— Но не запрещаешь…

— В какой-то момент ты сама поймешь или увидишь… Жестоко, но, зная тебя, ты бы не отступила, пока не получила желаемое. Я же твой папа, малыш, — чуть смягчается.

Мне не легче. Даже хуже становится от его слов. Под ребрами рождается волнение и какое-то неприятное чувство, что я обманываю папу.

— Нет ни одного шанса, что ты смягчишься по отношению к Аверину? — с надеждой спрашиваю и опускаю ладонь на совсем еще плоский живот.

Господи, хоть бы у него было все хорошо. Монтекки и Капулетти какие-то!

Обещаю себе завтра же записаться к врачу.

— Ни одного, Сашуль. И я очень надеюсь, что в скором времени ты сама сделаешь верные выводы.

— Ты же не будешь ставить меня перед выбором? — неуверенным голосом спрашиваю.

Новая волна усталости сбивает с ног.

— Давай, Сашка, не дури и приходи вечером домой. По-семейному посидим.

По-семейному — это он Мишу имеет в виду?

Понимаю, в кого я вышла такой упрямой. Отец мягко гнет свою линию. Не будь у меня к Стасу все серьезно, я бы… прогнулась. Как ни крути, но родители имеют над нами власть. По крайней мере, сейчас. В этот самый момент я жутко не хочу разочаровать отца, не хочу с ним ссор, но и Аверина оставить не могу.

Тупик, выходит. Конкретный такой.

— Постараюсь, но не обещаю.

— Вот и славно. Вот и хорошо!

Осадок после разговора с отцом не дает мыслить здраво. Постоянно возвращаюсь к нему.

Настроение падает, желание идти на выпускной с Авериным тает. И платье уже не нравится, и туфли кажутся тесными и неудобными.

А когда моя семья узнает о моей беременности, какой скандал разгорится? Ой, мамочки…

Как назло, от Стаса ни одного звонка. Да и не смогла бы я вывалить на него мои переживания по поводу отца. Хотя, думаю, он прекрасно обо всем догадывается.

Снова ополоснувшись под душем, надеваю вечернее платье, наношу макияж, делаю несколько «пшиков» духами. Понимаю, что от любимого запаха становится дурно.

В голове делаю зарубку выкинуть их на фиг.

От Аверина по-прежнему ничего. Как в воду канул. Мне же нервничать нельзя, читала, а я как на пороховой бочке сижу и постоянно кошусь на телефон.

Самой отправить сообщение не спешу. Внезапно гордой стало и чрезмерно обидчивой.

Выезжаю к Стасу на такси.

Всю дорогу маюсь и постоянно достаю телефон, проверяю. Внутри что-то странное происходит. Крутится постоянно, твердеет. Мышцы в напряжении.

Пока я жду, когда меня эта машина довезет уже до дома Стаса, успела надумать кучу вариантов, почему Аверин не прислал ни одного сообщения.

Конечно же, все они окажутся глупыми. В итоге Аверин либо проспал, либо занимается какими-нибудь делами. А может, сюрприз какой готовит?

Ух, руки дрожат. Не чувствую ничего.

Иду к подъезду быстрыми шагами. Внутри ноющее ощущение как предчувствие.

— Саша! — окликает кто-то сзади.

Я как в замедленной пленке притормаживаю. Дыхание с шумным толчком покидает тело.

Сейчас день, но на улице никого. Жара. Все прячутся под кондиционерами. Как некстати.

— Рамиль, привет, — голос дрожит. Я вся дрожу.

— Так понимаю, ты к Стасу? В гости?

Осматриваюсь по сторонам, лишний раз убеждаясь, что стою с Рамом один на один. Неприятные, холодные мурашки рассыпались по спине как бисер.

— Именно. Спешу, извини.

Разворачиваюсь на мысочках, но парень перехватывает меня под локоть и с силой разворачивает к себе. Впечатывает в крепкое тело с глухим звуком.

От него пахнет горькими сигаретами. Господи, ненавижу этот запах. И Рама тоже.

— Его нет дома, — говорит мне в губы и постоянно опускает на них мутный взгляд.

Мерзко.

— А где он? — сглотнув, спрашиваю.

Глаза Рама слишком темные, чтобы понять, какого они цвета. Мне кажется, он не просто много курил, он что-то еще употреблял. Смотрит странно.

— Не знаю. Думал, ты мне подскажешь. Разговор к нему есть. Серьезный, — с коротким хмыком отвечает и облизывает губы. Они у него стали узкими и некрасивыми. Или зрение меня подводит. Когда боишься, все вокруг кажется странным и опасным. Непередаваемо ярким до рези в глазах.

Именно такой Рам сейчас для меня. Неужели в день знакомства он показался мне симпатичным? Или тогда он был… другим?

— Послушай, Рамиль, я тоже не в курсе. Сама его ищу. Мы должны ехать к нему на выпускной.

— Поедешь, поедешь… — голос низкий, подозрительный.

Липкая паутина стягивает от его тона. Жара плавит мозг. Давление на меня максимальное.

— Пойдем, прокатимся. А мажор нас найдет, — хватка на локте кажется раскаленными щипцами. Отпечаток его пальцев остается на кости.

