Увидеть Белый аурум своими глазами — честь для граффа, и Ирвелин захотелось ощутить ее в полной мере. Она подошла ближе и остановилась в метре от куба. Золотое свечение завораживало, и Ирвелин простояла словно под гипнозом не меньше минуты, пока ее оцепенение не прервал мужской голос.
— На фотографиях он выглядит куда солиднее, тебе не кажется?
Это был Филипп. Он подошел сзади и произнес свои слова громче положенного, из-за чего поймал недобрые взгляды от проходивших рядом граффов. Дождавшись, когда они отойдут, он шепотом добавил:
— Порой наша преданность своей культуре переходит в паранойю. А, господин Кремини, приветствую!
Поодаль от куба с Белым аурумом стоял графф в мундире бирюзового цвета с отливающими серебром эполетами; его белесые волосы забавно топорщились вверх, составляя компанию своему носителю по стойке смирно. Этот графф был не кто иной, как дворцовый отражатель. Ирвелин читала о них. Помимо высокопробного стекла все сокровища королевства охранялись отражателями, чей дар при высокой степени ипостаси защищал артефакты не хуже титановой плиты. Мужчина-отражатель коротко кивнул Филиппу и продолжил нести свою службу в полном сосредоточении.
— Тоже сбежал от Миры? — спросила Ирвелин у иллюзиониста.
— Мне пришлось, — улыбнулся Филипп. — Мира начала перечислять все существующие сорта роз. Ты знала, что их больше ста?
Взглянув на Филиппа, Ирвелин в который раз поймала себя на противоречивых мыслях. Неужели перед ней стоял тот самый мальчик со двора, любитель бросать камешки с горки и выкапывать лабиринты в земляной куче? Тот самый мальчик сейчас выражался с мягким красноречием, был любезен и отличался непревзойденным талантом в своей ипостаси (что для Ирвелин не подлежало сомнению после посещения его библиотеки). К тому же именно Филипп провел ее на закрытый прием в Мартовский дворец, что прозрачно намекало на высоту его секретной должности. Ирвелин не удивится, если он окажется еще и всемирным филантропом, спасающим коал от вымирания. Но что же произошло с его носом, из-за чего тот был сломан? Филипп попал в аварию? Столкнулся в переулке с эфемером?
Поймав себя на неприлично долгом наблюдении за соседом, Ирвелин поторопилась перевести взгляд обратно на Белый аурум. Похоже, Филипп и не заметил столь навязчивого к себе интереса, поскольку его вниманием завладела инкрустированная рубинами корона королевы Линдаллы.
— Вот вы где! — услышала она голос Августа. Он подошел к ним со стороны кружка, в котором присутствовали исключительно девушки. Среди них Ирвелин увидела и принцессу Ограту в переливающемся бархатом платье; принцесса болтала и смеялась так открыто и раскрепощенно, что, если бы не газетные снимки, Ирвелин никогда бы не признала в ней дочь короля.
— Смотрю, тебе здесь нравится, — сказал ему Филипп, мотнув головой в сторону девушек.
— Есть свои плюсы, — сказал Август и приблизился к ребятам так, чтобы никто другой не расслышал его дальнейших слов. — Но до чего же здесь все нудные! Один кукловод с плюмажем на голове спросил у меня, что я думаю по поводу возможного увеличения подоходного налога для левитантов. Это что еще за налог такой?
— А по твоему бодрому виду и не скажешь, что ты чем-то недоволен, — отметил Филипп, улыбаясь.
— Я-то доволен, но разговоры о налогах приводят меня в уныние. Давайте исправим положение, а? Вот ты, Ирвелин.
Та вопросительно приподняла брови:
— Я, Ирвелин.
— Вот в чем твоя тайна?
— Моя тайна?
Август со знанием дела продолжил, прищурив глаза:
— У каждого есть своя тайна, а если речь идет о граффе — то тут тем более. Так в чем твоя тайна?
— Нет у меня никакой тайны, — изумилась Ирвелин, прятая глаза.
— Брось! Ты чудная такая, и этот вечно отстраненный взгляд… Когда я впервые увидел тебя тогда, на Робеспьеровской, то даже испугался. Внутри тебя словно зверь затаился, который оценивает все вокруг и ждет, когда же выпрыгнуть из засады.
— Нет у меня никакой тайны, — повторила Ирвелин чересчур напористо и посторонилась. Мимо них прошла длинная очередь из граффов. Один из гостей решил устроить любительскую экскурсию по экспонатам галереи, и толпа его слушателей остановилась у Белого аурума. Среди них промелькнули уже знакомые Ирвелин лица — джентльмен с высокой тростью и женщина в розовом жакете.
— Август, ты Белый аурум-то видел? — пропуская граффов вперед, спросил Филипп.
— Видел. Во вчерашнем выпуске газеты было фото, у Миры на полке…
— Да у Миры же сувенир! А я имел в виду настоящий Белый аурум, вот же он.
