Впереди шел Паслен Даровой, главный силовик госпиталя. Он всегда казался Яроплету ужасно нелепым из-за слишком высокого голоса, легкой картавости и манеры общения. Но с этим приходилось мириться, уважая опыт и профессионализм, и радоваться, что нет необходимости общаться с ним подолгу.

Ну и Золотов, начальник погранслужбы города Каменнопольска. Басовитый, с хриплыми рычащими интонациями, от которого, однако, никто и никогда не слышал крика. С другой стороны, и повышать голос ему не требовалось: тихий рык — и все бежали исполнять. Высокий плечистый мужчина, в свои семьдесят с небольшим слегка оплывший, но все равно крепкий, как старый кряжистый дуб. Да и в остальном сходство было сильно. В надежности, упрямстве, непримиримости и способности укрыть от непогоды тех, кто оказался под его кроной.

Полковника Золотова уважали все и по умолчанию. Он был свой в самом лучшем и высшем смысле этого слова. С двадцати лет на этой границе, и полевой полковничий мундир он не менял на другую одежду, кажется, никогда. Порой доставал парадный, но редко, и ругал его, говорил — звенит. А как ему не звенеть, если он в медалях от погон до портупеи? Но все, кто знал Ведана хорошо, прекрасно понимали: смущается. Гордится наградами, потому что за каждой из них — жизни, но выставлять на обозрение стесняется.

Помимо солидного полевого опыта, он имел недюжинный управленческий талант в той самой примитивной хозяйственной части, которая на большинство боевиков нагоняла страшную скуку. Хозяйственный, основательный, надежный и честный — светлый медведь, что с него взять!

Светлый не в смысле цвета, конечно. Каждой звериной форме присущи свои качества — как положительные, так и отрицательные, — и с очень давних времен повелось первые называть светлыми, вторые — темными. Тех же, кто болтался где-то посередине, называли, в пику единообразию, не серыми, а истинными.

— А, Леточка, вы здесь! — обрадованно проговорил Паслен Даровой. Он вообще всегда говорил очень воодушевленно и любил уменьшительные формы имен, что Вольнова особенно раздражало. — Вот и герой наш очнулся… Как ваше самочувствие, Яроплет?

Спасибо, «Ярушкой» не припечатал, с него бы сталось. Да и не пытался никогда, наверное его любовь к этим проклятым суффиксам имела какие-то границы.

— Нормально самочувствие, как положено, — отмахнулся феникс, но Даровой все равно принялся за диагностику. Пациент недовольно скривился, окатив силовика взглядом, однако работу осложнять не стал, послушно замер, прикрыв глаза. Но все же с иронией обратился к командиру: — Ну что, какой у нас счет? Сколько новеньких ждем?

— Вы сделали их всухую, — усмехнулся Золотов в ответ. — Так что обойдешься старенькими. Они потрепаны, но живы. Сейчас очнетесь, буду выдавать всем зуботычины. Ты первый на очереди.

— Как всегда, — отозвался феникс, окончательно расслабившись: ответа на этот свой вопрос он боялся сильнее всего.

— А это, значит, та самая? — полковник окинул женщину внимательным взглядом.

— Та самая, да, — поспешил заверить Даровой. — Любимая ученица моего хорошего друга и лучшего силовика нашей с вами современности. Помяните мое слово, Ведан, через десять-двадцать лет мы с вами будем гордиться, что довелось принимать у себя такой бриллиант!

— Несомненно, — едва заметно поморщился главный пограничник, окинув «бриллиант» полным сомнения взглядом.

Летана ответила ему таким же и похвалила себя за осторожность в проявлении оптимизма. С серо-бурыми седеющими волосами, в грязно-серой повседневной форме, с рубленым квадратным лицом и тонкими поджатыми губами, выглядел Золотов внушительно. Договориться с таким хмурым шкафом будет трудно, все его упрямство и отношение к субтильной столичной девице было написано на лбу крупными буквами. До сих пор, правда, Лета не считала себя субтильной, даже наоборот — фигуристой и крепкой, тренированной. Но когда напротив стоит этакий медведь больше двух метров ростом, приходится менять точку отсчета.

Наверное, он и правда медведь — предполагаемый оборот напрашивался сам собой, другие варианты даже не приходили в голову.

— Леточка, вы уже успели обсудить с пациентом проблему? — поспешил вмешаться Даровой.

— Пока нет, — ответила та. — Он только что очнулся.

— А что, у такой красавицы проблемы? — ухмыльнулся Вольнов, скользнув взглядом по ее фигуре. — Да вы присаживайтесь, что вы как неродные? Ради Леточки я готов подвинуться!

— Ну что вы, как я могу притеснять раненого героя? — с очень серьезным видом ответила та. — Тем более у меня-то как раз проблем нет, они все ваши.

