— Шо же ты, Тонька, на чужого мужика-то покусилась? — ТётьГаля неумолимо шагнула через порог.

И я ничего не смогла ей противопоставить. Отступила.

— Разве ж тебя не учили, что чужое брать нельзя?

— А я и не брала… — вякнула я, пытаясь собраться с мыслями. Получилось не очень.

— А кто нашего жениха в свою квартиру пустил? — вкрадчиво поинтересовалась тётьГаля. В ее исполнении вкрадчивость звучала особенно страшно.

— А у него на лбу не было штампа, что он ваш! — Отпираться, в общем-то, было уже бесполезно.

— Ах, штампа не было… — нараспев произнесла соседка. — А штамп у него, девочка, в другом месте стоял. Уже почти стоял. Чужой жених — это же, считай, что чужой муж. Ты понимаешь это? Что чужого мужа увела?

Огарёву сейчас, наверное, икалось без перерыва. Свалился мне на голову!

— А если он у вас такой ненадёжный, что того и гляди — уйдет, так чего же вы его в наручниках в ЗАГС-то не вели?

Ой, зря я это сказала. Совершенно точно зря. У тёти Гали сузились глаза и расширились ноздри. Я почувствовала себя тореадором. Или — нет. Это выход один на один с вратарем. И сейчас мне всадят в девятку.

— Верно говорят — яблочко от яблоньки недалеко падает. — ТётьГаля сверлила меня мрачным взглядом темных глаз. — И дочь — вся в мать. На роду вашем поганом, видать, такое написано — чужих мужиков уводить.

А вот это уже — штрафной. Маму не трогать, ясно?! Не сметь трогать маму!

Весовые категории у нас, конечно, были несопоставимы. Но на моей стороне были внезапность натиска и злость. В общем, вытолкала я соседку на лестничную площадку и даже до начала лестницы дотолкала. А потом выдохлась. ТётьГаля что-то вопила, снизу подвывала Виолетка, а я, пнув напоследок в мощную икру обхватом как моя талия, вернулась домой. Отключила дверной звонок. И пошла курить. И заодно придумывать, как можно поизощреннее вломить господину Огарёву.

На следующий день он мне предоставил такой шанс.

* * *

Наученная горьким опытом, в дверной глазок я теперь посмотрела. А там, за дверью, радостно улыбался мне Ярослав Огарёв. Весело тебе, коняра подлая? Сейчас умерю восторги! И, повернув защёлку, я гостеприимно распахнула дверь.

Судя по тому, как поспешно шагнул через порог Огарёв и как быстро закрыл за собой дверь, встречи с несостоявшимися родственниками он побаивался. И плотно пообщавшись с ними накануне, я могла его понять.

— За костюмом пришёл? — сразу пошла я в наступление.

— Чего? — Он свёл великолепные брови.

Ну, правда, шикарные у него брови! У меня подружка, Феня, она «бровист», она бы тут от восторга померла.

— А-а, не… — вздохнул он и рассмеялся.

Зубы у него… Тут бы померла от зависти Ганя — она ассистент стоматолога.

— Выкинь.

— Хорошо, — удивляясь самой себе и своему приличному поведению, спокойно кивнула я. — С чем пожаловал?

— Вещи вернуть!

Только тут я заметила, что в руках у него пакет. Глазам своим не верю. Костюм шикарный из натуральной шерсти на шёлковой подкладке, значит, выкинь. А заношенные треники и драную футболку — вернул.

— Спасибо! — Я выдернула пакет из его рук. План мести куда-то улетучился. И сейчас я больше всего хотела, чтобы он свалил в закат из моей квартиры. Не дай бог опять засекут, что он ко мне приходил — мне же тогда не жить.

— А ты чего такая злая, зая?

— Какая я тебе зая?! — заорала я. Но тут же спохватилась, даже рот себе зажала. Звукоизоляция у нас так себе. ТётьГалю, когда она своего мужа воспитывает, мне, например, прекрасно всегда слышно.

— И правда, какая же ты зая, — ухмыльнулся этот подлец. — Ты… малиновка.

— Огарёв, ты дальтоник! У меня волосы красные.

— Малиновые, — так же упрямо повторил он. — Слушай, у меня к тебе разговор есть.

— Говори.

— Не пригласишь войти? — вкрадчиво поинтересовался он. Везёт мне на вкрадчивых людей в последнее время. Одни неприятности от них.

— Тебя пригласишь войти, а ты потом холодильник обчистишь и спать ляжешь.

Он как-то странно посмотрел на меня. А потом полез в карман джинсовой куртки.

— Могу компенсировать ущерб.

— Лучше выкладывай честно, зачем пришёл, — проявила неуступчивость я.

Огарёв еще немного помолчал, явно собираясь с мыслями, а потом озвучил мне свое предложение:

— Слушай, тут дело такое. Виолетта мне прохода не даёт. Объяснение «передумал» ее не устраивает. Вдаваться в подробности не хочу. А она мне названивает, трубку брать перестал — так она уже два раза ко мне приезжала — то домой, то в офис. Тёщенька несостоявшаяся… — Огарёв нервно дёрнул щекой, — тоже звонила пару раз. Не пойму, какого хрена им от меня всем надо! Я за всё заплатил, что там было приготовлено для свадьбы. Но им всё неймется!

