Ягина нахмурилась.
— Признаться, я и сама не знаю. И это, пожалуй, самое любопытное…
Подавшись вперед, она принялась рассматривать Александру. Все ее лицо участвовало в этом осмотре — и прищуренные глаза, и сжатые губы, и вздернутая кисточка рыси.
Смутившись, Александра отвела взгляд — в присутствии красивых женщин она всегда робела. И в детстве, как только начала замечать, как она нескладна и неуклюжа рядом с прелестницами высшего света, и после побега из дома. Пожалуй, после побега особенно. В отличие от полковых товарищей, которые редко удостаивали ее второго взгляда, а единственное выдающееся отличие — отсутствие усов — отмечали дружеским подтруниванием, с женщинами все обстояло иначе. Казалось, что они, тонко чувствующие и проницательные, привыкшие вглядываться и оценивать себя в сравнении с другими, видели ее насквозь и сразу раскусывали страшную тайну. Никто не отваживался обличить прилюдно, однако заговорщицкий шепот и звонкое хихиканье не раз сопровождали выход корнета Быстрова из приемных. Благо с отступлением армии полк редко задерживался на одном месте, да и Александра научилась всячески избегать женского общества. В конце концов она столь преуспела в этом искусстве, что всерьез обеспокоенный Пучков несколько раз предлагал помощь в амурных делах. Он считал, что причиною робости Александры была неопытность и что существовал лишь один способ это исправить. И несмотря на его несомненную правоту в обоих вопросах, Александре приходилось решительно отвергать его щедрую помощь и лишь молиться, чтобы Пучков в своем рвении не перешел к более решительным действиям, чем рассказы о собственных победоносных походах. Что касалось самой Александры, она продолжала сторониться шуршащих платьев, сладких голосов и мягких улыбок, подобным образом сохраняя свое спокойствие и свою тайну.
Именно поэтому сейчас от близости Ягины, ее внимания и цепкости щекотало затылок.
— Сударь… — задумчиво начала Ягина, и Александра смутилась сильнее.
Она вдруг поняла, что забыла представиться, а Ягина не поинтересовалась ее именем. Теперь же благопристойная возможность прошла, и говорить об этом слишком поздно, оставалось сидеть в горячей неловкости, слушать «сударя» и ждать, не представится ли случай.
— Сколько вам лет, сударь? — спросила Ягина.
— Восемнадцать, — солгала Александра. Надо же, казалось, этот год научил ее говорить такое без запинки — чужой возраст, имя, звание, — а сейчас голос сбился.
Ягина вскинула голову, поглядела будто бы с недоверием.
— Вы позволите?
Не дожидаясь ответа, она по-докторски обхватила ладонями лицо Александры, повернула так и сяк, оттянула веки.
— Определенно живой, пусть и частично… Но откуда?.. Расскажите, что помните.
— Мой полк попал под обстрел… — начала Александра, позволяя сей бесцеремонный осмотр. — Артиллерия смела нас подчистую, я был ранен. Вскоре неприятель проявился из тумана — это оказались наездники в черных мундирах, на конях с горящими глазами, они принялись рубить павших своими саблями…
— Так отчего же они не добили и вас?
Александра растерялась.
— Не могу знать…
Ягина отпустила ее, цокнув языком.
— Разгильдяйство, — отрезала она, поднимаясь, — везде разгильдяйство! — Отойдя к полкам, она принялась вытаскивать то одну книгу, то другую, каждую спешно пролистывала и ставила обратно. — Ешьте, сударь, пейте. Я бы предложила вам и поспать, но, боюсь, у нас не так много времени.
— Времени для чего? — спросила Александра, косясь на блюдо.
Разговор, пусть и не самый приятный, подействовал отрезвляюще, а спокойствие, как это водится после битвы, отозвалось голодом. Когда она последний раз ела? Сухари, которыми поделился тогда Пучков, были так стары и зелены, что пришлось вымачивать их в луже, лишь бы разжевать. А сейчас все выглядело так съедобно! Отбросив сомнения, Александра мигом смела все, что предложила Ягина, и, боже, какой это был пирог! В нем, правда, совершенно не было соли, но, памятуя о сухарях со вкусом лужи, Александра едва ли заметила недостаток. Торопливо подобрав пальцем крохи, она выпила чай, а убедившись, что Ягина не смотрит, хотела сжевать и смородиновые листья, но вдруг заметила, с каким откровенно брезгливым выражением за ней следит, приоткрыв один глаз, черный кот, и, сконфузившись, отставила кружку.
Выбрав одну из книг, добытых с полок, Ягина подошла ближе.
— Послушайте, сударь, — сказала она доверительно, вновь усаживаясь рядом. — Хотелось бы вам вернуться к жизни?
Александра задохнулась от этих слов.
— К жизни?
— Почему нет? Вы молоды, полны сил. Уверена, ваше тело справится с подобной раной. А значит, вы вполне могли бы перейти границу обратно.
