— Насчет пути попадания яда в организм погибшей я с вами согласен. Да, он оказался в желудке женщины без всяких примесей, а в ротовой полости собаки, судя по поражению тканей, его было больше, чем в собачьем желудке, так что вывод напрашивается сам собой: она не глотала его. Скорее всего, кто-то просто запихнул отраву ей в рот, где она быстро начала растворяться. И почти сразу этот концентрат попал на хозяйкины губы. Но вот что собачка могла его случайно найти — это исключено. Сама экспертиза яда еще не закончена, но по симптомам и поражениям внутренних органов специалисты дали предварительное заключение, что яд был использован очень редкий. И главное, в тех немногих лабораториях, где с ним работают, каждая его крупинка строго учтена. Вы-то ведь знаете, что такое учет ядовитых веществ?

— Еще бы. — С ядами Лиза дел не имела, но в отделении имела допуск к работе с наркотиками и с процессом их приема-передачи была знакома не понаслышке.

— Так вот, подобное вещество никак не могло случайно попасть на клумбу городского парка. Это исключено!

— Да какая там клумба! — вздохнула Лиза. — Смех один! А вот в кустах кто-то сидел! Если бы листва на них не была такой еще нежной, я бы этого не заметила! Но сквозь молодую зелень отчетливо виднелся темный силуэт! Возможно, взрослого человека.

— Вот об этом, пожалуйста, поподробнее.

— Хотелось бы, — вздохнула Лиза. — Да только… — и рассказала следователю, что остановило ее на полпути к тем самым подробностям. — Так что вам известно уже действительно все, мне нечего добавить, и я ни в чем не могу быть уверена. Мне лишь показалось, что это мужчина в темной одежде и трикотажной спортивной шапочке.

— В этом вы не ошиблись. Люди, тоже пришедшие в парк погулять, молодая пара с ребенком, заметили, как сразу после вашего ухода из кустов выбрался мужчина, одетый именно так. Но они, как и вы, посчитали, что он присел там, так сказать, по нужде, поэтому сочли за лучшее отвернуться.

— Да… — Лиза тяжело вздохнула. — Если бы я только могла предположить, чем это все обернется! Вы считаете, что это он мог запихнуть яд Туське в рот? Ну да, больше просто некому! А ведь он был буквально у меня перед носом! Мне стоило лишь раздвинуть эти злополучные кусты! Ну почему я этого не сделала, а?.. Постойте! — Она вдруг осознала еще одну деталь. — Но ведь Туське этот яд могли сунуть и не случайно! Не какой-нибудь там придурковатый догхантер! А кто-то, кто нацелился именно на саму Устинью Павловну!

— Вы только сейчас об этом подумали? А у меня вот, как только я узнал, что за яд использовался в преступлении, эта версия сразу же стала основной. Способ убийства, надо сказать, выбран почти гениально! Убийца совершает свое черное дело прямо средь бела дня, в довольно людном месте, и никто при этом не может понять, что на самом деле видит самое настоящее преступление! Ни вы, ни та пара, ни еще несколько человек, тоже в тот момент гулявших по парку! С трудом, при помощи участкового, но мне удалось их отыскать, ведь в этом маленьком парке гуляют в основном только местные, жители дома. И ни один из них не заподозрил неладное! Единственной ошибкой преступника был выбор этого самого яда! Создается впечатление, что он знал, как действует это вещество, но понятия не имел о том, насколько оно редкое и как строго хранится. Ума не приложу, где он мог его взять?! Еще вчера наши сотрудники начали проводить проверки в лабораториях города, но сомневаюсь, что это хоть что-то нам даст.

— Да, если яд и добыли, то явно не в госучреждениях. Но ведь не секрет, что нынче все покупается, даже колбу с ураном можно достать при желании, через интернет. Главное знать, что искать. А еще, если кто-то покушался именно на Устинью Павловну, то он не только в ядах должен был разбираться, но еще должен был быть хоть немного знаком и с ней тоже. С ее основными привычками. Должен был знать, например, о том, что она любит облизываться со своей собачонкой, иначе вся его затея гроша бы не стоила.

— Естественно, если человек покушается на жизнь другого человека, то у него на это должны быть причины, и, следовательно, он его должен знать.

— Да, в самом деле, — согласилась Лиза. — Это у меня после суток просто голова не работает. Но желать смерти Устинье Павловне? Кто это мог быть? И за что?

— Вот тут мы как раз подходим ко второму вопросу, который я собирался вам сегодня задать. Вы с ней общались около трех лет. И поскольку она, по словам соседей, человек весьма и весьма замкнутый, отчего-то впустила вас в свою жизнь, то вы, наверное, лучше кого бы то ни было сейчас могли бы мне сами на это ответить.

