Потом он спустился в подвал. Пахло сыростью, в одном углу стояли один на другом ящики с пивом, в другом — временно разобранный шкаф из «Икеи». Эблинг включил телефон. Два сообщения по голосовой почте. Но не успел он их прослушать, как телефон вновь задрожал: кто-то звонил.

— Слушаю.

— Ральф!

— Слушаю!

— Это что такое? — расхохоталась она. — Ты что, играешь со мной?

— В жизни не стал бы.

— А жаль!

Рука его задрожала.

— Ты права. Вообще-то я с удовольствием бы… С тобой…

— Так-так?

— Поиграл.

— Когда?

Эблинг оглянулся. Подвал этот он знал как свои пять пальцев, и даже лучше. Каждый из лежавших в нем предметов он принес сюда сам.

— Завтра. Скажи, где и когда. Я буду.

— Ты это серьезно?

— Вот сама и выясни.

На том конце он услышал глубокий вдох.

— В «Пантагрюэле». В девять. Бронь на тебя.

— Будет сделано.

— Но ты ведь понимаешь, что мы поступаем неразумно?

— А кого это волнует? — ответил Эблинг вопросом на вопрос.

Вновь расхохотавшись, она повесила трубку.

Той ночью он впервые после долгого перерыва прикоснулся к жене. Вначале она пришла в растерянность, затем спросила, что на него нашло и не пил ли он, но потом поддалась. Продлилось это недолго, но, пока он лежал на ней, ему казалось, что они заняты чем-то непристойным. Эблинг почувствовал, как ее рука колотит его по плечу: она задыхалась. Он извинился, но прошло еще несколько минут, прежде чем он выпустил ее и скатился на бок. Включив свет, Эльке укоризненно взглянула на него и удалилась в ванную.

Разумеется, ни в какой «Пантагрюэль» он не пошел и телефон на следующий день не включал, а в девять вечера смотрел с сыном по телевизору футбол; играла вторая лига. По телу его словно пробегали электрические разряды — чувство было такое, будто его двойник, представитель его самого в иной вселенной, в этот момент посещал дорогой ресторан, встречался с высокой, красивой женщиной, ловившей каждое его слово, смеявшейся его остроумным выпадам и то и дело будто нечаянно касавшейся его руки своей рукой.

Во время перерыва он спустился в подвал и включил телефон. Новых сообщений не приходило. Он подождал. Никто не звонил. Подождав полчаса, он выключил сотовый и пошел спать; делать вид, что его по-прежнему интересует игра, он был уже не в силах.

Сон не шел, и вскоре после полуночи он поднялся и босиком, в одной майке спустился опять в подвал. Включил телефон. Четыре сообщения. Но прежде чем он успел их прослушать, раздался звонок.

— Ральф, — сказал какой-то мужчина, — прости, что так поздно… Но дело важное. Мальцахер утверждает, что вы послезавтра встречаетесь. Проект под угрозой! Моргенгейм тоже обещал присутствовать. Ты ведь знаешь, что поставлено на кон!

— Какая мне разница, — ответил Эблинг.

— Ты что, с ума сошел?

— Вот и выясним.

— Нет, ты и впрямь сумасшедший!

— Моргенгейм блефует, — произнес Эблинг.

— А ты смелый человек, ничего не скажешь.

— Да, — ответил Эблинг. — Совершенно верно.

Только он было собрался включить автоответчик, как телефон снова зазвонил.

— Не стоило этого делать.

Голос ее звучал сдавленно и хрипло.

— Если б ты только знала, какой у меня был сегодня ужасный день.

— Не ври.

— Зачем мне врать?

— Ведь это все из-за нее! У вас ведь с ней… снова… наладилось, да?

Эблинг промолчал.

— Хотя бы признайся!

— Не говори глупостей!

Он задумался, какую из женщин, которых он знал теперь по голосам, та могла иметь в виду. Хотелось бы ему побольше знать о жизни Ральфа — ведь, в конце концов, в некоторой степени это была теперь и его жизнь. Чем он занимался, чем зарабатывал на жизнь? Почему кому-то доставалось все, а кому-то — ничего? Некоторым столько всего удавалось, а других преследовала неудача — но к личным заслугам это мало имело отношения.

— Прости, — тихо произнесла она. — С тобой иногда… бывает непросто.

— Знаю.

— Но ты… Ты не такой, как все.

— Хотелось бы мне быть как все, — произнес Эблинг. — Вот у меня это никогда не получалось.

— Значит, завтра?

— Завтра.

— Если ты опять не придешь, все будет кончено, так и знай.

Неслышно пробираясь наверх, Эблинг думал о том, существует ли Ральф на самом деле. Внезапно ему показалось совершенно невероятным, что где-то там он жил своей жизнью, занимался своими делами и ничего о нем, Эблинге, не знал. Возможно, судьба Ральфа была уготована ему свыше, а может, их жизни переплелись лишь по воле случая.

Вновь раздался звонок. Послушав лишь пару предложений, он рявкнул:

— Все отменить!

