— К чему ты эту историю рассказал? — не поняла я.
— Прекрасно знаю территорию вокруг психушки и административного корпуса, — пояснил Семен, — кладбища там никогда не было.
— Умерших хоронили в общей могиле в Пасюкино, — добавил Кузя, — я нашел сведения о захоронениях.
— Я видела большой камень, — упорно твердила я, — дата золотом сияла: тысяча семьсот десятый год, еще маленькие такие надгробия чуть дальше виднелись, на них кресты нарисованы. Но к ним я не подходила, потому что труп нашла.
— Ты обозналась, — хором заявили мои собеседники.
Но я твердо стояла на своем.
— Нет. На валуне кроме цифр еще фамилия была. Имя. Отчество.
— Какое? — полюбопытствовал Сеня. — Назови.
Глава 8
— Не помню, — расстроилась я, — не русская какая-то. Имя нераспространенное. Забыла! Но можно туда еще раз сходить и посмотреть.
— Сходим завтра к этому камню? — осведомился Кузя.
Я промолчала. Ни малейшего желания не испытываю вновь гулять по лесу. Я не трусиха, просто не хочется.
— Погоста никогда не было, — продолжал Собачкин. — Кто лучше знает? Ты или я, который детство в Ложкине провел?
— Когда в последний раз ты там был? — спросила я.
— Очень давно, — признался Семен, — после истории с сигаретами мама пообещала мне, если я еще раз появлюсь на территории клиники или вообще в лесу, она меня отправит к бабке жить, к матери моего покойного отца, куда-то за Урал. Я старуху никогда не видел, испугался и перестал бегать к лечебнице. Хорошо знал — мать слов на ветер не бросает. Застукает меня, и лететь мне к незнакомой старухе. Мама нервничала, что она целыми днями на работе, а сын без присмотра. Но я больше никогда не воровал, учился хорошо, на олимпиаде победителем стал, поступил в МГУ. Отлично знаю: кладбища нет!
— Есть! — зашипела я.
— Ладно, давай поспорим, — предложил Сеня, — на обед в ресторане у Фреда.
— Там дорого, — предостерегла я, — очень большой счет всегда.
— Ага, — заликовал Собачкин, — боишься проиграть!
— Нет, беспокоюсь о твоем кошельке, потому что уверена в своей правоте, — возразила я.
— Завтра вместе сходим туда и узнаем, кто прав, — договорил Сеня.
— Пока вы вели себя, как два барана, которые повстречались утром рано, я нашел информацию на Веронику Глебовну Невзорову, — объявил Кузя, — она москвичка, одинокая. В графе место работы указала: фрилансер.
— Понимай, бездельница, — припечатал Сеня, — мне еще нравится: «блогер». Раньше те, кто гадости про соседей сочинял, назывались сплетниками, клеветниками. А теперь они блогеры. Если кто врет в интернете про знакомых или неизвестных ему людей, переписывает чужие статьи, делая в каждом слове ошибки, рецензирует кинофильмы, которые не смотрел, книги, которые не читал, не имея своих детей, учит молодых родителей, как им наследников воспитывать, издевается над немодно одетой подругой, вопит: «Я свободен, никогда в штат работать не пойду», то он не клеветник, не плагиатор, не безграмотный дурак, не идиот, который хочет выглядеть профессором психологии, не завистник, он — блогер. Но только если солидная газета или журнал предложат ему ставку корреспондента, эта плохо воспитанная личность вмиг «блогить» перестанет и кинется в редакцию на постоянные деньги. Но вот беда, блогерами интересуются только те, кого они презирают, нормальным СМИ, телевидению они не нужны.
— Не злись, — попросила я, — не каждому повезло получить хорошее образование, и отнюдь не все, у кого есть диплом МГУ, интеллигентные люди. Те, кто капает ядом на клавиатуру, — несчастные людишки. Когда человек счастлив, у него нет ни времени, ни желания кропать гадости. Если от кого-то льется негатив, то этот человек скорее всего неудачник или у него нет мира в душе. Очень жаль его.
— Учитывая найденную сумочку, Вероника, скорее всего, находилась на месте смерти незнакомца. То ли она с ним пришла, то ли зачем-то сама в лес подалась, но очень испугалась, когда увидела тело, и помчалась в поселок. Я послал фото на почту, проверь, это она в холле твоего дома свалилась? — попросил Кузя.
Мой айпад тихо звякнул.
Я открыла планшетник, который лежал на тумбочке у кровати.
— Очень похожа. Но выглядит намного моложе.
— Стресс старит, — заметил Кузя, — личность мужчины полиция пока не установила, отпечатки пальцев не помогли. Их у покойного никогда не снимали.
— Значит, он не военный, не фээсбэшник, не полицейский — у них теперь еще и ДНК берут, — перебил его Сеня, — и не привлекался. Круг поиска сужается.