Попытка вырвать руку ничем не заканчивается. Лишь остановкой моего дыхания и вспышками перед глазами. Страх вселяется и диктует подчиниться.

— Вот и хорошо, Сашенька.

Машина у парня какая-то раздолбанная, по сравнению с тем, какой я видела ее в последний раз. А внутри неприятно пахнет кислотой и брожением. Словно пиво кто-то разлил.

Желудок завязывается в узел и пытается вырваться через горло.

Сильно тошнит. Боюсь. Очень.

— Сейчас прокатимся до одного места. Будешь умничкой, все будет хорошо. Договорились?

Глава 34. Стас

— И сколько времени будешь играть?

Веду плечами. Сложный вопрос. Лисица не как все эти дуры, которые меня окружают. Но так даже интересней.

— Не знаю. Месяц. Два.

Рамиль скалится, но принимает правила. А мы знаем, чем грозит нарушение правил — дисквал.

Стас.

В кабинете отца по-прежнему темно и пахнет сигарами. Стойкая горечь ползет по языку к горлу, и хочется чем-то запить противный вкус.

— Явился? Еще и в костюме?

— У меня выпускной.

Экран телефона в руках загорается, и я смотрю на время. Его мало.

— Да знаю, — отмахивается.

Мать стоит в дверях, и ей все равно на наш с отцом диалог, на мой праздник, на мою дальнейшую жизнь. На лице, кроме косметики, ничего нет. Хотя нет, все же есть: безразличие.

Одиночеством пропитывается каждый орган.

— Через неделю ты едешь в Питер. Обо всем я уже договорился. Свадьба состоится в августе. Анваровы занимаются подготовкой.

Как молотом бьет по голове. Каждое его слово хуже гвоздя.

— Без меня, отец, — самоуверенно отрезаю.

Сложно.

Глазами въедаюсь в его лицо. Отец густо краснеет. Это заметно даже в его темном кабинете. Хоть бы жалюзи приоткрыл. На улице лето, тепло, солнце. Сидит, как вампир какой-то.

— Что ты задумал, Стас? — говорит, как выплевывает пережеванную жвачку. Становится противно.

— Хм… Жить свою жизнь. По своим правилам, — твердо отвечаю, не смещая взгляда. Я же сильный противник?

Внутри холод, сменяющийся неперевариваемым жаром.

— Я не женюсь, пап. И в Питер не поеду, — добавляю и убираю руки в карманы.

Тело закостенело. Двинуться не могу и держусь на одном сердечном ритме. Оно шарахает, как ливень по крыше. Без пауз и перерывов. А дыхания и вовсе не хватает.

— Из-за нее все? — брезгливо спрашивает и отворачивается, словно я стал ему противен. Зараза, засевшая в крови. — Ее зовут Саша, — эхо отталкивается от стен. Имя Белинской повторяется несколько раз как заклинание.

— Ты разве не понимаешь, что она дочь прокурора? — подходит быстро и говорит, брызжа слюной, — никакое дело не построишь, когда по правую руку от тебя та, кто сдаст тебя в любую секунду. Все эти святоши в погонах, что топят за правду и закон.

Отец зол. Кипит, как старый чайник.

Раздражает. Но реакция его радует. Еще, значит, можно задеть чем-то старика.

— А ты разве не на стороне закона? — чуть смеясь, спрашиваю.

Не хочу провоцировать, но по-другому не вышло. Как же много мне хочется ему высказать о его правде.

— Сопляк ты еще, — отмахивается.

— Который больше не будет плясать под твою дудку, пап. Хватит!

Сам закипаю.

Находиться в этом доме с каждым разом становится все сложнее. Постоянно холодно, мрачно и тихо. И вечное ощущение, что меня здесь не ждут. Как лишний элемент, от которого нужно поскорее избавиться.

— Ты же в курсе, что я могу с тобой сделать, если ты откажешься выполнять…

— Твои приказы?

Рубашка стискивает грудную клетку как жгут. Легкие всмятку, ребра с трещинами.

Моя уверенность тает. Знаю ведь, на что способен отец ради своих планов.

— Мам, может, ты хоть что-то скажешь? Хоть слово? Наконец? — поворачиваюсь к матери и спрашиваю практически без пауз.

Кричать хочется и рвать на себе одежду. Вот она самая настоящая клетка, которую в жизни со стороны не увидишь. Прутья стальные, не перегрызть, как ни пытайся.

Мама глубоко вздыхает и бросает короткий взгляд на отца.

— Делай, как тебе сказал отец, Стас.

Звучит выстрелом. Еще слышу лязг железа — клетка захлопнулась.

— Нет, — шепчу и головой мотаю, — нет, нет…

Смотрю то в лицо матери, то на спину отца. Ладони сжаты в кулаки. Было бы возможно, сжимал бы их сильнее, пока рука не отнимется.

Пытаюсь вспомнить хоть что-то хорошее из детства, чтобы зацепиться за это и уверить себя в том, что меня хоть немного, но любят.

Пусто. Нет воспоминаний. Ни одного.

Мама устало опускается на диван и рассматривает свои ногти. Отец делает вид, что меня уже здесь нет. Приказ издан, озвучен. Следовательно, он ждет слепого подчинения.