— На собеседование, — был вердикт.

Пребывая от решения телепата в скромной растерянности, самаритянин пробормотал:

— Зачем же на собеседование? Я ничего не крал. Я известный натуралист, кукловод. Я к вашим услугам, госпожа уполномоченный телепат. Исследую флору и фауну в лесах Граффеории, по средам преподаю…

— Мы вас ни в чем не обвиняем, — ровным тоном сказала телепат. — Вам всего лишь нужно пройти в комнату напротив и ответить на несколько уточняющих вопросов.

Мужчина рассеянно кивнул и вместе с одним из желтых плащей прошел в надлежащую дверь.

— Следующий.

После первого случая задержания, пусть и на обычное собеседование, обстановка в галерее стала натянутой. Граффы если и разговаривали, то урывками и шепотом.

— А как вам их просьба подписать какие-то документы о неразглашении? — буркнул Август. — По мне, это чистой воды дискриминация.

— Полиция пытается избежать паники, — ответил ему Филипп, сделав в очереди шаг вперед. — И их можно понять. Представь, что будет, если вся столица узнает о похищении? Начнутся беспорядки, а у желтых плащей и без них сейчас много работы.

— А я согласна с Августом, — отозвалась Мира. — Это нарушение наших прав. Белый аурум украли из-под самого носа полиции, так пусть теперь принимают последствия.

Филипп промолчал. Как и Ирвелин, которой не хотелось сейчас вступать в какие-либо споры.

Спустя полчаса, каждая секунда которых ничем не отличалась от предыдущей, очередь дошла до Ирвелин. Перед ней к телепату подошел Филипп, их встреча была короткой и закончилась по сценарию «свободен». Когда девушка-телепат позвала следующего, Ирвелин шагнула к столу, представилась, подписала документ о неразглашении и заняла условное место напротив телепата.

На таком близком расстоянии девушка-телепат выглядела еще моложе и еще суровей; ее широкий лоб навис над Ирвелин, как мост нависает над тропой. Телепат обратила в ее глаза свой сухой взгляд, и Ирвелин, вопреки ожиданиям, удалось немного расслабиться.

В воспоминаниях мелькнули белоснежные углы камня, она медленно подходит к нему все ближе и ближе. Вокруг блуждают граффы, которых Ирвелин вниманием обошла; она не запомнила ни их лиц, ни цвета их нарядов. Мужской голос: к ней подошел Филипп. Она отвлеклась от Белого аурума и перевела взгляд на сломанный нос соседа… Картинка сменилась. Уменьшенная версия Филиппа несется с обледенелой горки. Ирвелин стоит наверху и весело кричит ему вслед; руки ее замерзли, а щеки раскраснелись. Дождавшись, когда Филипп уйдет с пути, Ирвелин с хохотом съехала за ним. Во дворе появился отец. Он позвал дочь домой с мягкой настойчивостью, как и всегда; для строгого родителя Емельян Баулин был слишком добродушен. Только ради него Ирвелин, с грустью попрощавшись с румяным Филиппом, отправилась домой — туда, где их ждала Агата Баулин, ее мама, которая отвечала в их семье за настойчивость строгую. Момент — и в хоровод воспоминаний пробралась гремучая пена водопадов, а следом — полупрозрачный дуб из библиотеки Филиппа. Как же Ирвелин скучала по чудесам, которые здесь, в Граффеории, считались обыденностью. Как, должно быть, скучает по чудесам ее отец, прозябающий сейчас в чужом краю…

Серые глаза телепата продолжали считывать данные из ее головы. Внутренние часы Ирвелин подсказывали, что условная минута уже давно миновала. Она спиной ощущала напряжение остальных граффов, по галерее зашелестел едва различимый шепот. Ладони Ирвелин взмокли, мысли путались, но взгляд от телепата она не отводила. Кажется, собеседования ей не обойти. Что ж, этого стоило ожидать…

— Вы свободны, — произнесла наконец телепат, чем удивила не только Ирвелин, но и большинство граффов за ее спиной, судя по их изумленным вздохам.

Желтые плащи указали ей на лестницу и тут же потеряли к ней интерес. Искоса Ирвелин увидела вышедшую из очереди Миру. Осознав, что настала пора уходить, Ирвелин начала медленно спускаться; в ее ноги словно вату набили, поэтому путь от галереи до выхода оказался долгим. Снаружи она встретила с дюжину желтых плащей с рациями. Небо уже успело покрыться сумрачным туманом, а фонтанная площадь — полностью опустеть.

У забора ждал Филипп. Ирвелин подошла к нему, и они простояли в молчании, наблюдая за стихийными передвижениями желтых плащей, пока из дворца не вышли Август и Мира. У обоих вид был изнуренный.

— Нас отпустили, — сказал Август. — А того граффа, который стоял прямо за мной, — Альвэ, кажется? — отвели на собеседование. Ты как, Ирвелин? Долго же телепат тебя мурыжила. Я был уверен, что тебя вызовут в комнату для допроса. — Левитант остановился и почесал глаза. — Голова кружится, жуть.

