-а, помогите мне! Черти поганые, будьте же вы людьми.

— Да что ж такое! — Начальник резко встал, чуть не опрокинув стул, и снова подошел к окну.