Руки сжимаю в кулаки. Только потом понимаю, что перестаралась. Ногти отпечатались на внутренней стороне до кровавых лунок.

— Почему ты передумала?

Облизываю красные губы. Правду ему не скажешь, но я не рассчитывала, что Исхаков будет выяснять причину.

От нашего разговора тошнит. Он выходит циничным. Готова услышать сумму в месяц, которую Демид будет переводить мне. Я же любовница.

— Считай, что я изначально этого и хотела. Когда специально уронила тарелку на твою рубашку, — сознаюсь.

Сейчас зверю нельзя врать. Лучше правды ничего нет.

— Все ждал, когда сознаешься, — говорит, как победитель, — но ты все равно недоговариваешь, Маша Иванова.

Бьет взглядом до самой души, и я теряю дар речи.

Мне хочется выкричать все, что болит внутри долгие годы, хочется прошипеть проклятия прямо в его губы. Дьявольски красивые и вкусные. Я помню наш поцелуй, а вкус его кожи растворился на моем языке, и никакое выпитое шампанское не способно его смыть.

Но больше всего мне сейчас хочется, чтобы этот зверь поцеловал меня.

— Поехали.

Сердце взрывается от такого простого слова. В голове гул, а мозг непонятная субстанция, за которую стыдно.

Не дожидаясь больше моего ответа, Демид идет в сторону гардероба.

Я медленно пропускаю воздух, сложив губы трубочкой, и прикрываю глаза, смаргивая слезы. И неровной походкой иду за зверем.

Что ж, Хелен, сегодня ночью будет сделан первый шаг. Исхаков, может, и заберет себе мое тело, но вот душу я ему никогда не отдам.

Глава 12. Маша

Исхаков живет в шикарной высотке, к которой просто так не подступить. Кругом охрана.

Когда мы проходим к лифтам через лобби, девушки с ресепшена сворачивают головы. Отчего я чувствую себя еще более в загнанном положении.

Звук каблуков разносится по огромному просторному помещению, а мне до тошноты хочется тишины и спокойствия.

Зверь больше не произнес ни слова, пока мы не переступили порог квартиры.

Понимаю, что мне нужно что-то сказать, как-то разрядить обстановку. В конце концов, это мое задание — заставить Демида зависеть от меня.

Но кто бы знал, как это трудно. В голове крутится сплошная банальщина вроде как поблагодарить за вечер и все в таком духе. Но я согласилась поехать к нему домой и стать его любовницей, а Исхаков был ничуть не удивлен. Благодарность — последнее, что стоит говорить ему.

— Располагайся, — коротко заявляет и удаляется в одну из комнат.

Подозреваю, в спальню.

По привычке, не разуваясь, прохожу к панорамному окну и замираю над видом. Сбоку замечаю электрический камин. И вот было бы здорово засесть у него с бокалом вина и любимой книгой. Или включить хороший, добрый фильм.

Стряхиваю с себя это непозволительное наваждение.

Я у зверя, в его логове. Здесь нет места мечтам.

Все вокруг холодное и бездушное. Но везде чисто и убрано. Будто никто и не живет.

— Осмотрелась? — раздается за спиной.

Я не слышала его шагов, он подкрался незаметно для меня. Меня сковывает по рукам и ногам его взгляд. Или так действует близость.

Хочется дышать, но легкие будто выдраны из тела. Чувствую только заведенное ненормальным ритмом сердце.

— Ты здесь живешь? — решаю спросить.

Мысль, что это вообще съемная квартира, куда он приводит своих любовниц, уничтожает меня изнутри как неизвестная современности болезнь.

— Временами… — уклончиво отвечает.

Демид делает шаг ко мне. Ощущаю свежесть геля и нотки цитруса. Исхаков только что из душа, и перед моими закрытыми глазами его мощное тело, покрытое каплями воды, застревающие в густой поросли его волос.

— Повернись.

Я коротко вбираю воздух, но ощущение, что задыхаюсь, не исчезает.

Зверь ловит мою реакцию, и… улыбается. Краешком губ. Ехидной, довольной улыбкой, от которой ребра ломаются.

Взглядом упираюсь в его грудную клетку. Демид одет только в спортивные штаны. Я могу детально рассмотреть его тело, но все еще не могу набраться на это смелости.

Исхаков заносит руку и касается моего лица. Аккуратно, но уверенно. Он уже знает, что владеет мной, потому что я дала свое согласие.

Пальцем вновь давит на губы, размазывая помаду. Я сглатываю, пропуская толчок в груди.

Живот наполняется звенящей энергией, которая мучительно пьянит.

— Разденься, — в очередной раз приказывает и отходит к дивану.

Страх парализует все тело до кончиков волос. Нервы натягиваются, как новенькие гитарные струны.

Не могу поднять руки и расстегнуть чертову молнию на платье.

Во рту давным-давно пересохло, а я, кажется, никогда не решусь попросить хоть каплю воды.

