— Извините, — пробормотала она, пытаясь сообразить, лучше пожать руку сразу или сначала поднять сумочку. И если пожать, то как перед этим незаметно вытереть ладонь, чтобы он не понял, как она взмокла.

Марко тяжело вздохнул, но все же наклонился за сумочкой, пока Самохин, гневно округлив глаза, атаковал Яну взглядами-упреками. Решив исправить ситуацию, она резко нагнулась, чтобы в последний момент поднять вещь самой, и с размаху столкнулась лоб в лоб с синьором Бурджарини.

— Извините, — только и смогла сказать Яна, в ужасе глядя, как он поднимается и потирает ушибленное место.

Растерявшись окончательно, приветственно потрясла его протянутую руку с сумочкой обеими руками.

Самохин, честь ему и хвала, сообразил, что надо бы держать иностранца подальше от сумасшедшей девчонки, и жестом предложил гостю присесть в кресло. Теперь, когда синьор Бурджарини не нависал над ней, Яна смогла выдохнуть и устроилась на стуле у стены.

Синхронный перевод был ее стихией. К тому же мужчины говорили между собой и на нее не обращали почти никакого внимания. На понедельник назначили знакомство с персоналом, ревизию кухни и продуктов. Через час с небольшим, когда встреча подошла к концу, Яна почувствовала себя спокойнее и даже решила, что ее неуклюжесть прощена и забыта.

Однако, распрощавшись с Марко, Самохин попросил ее задержаться с видом, который не сулил ничего хорошего.

— Что это было? — процедил он, плотно прикрывая дверь и сдирая с шеи ненавистный галстук.

— Извините, я… Такого больше не повторится.

— Вы что, знакомы?

— Нет! Случайно пересекались в Неаполе…

— Имейте в виду, — Самохин встал к ней вплотную, так что его зубы-капы оказались прямо перед ее носом. — Мне не нужны интрижки и осложнения на рабочем месте.

— Да нет же! — Яна торопливо шагнула назад и чуть не опрокинула вешалку. Хвала жаркому июню, пустую. — Мы просто виделись в аэропорту, он помог мне с багажом…

— Мне глубоко неинтересны детали. Но я сегодня же поговорю с вашей начальницей и попрошу предоставить другого переводчика. Потому что, если вы будете валить все вокруг себя при каждой встрече с синьором Бурджарини, мы лишимся кухни. Нам нужен расторопный человек, профессионал! А не этот цирк…

— Я понимаю, — Яна сглотнула. — Но в нашей конторе нет переводчиков с итальянского кроме меня и Елизаветы, и если…

— И если это действительно так, я найду другую контору, — жестко перебил ее Самохин. — Всего доброго, Яна, мы отказываемся от ваших услуг. И, пожалуй, обойдемся без рукопожатий.

Глава 3

Звонок раздался в тот момент, когда Яна пыталась спрятаться в ванной от назойливого внимания мамы и не менее назойливого концерта Рахманинова. Сестра готовилась к гастролям, и все соседи в радиусе двадцати метров были вынуждены раз за разом слушать один и тот же трудный пассаж. Для Яны это было чересчур, хоть она и чувствовала себя достойной самого страшного наказания. Поэтому, щелкнув задвижкой, включила горячую воду и легла в надежде, что растворится быстрее, чем получит выговор от начальницы.

Надежда не оправдалась. Телефон заверещал, соревнуясь с пианисткой Соней. Пришлось, промокнув руки полотенцем, принять удар.

— Томилина, какого черта ты творишь? — обрушилась на Яну Ирина Васильевна, обесценив функцию громкой связи.

— Это вышло случайно…

— Нет, я замечала, конечно, что ты периодически не лучшим образом вписываешься в интерьер… Фотография моей дочери, кружка Сан Саныча… Но такое?! Яна, либо бросай пить, либо проверься на Альцгеймера!

— Ирина Васильевна, я всего лишь уронила сумочку, — как можно тише произнесла Яна, чтобы не привлекать внимание домочадцев.

— А Самохин мне расписал встречу нового шефа так, будто ты была обдолбамшись!

Яна молчала. Оправдываться было глупо, пересказывать события заново — неприятно. Оставалось только ждать, пока Ирина Васильевна наорется всласть.

— Ты хоть представляешь, каких трудов мне стоило его угомонить? — не унималась начальница. — Я в жизни так не унижалась! Такой крупный клиент! В их ресторане и переговоры проходят, и… А что я тебе объясняю? Один этот Бурдарини чего стоит! Потерять такого клиента…

— Бурджарини, — автоматически поправила Яна и запоздало осознала свою ошибку.

— А, это ты, значит, запомнила! Если бы не Лизина ключица… Глаза б мои тебя не видели, ясно?

— Да.

— Господи, двадцать лет работаю, и чтобы вот так… Только попробуй теперь все испортить! Если провалишь испытательный срок…

— Какой?

