Глава 30. Стас

Я тебе не послушный влюбленный мальчик. Выйдешь из машины — твой ромашковый тебя обратно повезет. Либо со мной остаешься, либо к нему валишь. Выбирай!

Стас.

Стою и жду лисицу у здания прокуратуры. Можно сказать, в тылу врага. Она должна была уже давно освободиться, и мне бы написать и спросить, но раз за разом находил причины не делать этого.

Как и не звонил. Телефон покалывает кожу. Экран постоянно загорается, и я смотрю на время.

Нервничаю, блин.

Пытаюсь понять, как я пришел к этому. В какой-то момент будто провалился в эти отношения, которые изначально были невозможны. И я знал, что они невозможны!

Мой озадаченный мозг битый час решает, когда зависимость от Белинской стала настоящей болезнью.

Я же сделал все, чтобы она возненавидела меня и проклинала. Получилось ровно наоборот. Лис вгрызлась в меня бульдожьей хваткой, а я как бы и рад этому. Кайф от этого получал и по капельке сам вгрызался в нее.

Должен жалеть, что сдался, а я, как дурак, все глаза стер, рассматривая входную дверь в прокуратуру.

Упрямая лисица! Твое упрямство только сердце мне заводит.

Девчонка выходит и летящей походкой спускается по лестнице. Юбка на ней еще такая вся воздушная, как зефир. Сердце замирает, и я по-идиотски улыбаюсь, рукой ей машу, надеясь, что заметит.

Лис тормозит, чуть не спотыкается. Расслабленная полуулыбка медленно сходит, вместо нее шок и неверие.

Сам замираю. В ушах звенит, не прекращая. Никогда не попадал в такие ситуации. Мне хочется подойти к ней и к себе прижать. Тесно-тесно. Чтобы ребра хрустели.

Тахикардия усиливается.

Походу, я здорово встрял с этой лисицей.

— Ты как здесь оказался? — сбивчиво спрашивает, когда мы все-таки встретились посередине пути.

Белинская то и дело оборачивается, на здание смотрит. Взгляд шальной, беглый.

Ей неуютно сейчас стоять со мной рядом. Гадкое чувство ненужности вновь разливается по венам. Только не от Сашки, только не от нее.

— К тебе приехал. За тобой, то есть.

Смотрю ей в глаза и страх читаю.

— Не надо. Уезжай, Стас.

— Не хочешь меня больше видеть? — горько шучу. Смешок вырывается короткий и нервный. — Сдаешься, значит?

Зависимость провоцирует ломку.

— Нет, что ты. Сейчас отец выйдет. Ему не нужно знать, что мы…

Саша недоговаривает. Входная дверь открывается, и на пороге показывается прокурор собственной персоной.

Выправка офицерская, взгляд профессионального снайпера. Первый выстрел в межбровье получил секунду назад.

Больно.

— За тебя боюсь, дурной, — шепчет так сладко, что мой страх улетучивается быстрее спирта с поверхности.

Губы растягиваются. Адреналиновый всплеск кружит голову, столько сил в себе чувствую, что горы свернуть могу. Чувство страха притупляется.

Хоть сейчас с места в карьер.

— Добрый вечер, — твердо, почти по-деловому здоровается Белинский.

Руку для приветствия не подает. Недостоин я.

— И вам добрый.

Прищуриваемся одновременно. Острый взгляд оценивает меня по только ему известным критериям, а я настырно позволяю ему это делать и ни на градус не сдвигаю свой взгляд.

Пусть оценивает.

Я — не мой отец.

— Вы по какому вопросу к моей дочери?

В горле чувствуются хрипы, но выглядеть малолетним мальчишкой не могу. От сгущающихся над головой туч становится очень темно. Того и гляди ливанет.

— Встречаюсь с ней. На свидание вот хочу забрать. Разрешите?

Если можно сощурить глаза еще уже, то прокурор это сделал. На меня смотрят узкие щелки ртутных глаз.

Красные ромашки, что ль, надо было купить?

— И куда?

Саша стоит ни жива ни мертва. Кожа белее белого, цвет губ как мел.

Мнение отца для нее важно. Она послушная дочь, а я… недостоин ее. Это так. Это гложет и не дает радоваться в полную силу.