— Прошу прощения? — испуганно переспросила дама на проводе. — Но ведь он приехал специально, мы так долго работали над тем, чтобы эта встреча состоялась, чтобы…

— Я от него не завишу!

Интересно, о ком шла речь? Он бы многое отдал, чтобы это узнать.

— Еще как зависишь!

— Вот и посмотрим!

Его охватило доселе неведомое воодушевление.

— Если ты так считаешь…

— Да, именно так и считаю!

Эблинг с трудом мог удержаться от искушения поинтересоваться, о чем вообще шла речь. Он уже уяснил, что мог нести что угодно, если только не задавал никаких вопросов. Стоило ему о чем-нибудь спросить, как у собеседников сразу же возникали подозрения. Вчера та самая женщина, чей грубый голос ему так понравился, немедленно заявила, что он — не Ральф, стоило ему только попросить напомнить, как называлось то место в Андалузии, где они были летом три года тому назад. Видимо, таким образом ему ничего не удастся выяснить. Как-то раз он остановился у афиши нового фильма с Ральфом Таннером: на мгновение его посетила мысль, что у него мог оказаться номер известного актера, что вот уже неделю он общался именно с его друзьями, коллегами и любовницами. Голова у Эблинга пошла кругом. Исключать такую вероятность тоже было нельзя: голоса у них и впрямь были похожи. Но затем, покачав головой и усмехнувшись, Эблинг побрел дальше. В любом случае, долго это продлиться не могло. Он не тешил себя иллюзиями: рано или поздно ошибку должны были исправить, и тогда телефон умолкнет.

— А, это снова ты. Я не мог встретиться с тобой в «Пантагрюэле». Она ко мне вернулась.

— Кто, Катя? Ты хочешь сказать… вы снова вместе?

Кивнув, Эблинг записал имя на бумажке. Он предполагал, что женщину, с которой он говорил в тот момент, звали Карла, но не располагал достаточным количеством улик, чтобы рискнуть обратиться к ней по имени. Жаль, что нынче все уже утратили привычку представляться по телефону: поскольку номер высвечивался на экране, звонящий исходил из того, что собеседник уже в курсе, кто его беспокоит.

— Я тебе этого не прощу.

— Мне очень жаль.

— Чушь! Тебе ни капельки не жаль!

— Что ж, — усмехнувшись, Эблинг облокотился о стенку разобранного шкафа. — Может, и нет. Она просто потрясающая.

Собеседница принялась кричать на него, проклинать, угрожать, затем расплакалась. Но поскольку всю эту кашу заварил не он, а Ральф, Эблинг мог ни о чем не переживать. Он слушал ее, а сердце у него колотилось. Еще никогда в жизни он не был так близок со столь волнительной женщиной.

— Возьми себя в руки! — строго сказал он. — Ты прекрасно знаешь, ничего бы не вышло!

После того как она бросила трубку, он еще некоторое время стоял и его слегка пошатывало от волнения. Эблинг вслушивался в тишину, словно пытаясь уловить далекие всхлипы Карлы.

На кухне он встретил жену — и замер от удивления. На мгновение Эльке показалась ему пришелицей из другого мира, из какого-то сна, не имевшего ничего общего с реальной жизнью. Той ночью он вновь притянул ее к себе, а она, поколебавшись, снова поддалась. Лежа на ней, он представлял себе Карлу, совершенно беспомощную от желания.

На другой день, оставшись дома один, он впервые попробовал перезвонить на один из тех номеров, с которых с ним пытались связаться.

— Это я. Просто хотел поинтересоваться, все ли в порядке.

— Кто мне звонит? — спросил в ответ мужской голос.

— Это Ральф!

— Какой еще Ральф?

Эблинг быстро повесил трубку и набрал кому-то еще.

— Боже, Ральф! Я вчера пытался тебе… Пытался… Я…

— Помедленней! — произнес Эблинг, разочарованный тем, что на том конце провода вновь оказался мужчина. — В чем дело?

— Я так больше не могу.

— Ну так завязывай с этим.

— Выхода нет.

— Выход есть всегда, — не смог сдержать зевоту Эблинг.

— Ральф, ты что, хочешь сказать, что я… должен наконец за все поплатиться? Что надо идти до конца?

Эблинг принялся переключать каналы, но и тут ему не везло: по каждому либо играли разную народную музыку, либо показывали стругавших столешницы столяров и повторы сериалов восьмидесятых годов. Унылый репертуар для тех, кто после обеда дома. Почему он вообще смотрел телевизор, почему был дома, а не на работе? Могло быть так, что он просто забыл на нее пойти?

— Я проглочу целую пачку, так и знай!

— Валяй, глотай, — Эблинг потянулся за книгой, лежавшей на столе. Мигель Ауристус Бланкус «Путь Я к самому себе». Солнечный диск на обложке. Это его жена такое читала; Эблинг с отвращением отложил книгу в сторону.

— Тебе всегда везет, Ральф. Вечно все тебе достается. Ты не имеешь понятия, каково это — быть вечно вторым. Одним из многих. Человеком третьего сорта. Тебе это неведомо!