— Я лучше флейты, — шепнула, улыбаясь. — Она может только отозваться, но не станет играть сама…

И для начала потянулась к обветренным губам на странном, таком непривычном лице. Коснулась легонько и, не давая прижаться сильнее, качнулась назад лишь затем, чтобы провести кончиком языка по нижней губе любовника. Хочешь сыграть? Ладно, буду флейтой. Но не только ты умеешь играть на флейте чужого тела, Фьялбъёрн Драуг… И снова — к губам.

В этот раз отодвинуться уже не вышло. Прижав ее затылок ладонью, драуг ответил, раздвигая языком губы, лаская их изнутри, толкаясь вглубь. Все с той же мучительной неторопливостью окончательно завалил на постель, лег сверху, опираясь на локти по обеим сторонам плеч Йанты. Оторвался от губ… Посмотрел. Все это было так, словно они давние любовники, знающие друг друга до самых укромных уголков, самых тонких откликов тела. Так, словно они привыкли просыпаться в одной постели и вот так ласкаться, заботясь друг о друге больше, чем о себе.

Пытаясь отдышаться, Йанта смотрела в странные глаза: такие разные, но одинаково необычные. Узкий подбородок, орлиный нос, четко и правильно очерченные губы, что только что целовали ее. Шрам, уродующий красивое гордое лицо. И седые волосы, выбеленные то ли временем, то ли бедой.

— Что, нравлюсь? — услышала насмешливый шепот, несколько мгновений с трудом осознавая его смысл.

— Нет, — ответила она совершенно честно и добавила, глядя в мгновенно темнеющий грозой взгляд: — Когда нравятся — все иначе. А я, кажется, просто с ума сошла. Знаю же тебя всего ничего…

— Вороже-е-ея, — непонятным тоном протянул Фьялбъёрн и хищно ухмыльнулся. — Придется узнать получше.

Склонился, повел дорожку поцелуев от виска к уголку губ и, не касаясь их, снова к другому виску. Потом все-таки поцеловал в губы, глубоко, сладко, властно. Йанта, подчинившись, сама ласкала языком чужой язык и простонала рот в рот, когда пальцы чуть отодвинувшегося драуга снова толкнулись внутрь. Впрочем, толкнулись совсем легко, не пытаясь проникнуть вглубь, лишь намекая. И тут же Фьялбъёрн руку убрал, снова проведя по ее раскрывшемуся, готовому принять его лону своей возбужденной плотью, дразня, почти издеваясь.

— Давай уже! — взмолилась Йанта.

Нетерпеливо подалась навстречу. Раздвинула ноги, согнув в коленях и подтянув повыше. Но драуг не торопился. Снова погладил пальцем, затем, через пару минут томительно-сладких ласк внутри, добавил второй… Йанта облизнула губы, глядя в каменное лицо сверху. Только глаза жили на этом лице, причем оба: один смотрел в явном мире, другой — в магическом. Потянулась, обняла одной рукой за плечи, второй обхватила ниже. Погладила бугрящиеся под ладонями мускулы. Ахнула, когда жесткие, но ласковые пальцы задели самое чувствительное местечко, задержались там, нежными медленными движениями заставляя изнемогать от волн удовольствия.

— Как ты хочешь? — шепнул Фьялбъёрн, гуляя умелыми губами по подставленному ею с готовностью горлу. — Так или на животе?

— Все… равно, — выдохнула Йанта. — Только… скорее.

Усмешку драуга захотелось стереть с губ то ли оплеухой, то ли поцелуем — и она выбрала последнее. Прижалась, плавясь в широких надежных ладонях, притиснутая к постели, напряженная, как тетива перед выстрелом. Всхлипнула, чувствуя, как раздвигается ее плоть, но легкое неудобство тут же исчезло, смытое ощущением восхитительной заполненности.

В этот раз опять все было иначе. Не лихорадочно-горько и страшно, как в первый раз после боя, когда ее не любили, а спасали. Не безумно-отчаянно, когда во второй раз она пришла сама, чтоб заглушить тоску чьими угодно поцелуями, лишь бы рядом был хоть кто-нибудь. И даже не так, как было этой ночью: нежно, почти целомудренно — снова лекарством, а не любовью. Сейчас Фьялбъёрн, пожалуй, впервые брал ее по-настоящему. Медленно, очень медленно, давая привыкнуть, распробовать чужое тело, как до этого вкус поцелуев. Толкался внутрь до самого конца, замирал там на высшей точке полноты и еще медленнее скользил обратно, почти выходя наружу.

Вцепившись пальцами в каменные плечи, запрокинув голову, Йанта сначала кусала губы, чтобы молчать, потом и этого не смогла, потому что на каждом невозможно медленном толчке ее целовали, скользя между стиснутых губ кончиком языка, раскрывая их так же, как ее плоть внизу. Первый стон вышел приглушенным, а потом она сорвалась, уже в голос вскрикивая при каждом толчке и поскуливая на обратном движении. Если это могло на что-то быть похожим, то разве что на волны, качающие их прямо сейчас вместе с кораблем. Бесконечный прибой, раскаленный, тягучий, выбивающий дыхание вместе со стоном. Если бы драуг хоть раз толкнулся быстрее и сильнее, как ей теперь хотелось, все закончилось бы в тот же миг, но он тянул, не позволяя достичь вершины страсти слишком быстро — и за это Йанта одновременно ненавидела его и была безмерно благодарна…

— Мне нравится… как ты… стонешь, — послышался рваный шепот у ее губ.