— Послушай, Стас Аверин, у моей дочери есть молодой человек…

— Ромашковый который?

Атмосфера между нами снова меняется. Из тотально напряженной становится густой и опасной.

— Она же сожрет его. Лисица моя.

Усмехаюсь и чувствую, как лис схватила меня за руку и сжимает ладонь. Она у нее холодная еще такая, словно Сашка замерзла.

Ничего, сейчас в машину усажу, подогрев включу, и согреется. О другом способе стараюсь при ее отце не думать. Прокурор вмиг раскусит, а я для лис стараюсь стать правильным парнем.

— А я сожру тебя, если с Сашей что-то случится, — давит интонацией и своей энергией.

На мгновение становится очень тихо вокруг. Точно будет гроза.

На крыльце прокуратуры скрипит дверь и выходит, мать его, этот ромашковый.

Как чувствовал.

Кровь сворачивается при взгляде на него. Довольный, будто договорившись с отцом Сашки, она автоматом уже его.

Ревность раздирает когтями.

— С ней все будет в порядке. Обещаю, — не перемещая взгляда с василькового, отвечаю.

По телу разряды проходятся. От наших сцепленных рук, от разговора, от этого гребаного дождя, что все-таки льет с неба. Какое-то кино получается.

Ромашковый спешит к нам. Внутри радуется эгоистичная мразь — тот мажор, которым принято меня считать.

Завожу Белинскую за спину, чтобы даже не смел смотреть на нее.

— Если она из-за тебя… — прокурор останавливает свою речь. Да оно и не нужно, продолжение это. В жар бросает, если представить, что с Сашкой что-то может случиться.

— Я обещаю!

— Я запомнил, Стас Аверин.

Киваю.

Прохладный воздух остужает легкие, которые горят огнем. Ветер забирается за спину, она сплошь покрыта потом.

Шагаю в сторону, утягивая за собой лисицу. Щелчок — машина открыта. Помогаю сесть Белинской. Вижу, как трясутся мои руки.

Тремор, как у старика.

Встреча с прокурором ни в чем не уступает встрече с отцом. Только сейчас, несмотря ни на что, я чувствую, что мы разговаривали на равных.

Да, Белинский меня презирает, не понимает, да он вообще против меня как парня для его дочери, но я ни на секунду не чувствовал себя пустым местом.

Прокурора вместе с его ромашковым оставляем позади. Лисица сидит и молчит, смотрит в одну точку.

Клянусь, если она сейчас остановит меня, то это будет наша последняя встреча. Потому что сейчас на стол перед ней и ее отцом выложил свои карты. Почти все.

В груди кочергой горящие поленья горят, заполняя меня углекислым газом до отравления. От чувств больно, ощущения топят.

Ее упертость довела до того, что я не могу без нее. И бесит до рези, и от зависимости уже невозможно вылечиться.

— Ты правда на свидание меня везешь?

— Нет, — тут же отвечаю.

Перекрещиваем взглядами. Снова этот удар. Сердце поражает.

— А куда?

Давлюсь смехом. Несмотря на дождь, мне сейчас очень хорошо. Ехать бы и ехать вперед.

— Разве это важно, когда…

Лисица качает головой и поворачивается ко мне корпусом.

На ней какая-то полупрозрачная блузка, где я фиксирую очертания лифчика. Ромашковый, как пить дать, пялился на него. Желание вырвать его глаза, а потом провести лоботомию, чтобы забыл все на хрен.

— Поехали ко мне? — серьезно спрашиваю.

Сашка открывает рот и втягивает воздух. Красивая сейчас. Как ее можно обидеть-то?!

— Потом вызовешь мне такси? — с грустью говорит и смотрит, не моргая.

В душе мрак. Если бы не отец тогда, она бы осталась со мной в ту ночь. А больше мы ни разу и не спали вместе. Секс был. Охрененный, незабываемый, крышесносный.

Теперь обнимать ночью хочу ее. Она вон мерзнет постоянно. Как одна в постели без меня-то? Поди, под двумя одеялами спит.

— Ни за что. Со мной останешься. До утра.

— Тогда мороженое купи. Жуть как хочу. Клубничное.