— Чего я там не видел. Камень как камень. — Август пожал плечами и повернулся к восточному крылу. — А где, кстати, Мира?
— До сих пор обеспечивает себя клиентами, наверное, — ответил Филипп, осматривая зал в поисках лимонного костюма, но Мира в поле их зрения не появлялась.
Время приближалось к шести. Шоу королевских иллюзионистов должно было вот-вот начаться, и граффы стали плавно перемещаться на балконы. Ирвелин, Август и Филипп, так и не отыскав Миру, отправились на балконы вслед за всеми, и им удалось занять передние места, откуда открывался чудесный вид на фонтанную площадь.
— С каждым годом королевские иллюзионисты удивляют все сильнее. — К ним присоединилась Флоа, та самая девушка в сверкающем платье. Она встала рядом с Филиппом и одарила его лучезарной улыбкой. — Посмотрим, чем они удивят нас сегодня.
— В прошлом году они соорудили солнечную систему, помните? — с воодушевлением произнес Август, обращаясь в первую очередь к Флоа. — Планеты, спутники, черные дыры…
— Да-да, — отозвалась Флоа без должного интереса.
— Трудно будет иллюзионистам повторить прошлогодний успех, — прибавил Август, но его уже никто не слушал, и левитант с разочарованием облокотился на балюстраду.
Ровно в шесть в башне Утвар зазвенел колокол, и на площади все стихло. Левитанты опустились на землю, воздушных змеев больше никто не пускал. Граффы затаили дыхание и обратились взглядом в небо. Ирвелин показалось, что сама природа приготовилась к грандиозному представлению: порывы ветра ослабли, запустив режим безупречного штиля, а воздух наполнился приятным вечерним теплом.
Шоу иллюзионистов началось.
Во вступлении раздался оглушительной силы звук: органный аккорд ре мажор. Ирвелин заткнула уши, что, судя по чрезмерной громкости аккорда, пришлось проделать абсолютно всем в ближайшей галактике. Оглушительный аккорд был мучительно долгим. Удерживая уши, сквозь щелочки вместо глаз Ирвелин попыталась разглядеть начавшееся шоу, однако и на земле и в воздухе обстановка была прежней. Август выругался, чего из-за шума никто не услышал, кроме рядом стоявшей Ирвелин, и еще плотнее прижал кулаки к барабанным перепонкам, а Филипп снисходительно улыбался и продолжал держать свои руки в карманах.
В момент, когда Ирвелин начала готовиться к неминуемой глухоте, столицу поглотила тьма. Звук резко исчез, как, в принципе, и все остальное. В кромешной темноте оказались и граффы на балконах дворца, и граффы на площади. Невероятно, но иллюзионисты смогли выключить предзакатный свет, словно комнатную лампочку! Август снова выругался, только теперь, в наступившей тишине, его услышали все.
Долгие минуты граффы вглядывались во мрак. В страхе свалиться вниз Ирвелин вцепилась пальцами в ограду. Она безостановочно моргала, пытаясь уловить хоть какое-то движение. Вскоре тишину прервал новый звук, только теперь он ласкал слух, как травяной эликсир — рану. По дворцовой площади полилось пение тысячи птиц; пение одухотворяло граффов и вселяло надежду на более классическое продолжение шоу.
Спустя дюжину секунд свет вернулся так же резко, как и исчез. Ирвелин зажмурилась и какое-то время была не в силах заставить себя открыть глаза, но после того, как к пению птиц добавилось восторженное «О-о-о», распахнула их. Белая пелена постепенно сменилась на изумительную картину.
Отныне фонтанная площадь была окружена не каменными домами с паутиной из мостовых, а самыми настоящими водопадами. Могучими, пенящимися, возвышающимися до самых небес. Площадь и сотни граффов на ней остались на своем месте, лишь мир вокруг превратился в нетронутую человеком природу. К пению птиц присоединился гремучий шум падающей воды, создавая завораживающий дуэт.
Водопады, несмотря на внушительные размеры, зрителей шоу не мочили: брызг не было, а сама вода, как только струя касалась земли, исчезала в белой пузырившейся пене. Чистоту иллюзии завершил запах: влажный, свежий, как роса на лугу.
Ни одно слово не могло передать и половины того великолепия, что раскинулось перед Ирвелин. Граффы разразились щедрыми аплодисментами; Ирвелин захлопала так, что спустя несколько хлопков она перестала чувствовать руки. Водопады громыхали и пузырились, а королевство утопало в восторге и благодарности. Зрители на площади пошли в пляс, левитанты возобновили полеты, а штурвалы пустили в безветренное небо воздушных змеев.
Когда иллюзорные водопады стали просвечивать, а пение птиц стихло, балкон, на котором стояли Ирвелин, Филипп и Август, начинал понемногу пустеть. Гости возвращались обратно в галерею.