Глава 30. Стас
Я тебе не послушный влюбленный мальчик. Выйдешь из машины — твой ромашковый тебя обратно повезет. Либо со мной остаешься, либо к нему валишь. Выбирай!
Стас.
Стою и жду лисицу у здания прокуратуры. Можно сказать, в тылу врага. Она должна была уже давно освободиться, и мне бы написать и спросить, но раз за разом находил причины не делать этого.
Как и не звонил. Телефон покалывает кожу. Экран постоянно загорается, и я смотрю на время.
Нервничаю, блин.
Пытаюсь понять, как я пришел к этому. В какой-то момент будто провалился в эти отношения, которые изначально были невозможны. И я знал, что они невозможны!
Мой озадаченный мозг битый час решает, когда зависимость от Белинской стала настоящей болезнью.
Я же сделал все, чтобы она возненавидела меня и проклинала. Получилось ровно наоборот. Лис вгрызлась в меня бульдожьей хваткой, а я как бы и рад этому. Кайф от этого получал и по капельке сам вгрызался в нее.
Должен жалеть, что сдался, а я, как дурак, все глаза стер, рассматривая входную дверь в прокуратуру.
Упрямая лисица! Твое упрямство только сердце мне заводит.
Девчонка выходит и летящей походкой спускается по лестнице. Юбка на ней еще такая вся воздушная, как зефир. Сердце замирает, и я по-идиотски улыбаюсь, рукой ей машу, надеясь, что заметит.
Лис тормозит, чуть не спотыкается. Расслабленная полуулыбка медленно сходит, вместо нее шок и неверие.
Сам замираю. В ушах звенит, не прекращая. Никогда не попадал в такие ситуации. Мне хочется подойти к ней и к себе прижать. Тесно-тесно. Чтобы ребра хрустели.
Тахикардия усиливается.
Походу, я здорово встрял с этой лисицей.
— Ты как здесь оказался? — сбивчиво спрашивает, когда мы все-таки встретились посередине пути.
Белинская то и дело оборачивается, на здание смотрит. Взгляд шальной, беглый.
Ей неуютно сейчас стоять со мной рядом. Гадкое чувство ненужности вновь разливается по венам. Только не от Сашки, только не от нее.
— К тебе приехал. За тобой, то есть.
Смотрю ей в глаза и страх читаю.
— Не надо. Уезжай, Стас.
— Не хочешь меня больше видеть? — горько шучу. Смешок вырывается короткий и нервный. — Сдаешься, значит?
Зависимость провоцирует ломку.
— Нет, что ты. Сейчас отец выйдет. Ему не нужно знать, что мы…
Саша недоговаривает. Входная дверь открывается, и на пороге показывается прокурор собственной персоной.
Выправка офицерская, взгляд профессионального снайпера. Первый выстрел в межбровье получил секунду назад.
Больно.
— За тебя боюсь, дурной, — шепчет так сладко, что мой страх улетучивается быстрее спирта с поверхности.
Губы растягиваются. Адреналиновый всплеск кружит голову, столько сил в себе чувствую, что горы свернуть могу. Чувство страха притупляется.
Хоть сейчас с места в карьер.
— Добрый вечер, — твердо, почти по-деловому здоровается Белинский.
Руку для приветствия не подает. Недостоин я.
— И вам добрый.
Прищуриваемся одновременно. Острый взгляд оценивает меня по только ему известным критериям, а я настырно позволяю ему это делать и ни на градус не сдвигаю свой взгляд.
Пусть оценивает.
Я — не мой отец.
— Вы по какому вопросу к моей дочери?
В горле чувствуются хрипы, но выглядеть малолетним мальчишкой не могу. От сгущающихся над головой туч становится очень темно. Того и гляди ливанет.
— Встречаюсь с ней. На свидание вот хочу забрать. Разрешите?
Если можно сощурить глаза еще уже, то прокурор это сделал. На меня смотрят узкие щелки ртутных глаз.
Красные ромашки, что ль, надо было купить?
— И куда?
Саша стоит ни жива ни мертва. Кожа белее белого, цвет губ как мел.
Мнение отца для нее важно. Она послушная дочь, а я… недостоин ее. Это так. Это гложет и не дает радоваться в полную силу.