— Сочувствую, — без тени сочувствия произнесла я. — Но ничем помочь не могу.

Вот это я сказала зря.

— Можешь! — обрадовался Огарёв. — Еще как можешь! — Он шагнул, приблизившись ко мне вплотную, навис надо мной всем своим богатырским ростом. — Давай всем скажем, что у нас с тобой… ну… это… ну, шпили-вили и все дела. Типа, я из-за тебя Виолетту бросил. Ну, типа разыграем их. А?

Я молча смотрела на этот образчик идиотизма перед собой. Может, мне показалось, что он разумен, а? Может, правда, конь? Скотинка красивая, на пашню и для скачек годная, но не более.

— Назови мне хоть одну причину… — начала я медленно. — По которой я буду это делать…

Он моргнул несколько раз, что-то соображая.

— А если так?.. — Он снова полез во внутренний карман куртки. За бумажником, надо полагать. О-о, меня собираются купить. Впервые в жизни. Не за услуги заплатить, а всю тушку целиком взять. Оптом, так сказать. Какая прелесть! Какая щедрость!

— Кретин! — Я шлёпнула его по руке. — Засунь свои деньги знаешь куда!

— Ты же даже не знаешь, сколько я тебе собирался предложить, — обиделся господин Огарёв.

— Надеюсь, что много. И мелкими купюрами. И в жопу себе их засунь!

Мы снова — традиционно уже — сверлили друг друга взглядами.

— Не хочешь? — зачем-то уточнил он.

— Не хочу!

— А у меня есть еще один аргумент.

— И какой?

Он показал.

Знаете что сделал этот подлец? Он меня поцеловал!

Он же стоял рядом, так ему и пришлось всего-то — голову наклонить. И меня к себе прижать.

А я что сделала? А ничего. А-а, нет, пардон — рот от изумления открыла. Огарёв это воспринял как приглашение. И тут же засунул мне в рот язык.

Знаете, что самое пакостное во всем этом? Что мне всё это понравилось!

И его тяжёлая горячая лапа на моей пояснице, и другая — которая нагло стянула с волос резинку и зарылась в волосы. И язык… В общем, он у Огарёва умелый. И мой язык тоже всё это оценил и радостно вступил в увлекательную игру. И ой… ох… словом, можно понять Виолетку, которая так за ним бегает, несмотря ни на что.

Мысль о соседке отрезвила. Какого черта я так себя веду, будто меня в жизни не целовали? Но процесс зашёл слишком далеко, и, если честно, прекращать процесс мне никак не хотелось, а руки Ярослава уже поползли по моему телу — одна по плечу, другая на задницу.

Ничего лучше, чем укусить его за язык, я не придумала. И не кокетливо куснуть для подогрева градуса. А со всей дури.

Меня тут же выпустили, Огарёв зажал рот рукой и замычал что-то в ладонь.

— Этот аргумент тоже не годится, — не очень внятно, но, как могла, твёрдо проговорила я.

Огарёв смотрела на меня поверх ладони совершенно чумовыми глазами. Потом отнял руку от лица. В уголке рта что-то краснело. Матушка моя, я что же, его до крови укусила?

— Ну ты и стерва! — прошипел Огарёв… и был таков.

Только дверь хлопнула.

Вот и хорошо. Вот и славно. Буду стервой. Нечего тут мне язык почём зря в рот засовывать. Я отправилась в ванную и со всей тщательностью почистила зубы. Принесённые вещи Ярика запихнула в пакет к свадебному костюму господина Огарёва. И вообще, сделала так, чтобы забыть всё произошедшее. Все, квиты. В расчёте.

Но почему-то перед сном мне вспомнился вкус его губ. Упругих, настойчивых и ласковых. Горячих, нетерпеливых. Но я запретила себе об этом думать. И, как послушная девочка, заснула.

* * *

А в доме Огарёвых между тем назревал скандал. Локальный по местности, но не уступающий международному по накалу.

— Нет, я не утрирую! И не гиперболизирую! — Наталья Ивановна раздражённо перекинула полотенце с одного плеча на другое. — Я просто не иг-но-ри-ру-ю! В отличие от тебя, Михаил!

Глава семьи Огарёвых, Михаил Константинович, с тоской посмотрел на плиту. Ужин, судя по всему, если не отменялся, то откладывался.

— Наташа, послушай…

— Нет, это ты меня послушай! И хотя бы раз в жизни прояви себя как отец!

— Ты преувеличиваешь!

— Нет, дорогой мой! — Наталья Ивановна подбоченилась. — И этого я тоже не делаю. Суди сам! — Она принялась загибать пальцы. — Кандидатскую диссертацию я защищала с огромным животом, а потом, сразу после защиты, поехала в роддом. Рожать! Где был в это время ты? Подсказываю, если забыл — ты был в Германии, закупал оборудование. Когда Ярослав упал с горки, сломал руку и выбил два передних зуба и я мчалась с ним в травмпункт, ты где был? Ты запускал линию в цеху и никак не мог отлучиться. Когда твой сын раскокал три окна в школе и меня вызвали к директору, ставя вопрос об исключении, — где ты был? Ты встречал новых собственников и водил экскурсию по заводу. Когда твой сын получал диплом, где ты был? Ты был в Москве, в министерстве! Где ты был во все самые важные моменты жизни твоего сына, Огарёв?