Ну кто бы сомневался, что вляпаться этот мог исключительно по горячности. Еще и весь остальной патруль за собой потянул, судя по тому, что много раненых. Непонятно только, почему командир его настолько ценит? Наверное, пользу он все же приносит чаще, чем неприятности.
— В полный рост! — приосанился Вольнов, насколько это удалось в его нынешней позе, хотя во взгляде целительницы не было даже намека на восхищение или уважение.
Золотов озадаченно нахмурился, глянув на подчиненного, но она этого не заметила, делая пометки в своих бумагах. И их обмена взглядами с Яроплетом, который выразительно дернул щекой, отмахиваясь от интереса командира, тоже.
— Меня когда отпустят-то? Долго тут лежать?
— Вечером, наверное. К вам чуть позже снова придет лечащий врач, и капельница еще одна в назначениях, для укрепления и восстановления, — пояснил Паслен.
— А лечащий у меня?..
— Бочкин, как обычно, вы же за ним закреплены.
— Что, уже сбежал на работу? — развеселился Яроплет.
— Вы к нему несправедливы, Ладушка на него нарадоваться не может, он ей очень помогает с малышами, — укоризненно-умилительным тоном возразил Паслен. — Но он же Ладушку уже две декады как из родильного забрал, пора и на работу, да и матушка к ней приехала…
Лета в начале этой тирады обвела ищущим взглядом палату, пытаясь подобрать предлог уйти от разговора, при котором считала себя совершенно лишней. Предлога не нашла, но наткнулась на тоскливо-обреченный взгляд Золотова и с иронией ощутила мгновенный прилив симпатии к этому хмурому мужчине, которого разговор о чужих детях тоже совсем не вдохновлял.
Однако спасение пришло к ним само: появилась одна из нянечек и вкатила сервировочный стол, на котором громоздились тарелки с обедом для пациентов.
Тут засобирались на выход все. Полковник решил вернуться к делам, Паслен вдруг вспомнил о бумагах, а сама Лета отправилась в уже знакомую ей больничную столовую. Стоило бы определиться, как им с Вольновым сосуществовать дальше, потому что номер в гостинице однокомнатный, а находиться им лучше поблизости, однако это вполне терпело час-другой.
— Ведан, погоди! — пациент окликнул командира на пороге. — На пару слов.
Тот не стал возражать, дождался, пока нянечка с гремящей посудой уйдет, и вернулся на свое место.
— Чего тебе? Я же говорю, с остальными все более-менее, мне уже отчитались и всех показали, — заговорил он. — Я только не понял, девчонке-то зачем соврал? Это же не тайна.
— Тайна не тайна, а в любом случае не ее дело, — отмахнулся Яроплет. — Никто из наших ничего странного не заметил? Тебе не говорили?
— О чем? — нахмурился полковник. — Ну, что хлыстоноги стаями не собираются, а тут вдруг трое вылезли, я в курсе, но демоны знают, что их к этому подтолкнуло. Вон теоретики пусть разбираются, — он выразительно кивнул на дверь, за которой скрылись оба врача-силовика. — Что в трещину забились — так это с ними часто перед непогодой. А вроде больше ничего.
Феникс ответил на это недовольной гримасой.
— Теоретики эти… Я о другом. Они слишком слаженно действовали втроем. Слишком четко.
— Хочешь сказать, они умнеют? — с сомнением предположил Ведан. — С чего бы? Такие странности в поведении разных тварей изредка фиксируются чуть ли не с образования Разлома. Вам просто не повезло.
— Вообще, я бы предположил, что ими кто-то управлял.
— Я не спрашиваю как. Мне больше интересно — зачем? — скривился полковник. — Яр, этим сказкам про армию чудовищ, во главе которой великий злодей пойдет на столицу, лет как Разлому. Ты не хуже меня понимаешь, что это глупость. Армию сначала надо где-то собрать, кормить, обеспечивать порядок… Да от скопища тварей так будет фонить, что никаких маскирующих чар не хватит. Отдельных тварей всегда пытались ловить и приручать, только кончалось это неизменно плохо для дрессировщика. А уж хлыстонога…
— Я все это понимаю, — нехотя признал Яроплет. — Но там что-то было, понимаешь? Я верю своему чутью.
— И что именно? — вздохнул Ведан, который чутью боевика тоже верил, но тому, что он говорил после ранения, не очень.
Нечто подобное мерещилось многим, бывало такое и с самим полковником во время полевой службы, но еще ни разу на его памяти эти рассуждения не несли под собой прочного основания. Просто людям свойственно искать систему в том, что отродясь ее не имело.
— Не помню, — сознался Яроплет. — То ли звук какой-то, то ли чужие чары, то ли на снегу… Я на пацана отвлекся.
