Э.

Энес

Считается, что те, кто лишен красоты, нуждаются в ней особенно остро. Когда красота становится дефицитом, то ее хочется все больше и больше. Будто аппетит просыпается, и теперь без этого деликатеса никак не обойтись. Великие художники, большинство из них, вышли из мест явно не украшенных золотом и патиной, а создавали шедевры: смогли увидеть и запечатлеть. Они писали блудниц, будто это были великие праведницы, нищих, будто они обладали всеми драгоценностями вселенной, калек, будто пышущих здоровьем юношей-вояк. Красоты так много вокруг, ее чересчур много, она везде, и никто от вас ее не прячет, разве только вы сами. Стоит лишь внимательнее присмотреться.

«А что делать, например, мне? Я живу в самом красивом городе в мире и, кажется, должен к этому привыкнуть. Я должен не замечать его красоты, и она должна восприниматься исключительно как данность», — думал иногда Энес, всматриваясь в Стамбул со своего балкона или какой-то террасы в кафе. Но разве это возможно? Разве это реально? Какая разница, где ты живешь, и что тебя окружает, если ты не способен увидеть красивое вокруг? Энес так не мог, не хотел и его «Инстаграм» ему в этом помогал.

Сейчас любой человек, у которого есть самый стандартный современный телефон с камерой, может фотографировать, хоть вслепую, и получать практически шедевр. Нужно только увидеть и рассмотреть. Видеть красоту — это навык, это труд. Это как карандаш, который, если не точить, пусть даже самым тупым лезвием, становится не способным нарисовать самое простое дерево. Хорошо, если тебя подготовили в детстве и заточили твой взор, дали тебе этот нож. А если нет, то учись сам: смотри, наблюдай, подмечай. Превращай каждое мгновение в фотокадр просто взглядом. Щелкай ресницами вместо затвора камеры. И, глядишь, что-то из этого получится. Зрением тебя наградила природа, нож тебе дали родители, а вот превратить взгляд во взор — будь добр сам. Иногда Энесу казалось, будто он сам часть какого-то полотна, которое пишет художник. Или же часть книги, героем которой он стал. Будто кто-то за ним все время подглядывает откуда-то из-за облаков и записывает каждый его шаг: то на облачной печатной машинке, то облачным карандашом в небесном альбоме с голубыми листами. Все хотят попасть на страницы с гравюрами, стать главой, а лучше томом книги. Обязательно какой-то приличной, выдающейся, переведенной на сотни языков мира, которая еще и попадет в руки султана. Никто не хочет стать участником чтива, пригодного только для растопки печи. Никто не хочет стать золой. В такие минуты он надеялся, что его писатель окажется хотя бы с минимальным даром, а его персонаж не будет поганым убийей и его ждет счастливый финал. Улыбнемся его/нашим этим грезам и не станем его/нас в них разубеждать.

Увидеть красоту в юной деве, утреннем цветке, старинной вазе в музее или крутом современном автомобиле — это просто. А вот найти ее там, где совершенно не ожидаешь, отыскать в самых неприглядных местах, заметить в самых грязных канавах или в чем-то совершенно обыденном и будничном — это талант или отличный навык. И каждый может стать его счастливым обладателем. Поверьте, он не тяготит, с ним гораздо легче, чем без него. Свои крылья не обременяют. Потом это превратится в привычку, которая станет верной красивой подругой.

Энес готовил кофе и рисовал узоры на взбитой пене, выкладывал выпечку на витрину, посматривал на часы, которые обычно игнорировал. У него их и не было, только на телефоне. Сегодня он собирался в маленькое путешествие. На красивый остров своего детства. Мой добрый герой, мы станем стягом и обязательно отправимся с тобой в это плавание. Мой отчаянный герой, мы станем колоннами, подставим свое плечо и постараемся услышать. Мой честный герой, мы станем немыми ветрами и не спугнем твоего рассказа.

Всегда, когда Энес хотел немного разворошить улей старых воспоминаний, он плыл на остров. А сейчас, с новым ощущением нового утра и жизни, ему эта поездка была просто необходима. Казалось, что он уже готов вернуться в прошлое, достать с чердака все то, что было так надежно упаковано и, как ему казалось, забыто навсегда. Ничего не забывается, особенно то, что так важно. Можно сделать вид, но чемоданы с воспоминаниями взорвутся сами собой, и в этот момент лучше быть в укромном и подходящем месте. Где-то на той территории, где взрыв этот не сметет. К нему нужно быть готовым любому, даже самому отважному герою. И происходило это обычно осенью, когда туристов на острове становится меньше, а мыслей становится больше.