— Тот, что я выбила для тебя у Самохина! А что мне, по-твоему, было делать? Терять «Палаццо Д’Оро»? Сказать «не хотите — не надо»? Так, ты думаешь, делается бизнес, Томилина? Пойдешь завтра к ним, будешь извиняться. Будешь вести себя как мышка. Сделаешь все, чтобы остаться. Ясно тебе?

— Да, — Яна стиснула челюсти от досады на саму себя.

— И радуйся, что я тебя ближайшую неделю не увижу. Если тебя, конечно, завтра не выведет оттуда охрана. И учти, что твое будущее зависит от синьора Бурджарини. И если ты и дальше будешь колошматить его почем зря…

— Я поняла.

Если бы она и правда понимала! Нет, указания дошли до Яны отчетливо, вопрос был только в том, откуда такая оторопь. Ловкость и грациозность никогда не входили в число ее достоинств. Фоторамка и кружка Сан Саныча находились на верхушке айсберга из побитых Яной вещей. Для миниатюрной девушки у нее была чересчур широкая амплитуда движений. И если бы у Ирины Васильевны был шанс пообщаться с Яниной мамой, то историй про ущерб человечеству вскрылось бы гораздо больше. И все-таки раньше Яна умела пожимать людям руки без происшествий.

Само присутствие Марко Бурджарини действовало как световая граната. Яна терялась в пространстве, забывала, как управляться с конечностями, и молола чушь. Один его взгляд — и она будто снова оказывалась в мужском туалете, застигнутая врасплох. Казалось бы, какая ерунда! Но отчего-то Яна чувствовала себя дико неловко.

Всю ночь ей снилось, что она в «Палаццо Д’Оро», Марко разговаривает с ней по-русски, ругается и заставляет разносить заказы. Она выходит в зал с огромным тяжелым подносом, на котором опасно позвякивают полные хрустальные бокалы с вином. И Яна изо всех сил сохраняет равновесие, но посетители вдруг начинают хохотать, указывая на нее пальцами, и она понимает, что все это время была голая.

— Это что, татуировка? — в ужасе взвизгивает за спиной мать, и бокалы с громким звоном сыпятся на пол…

Подскочив в постели, Яна провела рукой по лицу и с облегчением обнаружила, что звонит всего лишь будильник. Двадцать капель маминой валерьянки вместо привычного кофе помогли унять волнение, и сонная, но спокойная, за пятнадцать минут до назначенного времени Яна была у ресторана.

Никогда прежде ей не доводилось бывать на профессиональной кухне. Конечно, кое-какие представления после фильмов и телепередач были, но все они меркли перед действительностью. Нацепив халат и шапочку, она зашла в огромное помещение, наполненное людьми, звуками и запахами. И это утро, сравнительно тихое время! Что же происходит здесь по вечерам, когда все кругом жарится, парится и режется в ускоренном режиме? Как справиться с переводом в такой сутолоке?

Решив напоследок глотнуть тишины, пока не явился синьор Бурджарини, Яна вышла в коридор и чуть не столкнулась с причиной своих треволнений. Чуть! Слава богу! Жалкие несколько сантиметров спасли ее от увольнения.

На всякий случай она отступила назад и перекинула сумочку через плечо.

— Это какая-то русская традиция, о которой я не знаю? — спросил он, заглядывая ей в глаза. — Или вы что-то имеете лично против меня?

— Простите, синьор Бурджарини! Клянусь, я случайно… — затараторила Яна приготовленную заранее речь. — И этого больше не повторится. Я знаю, это непрофессионально, возможно, сказывается стресс, но на моих рабочих навыках…

— Это всего лишь шутка, — Марко улыбнулся. — Вы слышали о слове «сарказм»?

Он положил руку ей на плечо, заставив вздрогнуть. Прикосновение обжигало даже через ткань пиджака, а пустяки вроде окружающего мира, ресторана и дальнейшей карьеры стали казаться несущественными.

— Синьор Бурджарини, меньше всего я бы хотела доставить вам неудобство, — начала она снова, нервно облизнув губы.

— Прошу вас, просто Марко, — он лукаво изогнул бровь и слегка прищурился, будто предлагая вступить в какую-то неизвестную игру.

Неловко было стряхивать его руку с плеча, но горячая ладонь, тембр голоса, взгляд… Это вносило во все, что он говорил, сексуальный подтекст.

Итальянские мужчины от рождения обладают уникальной способностью любой разговор превращать в заигрывание, даже если обсуждается штраф за парковку или бабушкино наследство. Тестостерон капает с языка южан вне зависимости от того, что они собирались сказать изначально. Достаточно просто поставить перед ними существо в юбке. И чем приятнее существо и короче юбка, тем интенсивнее источаются феромоны.

Собственно, в новинку это было Яне лет семь назад, когда она впервые увидела живого итальянца. Студент по обмену из Флоренции был волоок, велеречив и жарок. Получив разом такую порцию мужского внимания, Яна по наивности расплавилась, как стружка пармезана на горке ризотто, и на какое-то время даже поверила в мощь своей привлекательности. Жизнь и любвеобильность Антонио расставили все по местам, и с тех пор итальянские комплименты и традиционное «Ciao bella!» стали для нее чем-то вроде погодных явлений.