— А я тем более не знаю! — Полковник развел руками. — Яр, не буду утверждать, что тебе почудилось, вообще спорить не стану. Но предпринимать меры на основе того, что кому-то одному невесть что привиделось, сам понимаешь…
— Понимаю, — поморщился феникс. — Это и вправду звучит бредово. Но…
— Если вспомнишь что-то существенное — сообщай. Только с расспросами не усердствуй, панику не поднимай, пока никакой конкретики нет.
— Постараюсь.
— Вольнов! — голос командира посуровел, взгляд потяжелел.
— Сказал же — постараюсь. Но спрашивать буду.
— Разжаловать бы тебя за неподчинение приказам, — произнес Ведан мечтательно.
— Вперед, я с радостью! — заявил Яроплет. — Дальше Разлома не пошлешь, ниже рядового не разжалуешь. А желторотиков сам натаскивать станешь, тряхнешь стариной! Да ладно, не ворчи, мы оба знаем, что это не приказ, а рекомендация.
— Не успокоишься? — вздохнул Золотов. Феникс в ответ только выразительно развел руками, и полковник поднялся. — Демоны с тобой. Надеюсь, эта столичная силовичка достанет тебя хотя бы вполовину так, как достал меня ты.
— Это вряд ли, — легко рассмеялся Вольнов и наконец остался наедине с обедом.
Готовили в госпитале неплохо, но диетически. Овощной суп на легком курином бульоне, паровые куриные котлеты… Яроплет съел все до последней крошки и не поморщился, разве что тарелку не вылизал, но желание оказаться дома усилилось кратно. Готовить он умел очень ограниченный набор блюд и без всяких изысков, этакий холостяцкий набор, но для жизни хватало. Сейчас бы свежего мяса, парного, нежного, несколько кусков: молотком отбить, солью-перцем посыпать да на сковородочку…
Прикончив обед и разогнав мечты до лучших времен, феникс решил, пока его оставили в покое, внимательнее оценить собственное состояние. Будучи опытным пациентом хирургического отделения, он прекрасно знал, что такие вещи лучше делать наедине с собой, чтобы не позориться перед случайными медсестрами, врачами и посетителями.
Первым делом он медленно сел на койке, свесил ноги. Переждав приступ дурноты и не грохнувшись обратно на постель, огляделся. Обуви ему никакой не оставили, даже одноразовых больничных носков-тапок, и это минус. Но есть и плюс: он одет в пижамные больничные штаны — свободные, совершенно дурацкой расцветки, светло-серые в мелкую бледно-розовую клетку, но зато не голый. Вольнов не постеснялся бы и без одежды дойти туда, куда надо, но здраво оценивал возможную реакцию окружающих.
Сидя, он передернул плечами, покрутил головой. На глубоких вдохах в груди что-то поскрипывало и рассыпались мелкие колючки боли, но не такой сильной, чтобы всерьез обращать на это внимание. Внутри зияла непривычная пустота, будто он забыл что-то большое и важное, и вскоре Яр сообразил: проблема в магии, которой он не чувствовал. Ему уже доводилось выгорать, слишком сильно выложившись, но сейчас казалось, что тогда ощущения были слабее. Кажется, в этот раз его и правда спасло только чудо.
Но зацикливаться на этом Яроплет не собирался. Внимательно оглядев татуировку на груди, он не сдержался от брезгливой гримасы и пробормотал себе под нос:
— Да чтоб его демоны сожрали, этого хлыстонога. Опять Лорку ловить… И где ее искать перед Длинной ночью?
Милорада, художница, которая набивала ему татуировки, каждый раз грязно ругалась, в очередной раз восстанавливая повреждения, но пока не отказывалась. А феникс упорствовал. Серьги и кольца он перед каждым патрулем благоразумно снимал, а татуировки, в отличие от них, переживали стадию светоча, воспринимаясь как часть тела. Если бы еще восстанавливались вместе с ним…
Именно это он отвечал Лоре всякий раз, когда просил залатать дыры в рисунке: если она придумает татуировку, которая будет восстанавливаться вместе с кожей, он наконец оставит ее в покое. Милорада посылала феникса куда подальше и бралась за работу.
Связаться бы с ней и успеть все исправить до отправки на место, как раз пара дней есть, да только как? Птичку без магии не отправишь, а зеркало дома лежит. Популярная и очень удобная зеркальная линия, изобретение соседей из Белого лепестка, в Зеленом развивалась стремительно, но с ограничениями. Справедливо подозревая подвох, а его всегда подозревали в том, к чему приложили руку менталисты, зеркала начальство разрешало применять только для личного общения и подальше от всех более-менее стратегически важных объектов. Так что иметь зеркало Яроплету никто не запрещал, а вот пользоваться им доводилось нечасто: застава входила в длинный список ограничений.
Оставалось или ждать вечера и выписки, то есть терять полдня, или попрошайничать. Он не помнил, есть ли зеркало у Хладана Бочкина, его врача и друга, но надеялся на положительный ответ.