Глава 2

Когда спустился первый туман

Часть 1. Счастье на каруселях

Эмине-ханым

В то далекое утро, за день того, как Эртугрул-бей исчез, Эмине-ханым, по обыкновению, проснулась пораньше. Нужно было успеть сварить кофе, обжечь язык, а затем разбудить Лале. Девочка спала в своей спальне отдельно от родителей, ведь ей было уже почти восемь лет. Прогоняя сон, Лале нехотя встала, бурча себе что-то под нос. Почистила зубы вишневой пастой — обычная щипала язык, умыла личико холодной водой, предварительно опустив в нее указательный пальчик. Одернула его. Поморщилась. Но тщательно прополоскала рот, как учила бабушка. Ей снова захотелось в постель. Она вернулась в комнату, споткнувшись спросонья о коляску для кукол. Она даже опустила голову на подушку. Но голос мамы с кухни, снизу, подгонял. Нужно было собираться. Лале причесала свои непослушные кудри щеткой и надела чудесное платье с ирисами. Отец привез его ей из Стамбула. Тогда оно было велико, но Лале подросла, и сейчас платьице стало впору, чем очень обрадовало всех. Сегодня она с мамой отправлялась на рынок, а это означало, что ей что-то достанется, что-то из обычных детских радостей, о которых мечтают все малыши. Даже если у них этих «радостей» уже складывать некуда, и их комнаты заполнены под завязку. Тем более, на остров приехал парк с невиданными аттракционами. И это раннее пробуждение с утренними мучениями стоили того, чтобы не досмотреть прекрасный сон и выбраться из-под теплого одеяла. Признаться честно, Лале не совсем понимала, что такое парк аттракционов. Она видела в мультиках карусели. Какие-то даже были на острове. Но чтобы целый парк, да еще не с одной, а с десятком. Эмине-ханым надела на дочь легкое пальто темно-зеленого цвета с синими карманами. В карман она сложила розовый носовой платочек и закрыла клапан на кнопку. В начале ноября дни становились прохладными, тем более у моря. Лале недавно простудилась и хоть уже выздоровела, мама все равно переживала. Пуговицы застегнули наглухо. Сама же Эмине-ханым взяла сумку для покупок на колесиках и оставила записку мужу.

«Джани, доброе утро. Мы с Лале отправились на рынок, а потом покатаемся на аттракционах в парке. Обязательно приходи туда, мы будем тебя ждать. Люблю».

В кухне, на столе под салфеткой, прятались блюдца с оливками, твердый сыр ломтиками и творог, йогурт, два вида джема: из апельсинов и инжира, суджук, хлеб, отварные яйца и сливочное масло — стандартный набор «кахвалси» (турецкого завтрака). Эртугрулу оставалось только заварить кофе. С этим он справится, сомнений у ханым-эфенди не было.

Эмине-ханым с дочерью вышли, тихо прикрыв дверь, чтобы та не издала противного скрипа. На улице пели птицы. Где-то каркала ворона. Они обошли дом с той стороны, где их сад заканчивался, и начинались холмы, затянутые плотным ковром сосен. Эти холмы высились прямо в центре острова, поэтому удобнее было обойти его вдоль пляжа. Мама с дочерью немного поднялись вверх по дороге на соседнюю улицу, где уже виднелись шатры и навесы рынка. Какое же удивительное и особое явление — рынок, тем более, восточный базар. Даже в одном этом названии прячется что-то волшебное, яркое, говорливое, пестрое, диковинное, шумное. Уличные торговцы на один день устанавливали свои высокие подпоры, натягивали тенты канатами разных цветов — оранжевые, красные, белые, синие. И выставляли под ними свои лотки с провизией. Да, тут были прилавки с разной одеждой, блестящими сувенирами, посудой для дома, какими-то кухонными штуковинами, всевозможными шампунями, порошками и моющими средствами, но все же основная часть рынка была отдана продуктам. Здесь особый культ еды. Каждая хозяйка по своему уникальному рецепту, передающемуся из поколения в поколение, готовит долму или пилав. И у каждой хозяйки он совершенно разный, не похожий. Возможно, тут дело не в самих рецептах или пропорциях, а что-то совершенно иное. В любом случае, для этого им постоянно нужны тонны свежих продуктов. А за ними необходимо отправляться только на рынок.

Тут, на разложенном сене, были целые горы помидоров с блестящими боками и огурцов с пупырышками на кожуре. Будто министры или советники паши, отражали свет идеально гладкие и такие серьезные баклажаны. Морковь кокетливо подмигивала и прятала взор в свои зеленые хвостики. Картофель строил сиреневые глазки и спорил с редисом, а нут все время пытался куда-то сбежать. Тут были раскладки с разными видами сыров — в головках и кусками; барханы творога, воздушный хлеб в румяной корочке, оливки и маслины, горох, домашний йогурт в лоханках, шампиньоны в сатиновых шляпах. Тут были оранжереи с зеленью, перемотанной цветными нитками — букеты душистой петрушки, укропа, кинзы, пастернака, базилика — куда же без него. Башни из лотков с яйцами — куриные, побольше, и совсем крошечные перепелиные в пятна. Были отдельные отделы, их всегда можно легко отыскать по запаху, с несколькими разновидностями свежей рыбы. Они развалились, вывернув красные жабры наружу, в своих серебряных панцирях чешуи. Коричневые, зеленые и розовые креветки жались друг к другу веерами на кусках льда, путаясь длинными усиками. Иногда тут можно было найти и готовую к посолу икру. А еще яблоки — спелые, сочные, крупные; зеленые, желтые и красные — с черенками и без. Их даже натирать не нужно было. Канареечные бананы и лимоны размером с кулак, волосатые киви в своих бородках. Темные, бордовые гранаты немного трескались и готовы были взорваться сладким соком. Спелый инжир, ароматные апельсины, мандарины — стандартной величины и мелкие с орех. Виноград нескольких сортов — круглый и вытянутый, с косточками и без, но обязательно с прозрачным блеском. В нем будто застревал свет. Эти гроздья напоминали жмени золота, розданные рукой щедрого султана. Обычно эти пирамиды из овощей и фруктов закрывали некоторых торговцев и от них оставались торчать только кепки или дым от сигареты. Продавцам требовались специальные подставки — деревянные подмостки, чтобы не утонуть в своем же изобилии товара. Раскладки были столь широки, что руками дотянуться продавец к покупателю не мог и подсовывал длинную палку с прикрепленной миской, в которую летели деньги и, если требовалась, сдача. Эта деревянная рука в метр-полтора несла то купюры, то пакеты с провизией. Торговец забрасывал ее как удочку в толпу громкого народа у прилавка и всегда тянул свою добычу. Тут было все необходимое хозяйке, чтобы ее семья была сыта и довольна. Это же турецкий рынок.

Конец ознакомительного фрагмента.