— Ага, — неожиданно согласился Кузя, которому только дай поспорить, — просто надо перерыть миллионы добропорядочных граждан. Флаг нам в руки. Надеюсь, успеем до второго Всемирного потопа.
Дверь в мою спальню скрипнула. Я быстро отключила мобильный, схватила журнал со столика у кровати и сделала вид, что увлечена чтением. Раздался звук шагов, я сразу сообразила, что ко мне вошла не Маша. Она врывается с громким воплем: «Мусик», и не Юра, тот всегда стучит, и у него легкий шаг. Скорей всего притопал Дегтярев. Интересно, что ему понадобилось? И почему толстяк сопит, кряхтит, но молчит?
Я решила изобразить, что лишь сейчас поняла: в спальне кто-то есть, отложила глянцевое издание, повернула голову, собралась воскликнуть: «Это ты?» Но из груди вырвался вопль:
— Мама!
У моей постели одетый в голубую пижаму с изображением котов, обутый в тапки в виде свинок стоял пузатый негр в шапочке для душа. В руках эфиоп держал короткую толстую палку веселенькой розовой расцветки.
— Не надо кричать, — шепнул он, — тихо!
Незваный гость мог и не произносить эти слова — у меня от ужаса пропал голос.
— Помоги мне, — попросил африканец.
— Вы очень хорошо говорите по-русски, — кое-как пропищала я, — без акцента. Наверное, учитесь в Университете дружбы народов?
— Не идиотничай, — сквозь зубы произнес не известно как оказавшийся в доме чернокожий, — хватит дурака валять. Тебе смешно, а у меня проблема.
Я выдохнула. Негр вроде не собирается причинить мне вред. Он не размахивает странной дубинкой, которая должна очень понравиться кукле Барби, не говорит: «Отдавай драгоценности». И вообще он совершенно не похож на грабителя. Домушники не надевают пижаму с тапками, когда отправляются на дело. У них кроссовки, в которых удобно бегать, и тренировочные костюмы. В «свинках» и байковых панталонах далеко не удрапаешь.
— Зачем вам шапочка для душа? — поинтересовалась я.
Негр топнул ногой.
— В инструкции написано, что волосы можно испачкать. Хватит кретинствовать. Встань и сделай что-нибудь. Не могу же я так завтра на работу явиться.
Я решила подольститься к незваному гостю.
— Вы прекрасно выглядите!
Эфиоп наклонил голову.
— Заканчивай этот спектакль!
И тут меня осенило. Пижама, тапки, полиэтиленовый мешок на башке… Через дорогу от нас живет Рената Иванова. Она мулатка, отец ее из Ганы, а мама москвичка. Дети от смешанных браков очень часто получаются хорошенькими, но Рената по-настоящему красива. Она модель, много снимается для разных журналов. Муж ее богатый бизнесмен, значительно старше супруги, и он ревнивее, чем десять Отелло. Сколько раз Рената в слезах прибегала ко мне — и не сосчитать.
— Ну как объяснить Пете, что я люблю его, — плакала она, — в фэшн-мире трудно найти парня, которого интересует противоположный пол. Но Петя мне не верит, готов растерзать каждого, кто в его отсутствие вошел в наш дом. Доставщик пиццы вызывает у мужа истерику.
Наверное, Рената вспомнила пословицу: «Лучше грешной быть, чем грешной слыть», в конце концов она решила оправдать подозрения супруга, привела любовника. И тут, как водится в таких случаях, внезапно появился законный муж…
Я встала.
— Попробую вам помочь.
— Наконец-то перестала идиотничать, — сверкнул глазами незнакомец.
И я вдруг сообразила: у негра голубая радужка. Африканец тем временем направился в сторону моей ванной, распахнул дверь… Он вел себя так уверенно, словно не впервые попал в мой дом. И его походка чуть враскачку, живот…
— Дегтярев? — осторожно спросила я. — Это ты?
— Нет, марсианин, — громко начал полковник и опять перешел на шепот: — очень прошу, перестань изображать, что не узнала меня.
— На самом деле не поняла, кого вижу, — призналась я.
— Ты всерьез решила, что я поверю в этот дешевый спектакль? — скривился толстяк. — После ста лет знакомства ты не поняла, кто перед тобой?
— Во-первых, ты черный, — возразила я, — а раньше имел белый цвет кожи.
— Не знал, что ты расистка, — возмутился толстяк.
Я начала оправдываться:
— Мне все равно, какая национальность, вероисповедание и внешность у человека, главное, его моральные принципы. Но, согласись, странно принять негра за Александра Михайловича. Кроме того, я ни разу не видела на тебе пижаму с кошками, тапки-хрюшки, и с розовой дубинкой ты ранее не разгуливал. Полицейским теперь выдают такие гламурные средства защиты? Погоди, почему у тебя палка? Тебя перевели в патрульную службу?
Александр Михайлович встал около умывальника.
— Домашняя одежда лежала на постели. Сам удивился, но надел. Вид идиотский, но очень все приятное, мягкое, теплое.