Врач с «любимой ученицей» уселись на соседнюю койку, полковник пододвинул себе один из двух низких стульев на колесиках. Сам феникс тоже сел на постели, очень надеясь, что удалось удержать на лице насмешливую улыбку и не скривиться: от этого движения волной накатила дурнота, в груди что-то хрустнуло и отдалось тупой болью, а перед глазами заплясали мушки — верный признак истощения. Во всяком случае, он думал, что истощения, но в свете «проблем»…

— Да, одну я уже вижу. Обычно меня красотки в нос локтями не бьют, — он демонстративно ощупал пострадавшую часть лица.

— Бьют сразу в другие места? — Летана насмешливо приподняла брови.

— Нет, они обычно…

— Яр, заткнись уже, — устало оборвал его командир. — Ты сначала с койки встань, потом будешь девок огуливать!

«Любимая ученица» едва заметно поморщилась на этом выражении и слегка качнула головой, а улыбка Яроплета, это заметившего, стала только шире.

— Ты не хуже меня знаешь, — продолжил он, решив, что невозможно не дразнить девушку, если это получается, — что в этом деле койка не только не вредит, а, наоборот…

— Яр!

Немногословный Золотов обладал редким талантом смотреть матом, и когда к нему прибегал, это являлось нехорошим признаком. Так что Яроплет все же послушался начальства и заткнулся, а командир обратился к врачам:

— Что за проблема? Этот идиот все же добегался или его можно вернуть в строй?

— Не надо нервничать, Творца ради! С вашего позволения, я сам объясню, — поспешил заговорить Паслен, пока молодежь умолкла, и с выразительным укором глянул на Летану: ей следовало умасливать пограничников, а не ругаться! — Ничего ужасного или непоправимого. Господина капитана доставил его соратник в форме поврежденного и неспособного восстановиться светоча. К счастью, Леточка сумела справиться с травмой и исправила силовой каркас, так что полное восстановление — дело времени. Сейчас Яроплет неспособен к самостоятельным чарам и к перевороту, полагаю, тоже. На естественное восстановление уйдет две-три кварты.

Яр при этих словах недовольно поморщился, а Золотов бросил на подчиненного хмурый взгляд, явно обещая ему в мыслях страшные кары.

— Однако есть и приятная новость, — продолжал тем временем силовик. — Во время операции между Яроплетом и Летаной возникла сцепка ограничивающего типа, совершенно классическая, прямо как по учебнику. Леточка хотела разорвать, пока пациент не проснулся, все же вышло не вполне этично — капитан спал и не мог добровольно согласиться на подобное. Но я уговорил ее повременить до пробуждения.

— И с этой сцепкой восстановление ускорится, как стабилизация в подростковом возрасте? — уточнил полковник.

— Да, буквально декада-другая. Можно попытаться найти другого партнера, но я не уверен, что подходящий отыщется и образуется полноценная связь. Нужно доверие и открытость, а взрослые в этом смысле совсем не то, что подростки. Впрочем, если у вас есть на примете подходящий человек…

Взгляды сошлись на Яроплете, и тот усмехнулся:

— И где бы я его, интересно, взял?

— Если так, то решение за вами, сцепку можно оборвать хоть сейчас. Откат неприятный, но не опасный.

— Я даже не знаю, — дурачась, протянул Вольнов. — Пара декад в обществе строптивой красотки или три кварты неспешного отпуска с путешествием по лепестку, а то и куда-нибудь в Красный, к деморам и их теплому климату… Да я и правда везунчик, такие перспективы!

— Три кварты ему… Обойдешься. Никакого разрыва связи, двух декад безделья тебе вполне хватит! — строго глянул на него Золотов. — Я не собираюсь на всю зиму терять лучшего боевого мага, которому нипочем мороз и снег.

— Вы кое-что забыли, господа, — подала голос Летана, стараясь говорить спокойно и равнодушно, опять вспоминая всю вбитую с детства науку о том, как надлежит себя вести достойной дворянке. От светской жизни Лета всегда старалась держаться как можно дальше, да ей и не навязывали ничего подобного, но привитые с юности умения не раз пригождались. Вот как сейчас.

— А именно? — сощурился полковник, вперившись в нее тяжелым взглядом темных, глубоко посаженных глаз.

— Моя командировка заканчивается сегодня, — она позволила себе легкую улыбку.

— Продлите на две декады, ничего с вами не случится, — поморщился Золотов.

— И не подумаю. — Лета старательно проигнорировала его недовольство. — Моя работа окончена, и тратить две декады непонятно на что я не собираюсь.

Вот еще он будет на нее массой давить! Помимо веса и кулаков есть магия, а в этом она точно лучше медведя. Несмотря на то что боевая магия — совсем не ее специализация, а этот офицер всю жизнь провел у Разлома. Ничего он ей не сделает, даже если соберется. А он вряд ли соберется прямо сейчас посреди больницы. Хотелось в это верить.