— Знаете, со мной она тоже была не слишком-то откровенна, просто по натуре была такой. Да и я не из тех, кто в душу людям любит лезть без приглашения. Одно могу сказать: с родственниками у нее все было непросто. Племянника она терпеть не может… не могла. За те три недели, что она лежала у нас в больнице, он навестил ее всего один раз, в самом начале, да и то она его выгнала: разругались. После чего, собственно, я и взялась ей помогать, сперва просто из сочувствия и только с покупками, потому что больше к ней никто не приходил. Сестра Устиньи Павловны, мать того самого племянника, давно умерла от какой-то онкологии. Единственный сын Устиньи Павловны был промышленным альпинистом и тоже погиб, много лет назад, при проведении каких-то высотных работ. Невестка вскоре после этого загуляла, бросила их сына, Ярослава, на бабушку, и ушла из дома. Насколько я знаю, больше они с Устиньей Павловной никогда не общались. Так что своего внука бабушка вырастила сама, лет, наверное, с пяти. И, судя по ее рассказам, вырос он очень неплохим человеком, но все же осужден сейчас за причинение тяжкого вреда здоровью. Однако его можно понять: его девушку изнасиловали трое подонков, и он им всем отомстил. Но это вы, наверное, и сами должны знать не хуже меня.

— Нет, не знал. Я ведь не могу помнить все дела, какие когда-либо велись в нашем отделе. Тем более те, которые я лично не вел. Так что, как видите, вы уже сумели мне помочь. Давайте еще попробуем. По вашим словам, у женщины было всего двое ныне здравствующих родственников, так? Племянник и внук?

— Получается, так. По крайней мере, больше я ни о ком от нее не слышала.

— Ладно, этот вопрос я попытаюсь уточнить, подняв архивные данные в паспортном столе. А теперь скажите мне, Елизавета, что вам известно о пресловутой коллекции Устиньи Павловны?

— Тоже, наверное, не больше, чем остальным. Я знаю, что она существует и что стоит баснословных денег. Я видела некоторые из экспонатов, когда Устинья Павловна зачем-то приносила их домой. Она мне доверяла и поэтому приглашала полюбоваться. Целиком же мне коллекцию видеть не доводилось — хранилась она не дома, а в каком-то банке. В каком — точно не скажу, не интересовалась. А что, ее пытались украсть?

— Этого пока не проверяли. Но, на мой взгляд, коллекция может быть единственным мотивом для убийства старой больной женщины. А вы как считаете?

— Пожалуй, да. Других причин я не вижу. Мешать она никому не мешала. На квартиру ее, на «скворечник» этот, вполне могли бы позариться, хоть сама она его и не любила. Но квартира должна быть оформлена юридически, в то время как коллекцию можно просто стащить.

— Из банка? Я думаю, это не так-то просто.

— Как я уже говорила, изредка Устинья Павловна забирала некоторые вещи из коллекции домой на несколько дней. Да даже если из банка… наверное, это сделать все-таки не сложнее, чем нелегально квартиру переоформить, а больше, сами говорите, на Устинью Павловну покушаться было не из-за чего… Кстати, — спохватилась Лиза, — Устинья Павловна ведь серьги мне подарила, на мой юбилей! Из той самой коллекции! Но чтобы вы меня не подозревали в чем-то дурном, сразу скажу: на коробке есть надпись, сделанная ее рукой! Так что…

— Вы мне их не покажете?

— Отчего же нет? — Лиза сбегала в комнату, принесла коробочку. Теперь оставалось только радоваться, что, преподнеся ей такую ценную вещь, Устинья Павловна подтвердила факт дарения надписью на крышке. — Вот, смотрите!

Следователь осмотрел внимательно и серьги, и упаковку. Выяснилось, что в коробочку был вложен еще и какой-то сертификат, под подкладку, отчего Лиза сразу его не заметила.

Мужчина изучил его и спросил:

— Если эта вещь потребуется следствию, вы готовы будете предоставить ее?

— Да, конечно. Честно говоря, я так и не считаю ее своей, и была бы рада вернуть ее Устинье Павловне при первой же возможности, но только так, чтобы ее не обидеть.

— Тогда я дам вам пока такой совет: не храните этот подарок у себя дома. Сдайте в какой-нибудь банк, по примеру прежней хозяйки. И старайтесь никому не говорить о том, что у вас есть. Я не специалист, но и на первый взгляд видно: за такие серьги, за одни только серьги, кто-то может оказаться способен убить.

— Опять мы к этому возвращаемся, — Лиза захлопнула коробочку. — Да зачем тогда такие вещи вообще нужны? Из-за которых рискуешь жизнью? А впрочем… Устинья Павловна не любила племянника и как-то заикнулась мне, что всю коллекцию завещала внуку. Но он ее точно не мог отравить, он же в тюрьме до сих пор. И выйти должен только где-то через год. Так что об убийцах-наследниках можно речь не вести. Только о похитителях.