И это оказалось последней каплей.

Вскрикнув, Йанта выгнулась, бесстыдно обхватывая ногами спину, качающуюся над ней в такт волнам. Выстанывая что-то невразумительное, извивалась в пределах той крошечной свободы, что позволили чужие руки, губы и тело. Насаживалась сама, изнемогая, теряясь в прибое сладких судорог, накрывших с головой, пока одна из них не скрутила ее целиком, так, что в глазах потемнело и воздух вокруг закончился.

Когда излился драуг, она даже не поняла. Просто очнулась, лежа в его объятиях, мокрая, беспомощная, хватающая ртом воздух. По внутренней стороне бедер стекало горячее, каюта пропахла ими обоими и тем, что в ней происходило, и это было совершенно правильно и восхитительно.

— Воды, — прошептала Йанта пересохшими губами. — Воды, полотенце, и где же ты такой раньше был, чтоб тебя…

Вместо ответа Фьялбъёрн протянул ей маленький кувшин, стоявший до этого у кровати. Подождав, пока напьется, плеснул остатками воды на полотенце, висящее у изголовья, парой умелых движений стер семя с ее ног, вытерся сам. Так же, не говоря ни слова, опять сгреб в объятия. Лежать, ощущая его всем телом, расслабившись и только сейчас полностью отдавшись, было странно и непривычно. Опять же, в прошлые разы ей либо было не до удовольствия, либо она засыпала сразу, как оглушенная, едва достигнув высшей точки. Пошевелившись, Йанта устроилась удобнее, положив подбородок между плечом и шеей любовника, обняла, прижалась, чувствуя, как ее волосы гладят и перебирают свободной рукой, пока вторая не дает отодвинуться — да она и не собирается, кстати.

— Спасибо, — сказала негромко и уточнила несколько мгновений спустя: — За шторм…

Вместо ответа драуг только обнял ее крепче, зарылся лицом в волосы.

— Можно спросить?

— Попробуй, — коротко отозвался Фьялбъёрн.

— Там, на палубе, когда я спросила, с кем ты был раньше, — не стоило, да?

— Да, — еще короче уронил драуг.

— Прости, — вздохнула Йанта, касаясь губами ямки на плече. — Мне жаль, правда…

— Мои призраки не приходят в шторм, — сказал драуг, и по голосу Йанта поняла, что его губы тянет злая усмешка. — Не знаю, к добру это или к худу. Пока нет призрака — есть надежда. Но от этого не легче.

— Они же не настоящие, — помолчав, то ли сказала, то ли спросила Йанта. — Не могут это быть они…

— Конечно, нет. Это только боль и вина, которые шторм тянет наружу из души. Сама поняла или почувствовала?

Йанта ухитрилась пожать плечами.

— Никто из них не сказал бы мне такого. Ни в одном из них не было… гнили. И если бы я могла уйти вместо любого…

— Да, — уронил драуг, крепче прижимая ее к себе. — Я верю.

Потом она все-таки задремала. И уже сквозь сон слышала, как корабль все сильнее качает из стороны в сторону, как, мягко и осторожно разомкнув объятия, драуг отодвигается, шуршит одеждой, как закрывается за ним дверь каюты.

* * *

Ворожея показалась на палубе часа через три. Фьялбъёрн не сразу ее заметил, разговаривая с плотником о ремонте после шторма. Волны-то, в отличие от призраков, были самыми настоящими. Повернулся — и увидел у борта знакомую фигурку. Что-то сказав Лираку и склонив голову, ворожея подала ему нож, и Лирак, ухмыльнувшись, забрал клинок. Дружески хлопнул девушку по плечу и повел куда-то. Надо же…

Впрочем, его небесный подарок неглуп и учтив, отчего бы ей и не поладить с командой. Если, конечно, те чуть придержат языки, а гостья не будет вспыхивать от каждого острого словечка. Хорошо еще, не видит, как пялятся все, мимо кого она проходит. Нельзя осуждать за это ребят — посмотреть есть на что. Легкими шагами ворожея скользила по палубе, словно не касаясь ее. Не ходит — танцует. А смоляную копну снова заплела, теперь в одну широкую косу немного ниже пояса.

Фьялбъёрн вспомнил, как выгибалось в его руках стройное, нежно круглящееся в нужных местах тело, как горела под поцелуями тонкая шелковистая кожа. И как его пальцы расплетали косы, распуская по голым плечам и спине… Передернул плечами, отгоняя видение, от которого сладко потянуло в паху — не хватало еще прямо на палубе всем показать такое. А ворожея опустилась на колени у борта, где при их первой встрече стоял проклятый богами и людьми веденхальтия.