Хм. Я подняла брови, чувствуя, что разговор приобретает неожиданный оборот.
— Герои-люди? — переспросила я. — Вы имеете в виду обычных людей?
Хэджайм кивнул:
— Да, именно. Люди, обладающие человеческими чертами и качествами. Насколько они представлены в вашей библиотеке?
Я попыталась понять, что могло его насторожить. В его словах был налет беспокойства, и я почувствовала, что это не случайный вопрос. Внутри меня что-то щелкнуло, словно дверца к знаниям чуть-чуть распахнулась. Я нахмурилась. Нет, конечно, отца при дворе иногда называли обезьяной. Но это скорее из-за того, что мы не столь богаты и не настолько знатны, как императорской род, да?
— К чему это вы?
— О том, что люди — это меньшинство, второй сорт. Каждая прочитанная строчка это подтверждает.
— Не думаю, что кто-то в столице считает так, — мягко заметила я, но Хэджайм хмыкнул.
— Так что по книгам? Ни одной, верно?
— В основном книги рассказывают о приключениях ханъё. Они герои в своих историях, а люди часто выступают в роли злодеев, — нехотя ответила я.
Он кивнул, молча утверждая, что знал об этом.
— Интересно, — задумчиво проговорил Хэджайм. — Это создает определенное представление об обществе и его ценностях.
Мой взгляд упал на книги, в которые я углублялась, рисуя в уме образы ханъё, совершавших подвиги и сражающихся с врагами. Мир был полон их сказок, и я вспомнила многочисленные моменты, когда в мире литературы человек был не более чем персонажем второго плана.
Никто не писал о Звере с горы Юта, хотя он защитил свою землю и погасил мятеж. Но даже в том, что рассказал мне Хэджайм, красной нитью тянулась мысль: человек не был способен на такое. Это сделали ками гор. Это божественное вмешательство помогло ему победить, и только.
— Вероятно, я не обращала внимание на это, — призналась я, снова перебирая в уме книги. — Но почему вам это так важно?
— Вас встречают иначе, когда вы человек, — проговорил он, словно осознавая свои мысли вслух впервые. — В столице, может, дела обстоят иначе, но по пути в провинцию Ворона вас могут ожидать неприятные открытия…
— Я все еще не дала свое согласие, — сухо прервала я. То, что он разок меня смутил, еще ничего не значило. Я все еще помнила его дикий взгляд там, в вечерних коридорах моего дома, и то, как больно он схватил меня за руку. Хэджайм кивнул, отходя к полкам и перебирая пальцами по табличкам с названиями свитков.
— Разумеется. Я просто предполагаю. Вы — тепличный цветок, госпожа ши Рочи, вот что я понял. Вы выросли под опекой своего отца, почти не покидали дом, а вашим окошком в мир стали сказки, где люди плохие, а ханъё хорошие. Неудивительно, что вы оказались влюблены в зверолюдя, а на мое появление отреагировали так враждебно.
Мне не понравилось то, что он сказал. В этом было что-то пренебрежительное: будто он прокрутил меня со всех сторон, как какую-нибудь простенькую вазу, заглянул внутрь и обнаружил, что я пустая и мало для чего гожусь.
Еще больше мне не понравилось то, что он оказался на удивление проницательным человеком. Как и пристало генералу, конечно.
Мой стыд окончательно развеялся, сменившись раздражением. Я отвернулась.
— И еще я говорю это, потому что у провинции Ворона есть репутация. В эпоху Лиса, если вы знаете историю, людям не разрешалось селиться в столице. Их ссылали вместе с семьями и скотом в наши земли. А это суровое место. Горы и леса, мало места для полей. Люди голодали, умирали, но всем было на это плевать.
— Вы хотите сказать, что меня могут отвергать из-за того, что я человек? — спросила я, пытаясь скрыть свое беспокойство.
— Я просто хочу, чтобы вы были готовы к тому, что встретите, — он щелкнул длинным ногтем на мизинце по табличке и добавил в голос иронии. — И, возможно, расширили ассортимент своей лавочки.
В этот момент в книжную лавку зашел первый посетитель, и я с облегчением отвлеклась на обслуживание. Но не переставала думать о словах ши Тайра.
Какая глупая глупость. Наверняка он просто сгущает краски, чтобы я чувствовала себя нуждающейся в его защите. Меня ни разу не притесняли. Даже напротив! Я — госпожа ши Рочи, дочь верховного шамана самого Императора-Дракона, чистокровная, мне всегда говорили, что я — драгоценная жемчужина, редкость, фактически высший сорт среди других людей.
Вероятно, Хэджайм не зря упомянул о репутации южной провинции в эпоху Лиса. Надо будет почитать про это.
Возможно, он был прав, и воспитание в уединении действительно создало… скажем, искаженное представление о внешнем мире. Меня принимали за дитя, не знавшее жизни вне дворца. Я отпустила посетителя с парой свитков и стопкой чистой бумаги, передала оплату Томико.
Мой взгляд случайно встретился с темными глазами Хэджайма. Он улыбнулся, как будто понимая, что его слова поселились в моих мыслях.