— Послушай, Стас Аверин, у моей дочери есть молодой человек…
— Ромашковый который?
Атмосфера между нами снова меняется. Из тотально напряженной становится густой и опасной.
— Она же сожрет его. Лисица моя.
Усмехаюсь и чувствую, как лис схватила меня за руку и сжимает ладонь. Она у нее холодная еще такая, словно Сашка замерзла.
Ничего, сейчас в машину усажу, подогрев включу, и согреется. О другом способе стараюсь при ее отце не думать. Прокурор вмиг раскусит, а я для лис стараюсь стать правильным парнем.
— А я сожру тебя, если с Сашей что-то случится, — давит интонацией и своей энергией.
На мгновение становится очень тихо вокруг. Точно будет гроза.
На крыльце прокуратуры скрипит дверь и выходит, мать его, этот ромашковый.
Как чувствовал.
Кровь сворачивается при взгляде на него. Довольный, будто договорившись с отцом Сашки, она автоматом уже его.
Ревность раздирает когтями.
— С ней все будет в порядке. Обещаю, — не перемещая взгляда с василькового, отвечаю.
По телу разряды проходятся. От наших сцепленных рук, от разговора, от этого гребаного дождя, что все-таки льет с неба. Какое-то кино получается.
Ромашковый спешит к нам. Внутри радуется эгоистичная мразь — тот мажор, которым принято меня считать.
Завожу Белинскую за спину, чтобы даже не смел смотреть на нее.
— Если она из-за тебя… — прокурор останавливает свою речь. Да оно и не нужно, продолжение это. В жар бросает, если представить, что с Сашкой что-то может случиться.
— Я обещаю!
— Я запомнил, Стас Аверин.
Киваю.
Прохладный воздух остужает легкие, которые горят огнем. Ветер забирается за спину, она сплошь покрыта потом.
Шагаю в сторону, утягивая за собой лисицу. Щелчок — машина открыта. Помогаю сесть Белинской. Вижу, как трясутся мои руки.
Тремор, как у старика.
Встреча с прокурором ни в чем не уступает встрече с отцом. Только сейчас, несмотря ни на что, я чувствую, что мы разговаривали на равных.
Да, Белинский меня презирает, не понимает, да он вообще против меня как парня для его дочери, но я ни на секунду не чувствовал себя пустым местом.
Прокурора вместе с его ромашковым оставляем позади. Лисица сидит и молчит, смотрит в одну точку.
Клянусь, если она сейчас остановит меня, то это будет наша последняя встреча. Потому что сейчас на стол перед ней и ее отцом выложил свои карты. Почти все.
В груди кочергой горящие поленья горят, заполняя меня углекислым газом до отравления. От чувств больно, ощущения топят.
Ее упертость довела до того, что я не могу без нее. И бесит до рези, и от зависимости уже невозможно вылечиться.
— Ты правда на свидание меня везешь?
— Нет, — тут же отвечаю.
Перекрещиваем взглядами. Снова этот удар. Сердце поражает.
— А куда?
Давлюсь смехом. Несмотря на дождь, мне сейчас очень хорошо. Ехать бы и ехать вперед.
— Разве это важно, когда…
Лисица качает головой и поворачивается ко мне корпусом.
На ней какая-то полупрозрачная блузка, где я фиксирую очертания лифчика. Ромашковый, как пить дать, пялился на него. Желание вырвать его глаза, а потом провести лоботомию, чтобы забыл все на хрен.
— Поехали ко мне? — серьезно спрашиваю.
Сашка открывает рот и втягивает воздух. Красивая сейчас. Как ее можно обидеть-то?!
— Потом вызовешь мне такси? — с грустью говорит и смотрит, не моргая.
В душе мрак. Если бы не отец тогда, она бы осталась со мной в ту ночь. А больше мы ни разу и не спали вместе. Секс был. Охрененный, незабываемый, крышесносный.
Теперь обнимать ночью хочу ее. Она вон мерзнет постоянно. Как одна в постели без меня-то? Поди, под двумя одеялами спит.
— Ни за что. Со мной останешься. До утра.
— Тогда мороженое купи. Жуть как хочу. Клубничное.