— Обратно?!
Ох как у Александры от одной этой мысли застучало сердце! Вернуться к жизни, снова ринуться в сражение и теперь, не боясь второй смерти, уж точно взбаламутить пруд кругами?
Ягина, пытливо следившая за ней взглядом, по-своему истолковала ее воодушевление.
— Да-да, только представьте, — сказала она с понимающей улыбкой, — снова ходить на балы, пить шампанское, бренчать романсы, соблазняя романтичных барышень…
— Для меня нет сильнее желания, чем вернуться на поле боя, защищать отечество! — вспыхнула Александра.
— Ах, вы из этих… — Ягина посмотрела с насмешкой. — Мечтаете вернуться к жизни, чтобы снова умереть? Ну это уж как вам будет угодно. Главное, вы будете дома — даже если ненадолго. — Она открыла книгу, показывая старую неясную карту. — Посмотрите, есть несколько мест, где грань между двумя Россиями тоньше, и я могла бы помочь вам туда добраться. Одно — вот здесь, на Урале. Все считают, эти врата уничтожены, однако у меня есть причины полагать, что туда можно пробраться.
— Как?
— У меня есть… свои средства, — загадочно сказала Ягина, бросая короткий взгляд за плотно закрытую занавеску.
Александра придвинулась, стараясь разглядеть детали карты, но за стенами башни раздался грохот копыт, и Ягина вскочила, захлопывая книгу. «Отчего же так скоро», — пробормотала она.
— У меня гости, вам следует укрыться. Вот сюда, будьте любезны.
Затолкав Александру в крошечную нишу, она затворила дверцу и щелкнула задвижкой. Сгустилась темнота, будто в колодце, и все же в просвет между петлями получалось видеть и комнату, и Ягину. Вот послышалось цоканье трости, а мгновением позже показалась спина Марьи Моровны. Следом за ней, так же задом наперед, вошли пятеро офицеров-скелетов, вооруженных палашами.
Повернувшись, Марья Моровна огляделась, и круглый набалдашник блеснул в черной лаковой перчатке.
— Ты сказала, у тебя готово?
— Так точно, ваша светлость, — поклонилась Ягина и вынесла из-за занавески изящное устройство: небольшой коробок, похожий на заводные часы.
Марья Моровна придирчиво осмотрела аппарат, приподняла крышку. Лицо ее озарилось зеленоватым свечением, из утробы коробка потянулся низкий пчелиный гул.
— И оно перенесет?
— Заряда хватит ровно на один раз до Буяна и обратно…
— Тише! — оборвала Марья Моровна. Она еще раз осмотрела устройство, хлопнула крышкой и передала охране. — Хорошо же… — Лицо ее несколько смягчилось, она склонила голову набок, внимательно глядя на Ягину. — Ты и в самом деле постаралась. Скажи-ка, ты смогла бы изготовить такое еще раз?
— Сколько угодно, ваша светлость! — с готовностью ответила Ягина, озаряясь какой-то ребяческой гордостью от подобной похвалы. Она отошла к мастерской и отдернула занавеску: — Вот, извольте увидеть, та самая машина…
Марья Моровна сделала знак своим гусарам. Те шагнули в мастерскую и принялись крушить палашами все, что попадалось им под руку.
Первое мгновение Ягина стояла в остолбенении, глядя, как в воздух летят осколки и щепки, а потом кинулась на ближайшего гвардейца. Проснувшийся от шума Баюн бросился было на помощь, неуклюже прыгнул, но промахнулся. Скелет пнул его, а Ягину с легкостью бросил на пол, и когда она попробовала подняться, взмахнул клинком и хрустко вогнал ей в ногу, пригвождая к полу.
— Оставьте ее, мерзавцы! — закричала Александра.
Она ударила плечом в хлипкую дверцу, но та и не дрогнула, стояла камнем. И даже крик утонул, не прорываясь за пределы ниши. Александра продолжала биться, но без толку.
Между тем скелеты, разбив все вдребезги, опустили оружие и отступили. Марья Моровна посмотрела сверху на Ягину.
— Я предупреждала тебя не высовываться из башни, — сказала она многозначительно.
— Вы обещали отпустить ее, когда все будет готово! — В голосе Ягины звенели слезы.
— Обещала, — подтвердила Марья Моровна. — Но ведь я ее и не держу. Она в той камере по собственной воле.
— Потому что вы обманываете ее, пользуетесь ее болезнью!
— Я защищаю ее от самой себя и окружающих, ты знаешь, как она может быть опасна! — Марья Моровна отступила, хмурясь. — Но довольно, я не собираюсь снова об этом спорить, мне пора возвращаться.
Подав знак охране, она попятилась к стене, отцокивая шаги тростью. Тяжело дыша, гвардейцы отправились следом. Последний отпустил Баюна, а проходя мимо Ягины, со скрипучим звуком вынул саблю.
Снаружи загрохотали копыта, а после стало тихо.