Вернулась Амэя, принесла нам пару блюд из идзакаи [Идзакая — тип японского неформального питейного заведения, таверна.] неподалеку: холодный тофу в кунжутном масле, острые корни лотоса и куриные шашлычки. Я хотела было собираться домой, но после обеда посетителей стало больше, и мы провели в книжной лавке весь день. Работа нашлась даже Хэджайму — тот прекрасно справлялся с упаковкой заказов, а его мощная фигура явно интересовала многочисленных посетительниц.
Казалось, что план узнать что-то в столице провалился. О чем могли перешептываться посетители книжной лавки? О ценах на раритетные бамбуковые свитки [Бамбуковые свитки — здесь имеются в виду китайские цзяньду — связка бамбуковых дощечек, которые сворачивались на манер свитка, чем-то похожи на циновки.]? О героях романов? Об изречениях бородатых философов древности?
Мое ухо противоестественно, как у лисицы, дернулось, стоило мне услышать тихо-тихо сказанное:
— …бунт…
Что-то из книги? Или же… Я на мысочках пробралась за книжный шкаф, что полностью скрыл меня, и прильнула к полкам. Говорили две женщины.
— …говорят, так и не вернулся.
— Да слухи все…
— Госпожа Сузуки, слухи слухами, но туда направили гвардейцев! Опытных. Не тех, что у ворот красиво стоят.
— Может, просто проверяют.
— Дайме и раньше бунтовали. Но тот приказ о деторождении у людей, кажется, многим пришелся не по вкусу…
Что за закон? Я нахмурилась. Вот уж чем не интересовалась, так это всеми этими политическими скучными новостями о налогах на рис и прочее. Госпожа Сузуки, кем бы она не была, вдруг довольно неприятно хмыкнула.
— Так им и надо, как меня спросить. Одного детеныша им должно вполне хватить. А то плодятся, как муравьи…
Я закачалась и в какой-то момент слишком сильно оперлась на полку. Та заскрипела, подаваясь вперед вместе со мной, я не смогла восстановить равновесие и почувствовала, что падаю. Если бы рядом не оказалась Амэя, что придержала и меня, и груженный свитками и книгами шкаф, госпоже Сузуки было бы несдобровать. Служанка зло на меня цыкнула.
— Если у вас больше нет никаких дел, госпожа, то давайте собираться домой.
Госпожа Сузуки оказалась ханъё-волчицей, пожилой и, кажется, полуслепой. Но, проходя мимо со своей более юной хвостатой спутницей, она глянула на меня так, что я сразу поняла — конечно же она знала, что я подслушиваю. Слух у таких, как она, еще острее звериного. Мне стоило быть приветливой с каждой посетительницей, как бы они не относились к людям, но я смогла лишь нахмуриться.
Бунт дайме… Приказ о деторождении. «Детеныши» и «плодятся, как муравьи» и так часто сказанное мне на улице и во дворце другими ханъё «обезьяна», насмешливое прозвище отца — «обезьянка», чтобы это не казалось мне столь обидным… Все вдруг встало на свои места и сделалось неприятным. И не избавиться от этого так просто, как от запаха жареной рыбы, что пропитывает каждую деталь одежды, как от липкого сиропа на пальцах, как от соринки в глазу.
— Что за приказ о деторождении? — нашла я Хэджайма. Тот не удивился столь внезапному вопросу, но чуть понизил голос, словно говорил о чем-то постыдном.
— О, вот и первое неприятное открытие, о котором я вас предупреждал. Это новое указание от властей, — ответил он, прерывая свою работу над упаковкой заказов. — Контроль за рождаемостью. Людской, конечно. Ханъё плодятся редко.
Мне стало не по себе. Какая-то неведомая тревога прижалась ко мне, холодная и противная, как утопленник.
— Что это значит на практике? — спросила я, хотя страх вгрызался в мою грудь.
— Людям теперь нельзя заводить более одного ребенка мужского пола.
— Какая глупость! А что с теми, у кого уже есть дети? Ведь вы, господин ши Тайра, второй ребенок мужского пола, верно?
— К счастью, я уже не ребенок, — хмыкнул он. — Под приказ попадают дети до десяти лет. Вторые, третьи, четвертые сыновья забираются Драконьим войском. Что с ними будет дальше — неизвестно. Кто-то говорит, что их воспитают и отправят в Ханнь, где те станут сражаться с кочевниками на границах. Кто-то говорит, что они будут служить во дворце Императора и его приближенных, как евнухи.
Мои глаза расширились от удивления и ужаса. Впервые я сталкивалась с таким странным и жестоким указанием.
Наверно, это какая-то шутка. Зачем Императору делать подобное?
— Евнухи? — прошептала я, воспринимая эту новость с трудом.
Хэджайм кивнул, его взгляд выражал тяжелую грусть и сопереживание. Он кивнул посетителю, что ушел с упакованным им заказом, и я вдруг подумала, что он очень хорошо смотрится в роли управляющего этим магазином.