— Я тоже решила, что тебя уведут, — произнесла Мира. Несколько ее кудряшек выскочили из лакированного плена, и она тщетно пыталась их прибрать.

Ирвелин лишь неясно промычала, и все четверо направились к проспекту Великого Ола. Каждый время от времени оглядывался на дворец, на окна второго этажа, где все еще горел свет.

— Итак, что мы имеем, — начал излагать Август, загибая пальцы. — Белый аурум украден. Праздник в честь Дня Ола испорчен. И… — Он лихорадочно взлетел и, выдохнув, приземлился обратно.

— Что ты делаешь? — спросила Мира.

— Проверяю, при мне ли моя ипостась.

— Разумеется, при тебе, — отозвался Филипп. — Если верить тому сыщику, вор, укравший Белый аурум, находится сейчас во дворце. Значит, камень на зорком поле, где ему и полагается быть. И даже если вор успел сбежать, то пересечь границу он сможет не раньше завтрашнего утра.

— А если вор — эфемер? Или левитант с двадцать четвертой степенью…

— В любом случае еще слишком рано проверять ипостаси, — утвердил Филипп, покосившись на компанию граффов, беззаботно доедавших остатки сахарной ваты. Ирвелин тоже повернулась к ним. Один из граффов, молодой штурвал, держал моток ваты перед собой без помощи рук. Другой, материализатор, только что уронил в лужу палочку от ваты и с высунутым языком пытался ее воссоздать, а третий, левитант, летал над головами друзей и со смехом кидался в них липкими хлопьями.

Ирвелин, Август, Мира и Филипп молча прошли мимо, а на душе всех четверых тяжелым грузом легла грусть. Что будет, если желтым плащам не удастся поймать вора? Что будет, если Белый аурум, бьющееся сердце Граффеории, навсегда покинет королевство?

Ответов нет, в их распоряжении — одни вопросы. На улицах то и дело встречались граффы, которые еще не отошли от громкого празднования; они танцевали, пели, летали. Похоже, о речи короля, которую тот произносил каждый год, никто и не вспомнил. Четверка шла медленно и внимательно глядела на всех, кто попадался им на пути. Кто знает, может, прямо сейчас они наблюдали последний вечер, когда граффы еще были способны на чудеса.

Глава 6

Кудрявый флорист

Жители дома номер 15/2 спали этой ночью тревожно. Мадам Тата с первого этажа никак не могла усмирить своего обезумевшего пса, который ни с того ни с сего вообразил себя волком и всю ночь выл на луну. Семья Пауреш, соседи Филиппа по площадке, в полном составе занималась ловлей стаи мух, неожиданно нагрянувшей к ним после полуночи, — шум от мухобоек был до шести утра! Стоит ли упоминать и о четверых молодых граффах, чьи глаза почти не смыкались — неизвестность дня предстоящего давила на них, а события дня минувшего крутились в мыслях нескончаемой каруселью. Каждые полчаса Август Ческоль вскакивал с кровати и проверял свой навык левитанта и, убедившись, что он все еще левитант, укладывался вновь.

Ирвелин Баулин поднялась в восемь. После бессонной ночи голова была тяжелой, а тело вялым. Накинув халат, она лениво добралась до кухни, сварила себе порцию крепкого кофе и уселась на скрипучую табуретку. В окно уставился ее помутневший взгляд.

Спустя глоток Ирвелин вскочила. Она резко выпрямилась и сделала глубокий вдох. Сосредоточившись на пустом пространстве перед собой, вместо пустоты Ирвелин представила очертания отражательного барьера; представила так ярко, словно глухая стена барьера уже стояла перед ней. Одна минута, три, пять, и Ирвелин протянула к пустоте руку. Пальцы ее коснулись прохладной и гладкой поверхности, когда как глаза продолжали созерцать пустоту. Созданная ей поверхность получилась не твердой, как следовало бы быть отражательному барьеру, а мягкой и податливой, что говорило о низкой степени ее ипостаси. Но, несмотря на этот удручающий факт, Ирвелин с облегчением выдохнула. Дар отражателя был при ней.

После проверки ипостаси Ирвелин включила радио — миниатюрный аппарат Емельяна Баулин. Глупо было ожидать, что сейчас она услышит новости о Белом ауруме. Даже если желтым плащам уже удалось схватить вора и вернуть Белый аурум на прежнее место, то по столичным волнам этого не сообщат, ведь большинство граффов до сих пор оставались в неведении. Ирвелин хотелось просто убедиться, и, когда она услышала монотонный голос диктора, который оповещал об умеренном увлажнении чернозема в центральном поясе, радио она тут же выключила.

Настало время завтрака, но не успела Ирвелин разбить на сковороде яйца, как в дверь опять заколотили. «Что Мире могло понадобиться в такую рань?» Второпях выдумывая повод, из-за которого ей нужно было беспрекословно оставаться в квартире, Ирвелин вышла в прихожую и щелкнула замком. За дверью стояла вовсе не Мира.