Исхаков сидит напротив, удобно расположившись на сером диване. В руке он крутит бокал с алкоголем. Сейчас мужчина подносит рокс к губам и делает довольно большой глоток.

Все его хозяйские действия плотно записываются на подкорку.

И все, что сейчас хочу, чтобы он напился и отключился. Забыл про меня и вообще про то, что я стою здесь как кукла на постаменте, надеясь стать незаменимой любовницей зверя.

Если бы только папа видел, на что решилась его дочь, он бы отказался от меня. И был бы, скорее всего, прав. Я падаю. Низко.

Когда пальцами все-таки нащупываю потайную молнию, веду «собачку» вниз.

Это единственный звук, который наполняет огромную комнату. Нет, еще звон льда в бокале зверя. Взгляд Исхакова впивается в мои плечи, по которым сползают лямки платья. Само платье уверенно летит в ноги.

Его лицо ничего не выражает. И я не могу понять, нравится ему то, что он видит, или… нет.

В квартире странная температура. Мне ужасно жарко, но я вся дрожу от холода. Жуткое состояние, учитывая, что зверь все видит: как мне неловко, какая я неуклюжая и стеснительная.

Но он продолжает смотреть, и… оценивать.

— Подойди ближе, — вибрирующие нотки и так низкого голоса еще больше заставляют тело дрожать. Кажется, только из-за них я и слепо исполняю его приказы.

Облизываю губы, снова коротко вдыхаю. Влажные глаза хочется прикрыть.

Остаюсь стоять перед Демидом в одних только трусиках. На ногах высокие каблуки. Поднимаю ногу, чтобы скинуть ненужный реквизит.

— Туфли оставь. Мне нравится.

Вновь подчиняюсь.

Зверь жадно рассматривает мою грудь. Между нами остался метр, но я ощущаю каждый цепкий взгляд.

Соски ноют. Они стали очень чувствительными. Если он до них дотронется, мне будет неприятно. Или, наоборот, я завою от желания.

Я вся покрыты мурашками, и только слепой не увидит, что меня потряхивает. Даже губы с размазанной помадой дрожат.

Глаза зверя непередаваемо черный и опасные, полные огня и возбуждения. Только они и выдают, что картинка Демиду нравится.

Не картинка, а я. Маша.

От взгляда, которым Исхаков трогает мою грудь, живот, бедра, лобок, между ног приятно стреляет, и я чувствую предательскую влагу. Как такое возможно? Мужчина ведь даже не касался меня, не целовал, не шептал нежности…

Сердце перекачивает десятки литров крови. Настоящий мотор.

Вижу, как Демид отпивает последний глоток виски из бокала и поднимается с дивана. Подходит ко мне и вновь смотрит. Смотрит, смотрит, смотрит. И ничего не говорит, кроме приказов.

От него исходит удушающая энергия, которая божественно пахнет. Но, просачиваясь в кровь, травит.

Зверь касается моей шеи, жестко фиксирует, снова делает взглядом акцент на губы. Я знаю, что он хочет, но пока не готова ему это дать.

Дальше очерчивает плечи и сжимает грудь. Довольно сильно, с выдохом, который больно жжет кожу. Большим пальцем надавливает на сосок и очерчивает ореолу.

Я была права. Соски стали чувствительными. А я всматриваюсь в его губы и хочу, чтобы он избавил меня от этих ощущений, захватив в рот острые вершинки.

Когда ладонь Исхакова доходит до впадинки пупка и движется вниз к лобку, прикрываю веки. Стон застревает в горле, я давлюсь им и зажимаю внутри.

Мне приятно все, что он сейчас делает. Каждое его гребаное властное движение. Как заколдовал, дьявол.

— Какой секс ты любишь? — не разъединяя взгляда спрашивает.

Глядит вглубь меня. В клетки встраивается и меняет их порядок.

Веду плечами, застопорившись на таком вопросе.

— Классический. Наверное.

— Ты не уверена? Ты… девственница? — легко спрашивает.

Открываю рот, чтобы ответить. Сбивает его взгляд. Едкий и колючий.

— Это… проблема? — коряво гну губы в усмешке. Неуместной и совсем не красивой.

— Нет, — бесстрастно отвечает.

Исхаков двумя руками фиксирует голову за шею, заставляя смотреть на него. Ответы свои ищет, до правды докапывается. Одной ведет по щекам и надавливает указательным и большим пальцами.

По поверхности тела струится ток силой в тысячи вольт, в воздухе пахнет соленой кожей. Мышцы внизу живота сжимаются от каждого взмаха его ресниц.

Долго молчит. Так, что нервы звенят от натяжения.

— Когда ты в следующий раз решишь накрасить губы красной помадой, будешь делать мне минет. Это понятно?

Медленно прикрываю веки и открываю. Я все поняла.

Его слова и просьба грубая. Застываю в нелепой позе, не вовремя вспоминаю, что помада на моих губах размазана, под глазами, наверняка, потеки туши от дикой жары, а спина покрыта липким потом.