Дверь, из которой шагнула Ирвелин, выходила на центральный проход между двумя длинными очередями из стеллажей. Чем глубже стеллажи уходили вдаль — тем дремучей был лес. Книжные полки проходили сквозь толстые стволы дуба, чьи размашистые ветви заполоняли собой все вокруг. Паутинообразные корни переплетались между собой, как рождественские гирлянды, смотанные на скорую руку, и занимали все нижние полки; сквозь корни виднелись стопки из корешков книг. Освещалась библиотека лишь тусклым светом от напольных фонарей, обросших пожелтевшим мхом. Тусклый свет легкой дымкой освещал и мансардный потолок, по темным стеклам которого молотил дождь. И здесь, в этой библиотеке, будто сошедшей со страниц детской сказки, нашли свое прибежище тысячи книг и фолиантов.

Разумеется, это была иллюзия. Иллюзия впечатляющих масштабов. Какое-то время Ирвелин не двигалась и жадно смотрела на раскинутое перед ней зрелище. Этот иллюзорный лес был неотличим от настоящего, если не брать во внимание паркет вместо земли и мансардный потолок вместо неба. С трудом вырвавшись из оцепенения, Ирвелин услышала голоса Миры и Августа. Оба граффа сидели в нише справа, где был расположен целый альянс из мягкой мебели и низких столиков, а завершал альянс старинный швейный станок, который Август варварски использовал в качестве вешалки для куртки.

— Куда подевался Филипп? — спросила Мира, откинувшись на подушки.

— Отошел в другую комнату, какие-то важные дела по работе, — ответил Август, который сидел как надутый вельможа, с поднятыми на стол ногами и раскинутыми по бокам руками. — Ирвелин, приветствую! — Он почтительно кивнул ей и повернулся к блондинке: — Мира, в глубине своей души я знал, что ты не подведешь. В далекой-далекой глубине.

— Хватит болтать, Ческоль. С тебя десять рей. — Мира вытянула ладонь.

— Мы разве на десять рей спорили? Не на пять?..

Ирвелин отвернулась от них. Сгорая от желания рассмотреть поближе библиотеку, девушка зашагала по центральному проходу. Она проходила ряд за рядом и ловила взглядом все вокруг: деревянные приставные лестницы, крученые вензеля на торце стеллажей, иллюзорные листья, раскинутые поперек полок. В конце третьего ряда, по левой стене библиотеки, она увидела большой питьевой фонтан. Выполненный из природного камня, фонтан журчал водой, которую выплевывала каменная голова усатого мудреца. Сразу так и не поймешь — иллюзорный был фонтан или настоящий?

Ирвелин прошла в следующий ряд. Несколько стеллажей здесь изрядно прогнулись под грузом зеленых крон, однако полки продолжали стойко выполнять свою миссию: оберегать истории, закупоренные в ветхую оболочку из страниц и переплетов. Ирвелин остановилась и начала всматриваться в сами книги.

Здесь были и потрепанные экземпляры, со стертыми обложками и торчащими из-под швов нитками, и совсем свежие издания, с перламутровым блеском и рисунками. Подойдя ближе, Ирвелин пробежалась по названиям. Каких только книг и сочинений здесь не было! Бессмертная классика и томики со стихами, книги по кулинарии, по вокальному мастерству, даже энциклопедия по вышиванию в трех томах. Ниже, под энциклопедией, стоял прикладной учебник для иллюзионистов с крайне поэтичным названием — «Художники, краски которых — весь мир», а справа Ирвелин заметила увесистый фолиант. Его, право, сложно было бы не заметить. Корешок книги был таким толстым, что с легкостью смог бы уместить в себе по меньшей мере пять обычных книг. «История Граффеории: правда и то, что за нее выдают».

Ирвелин слышала об этой книге — рукопись, пережившая в свое время бурю из критики. По слухам, в ней подвергались сомнению многие факты из общепринятой истории королевства, а автору книги, Феоктисту Золлу, даже пришлось бежать из Граффеории, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь вдали от преследований. Потратив на размышления не больше дюжины секунд, Ирвелин вытащила бордовый фолиант из тесных объятий других книг.

— Выбрала себе чтение?

От неожиданности Ирвелин чуть не выронила книгу. Она обернулась. В начале ряда стоял не кто иной, как Филипп Кроунроул, и наблюдал за ней. Ирвелин тотчас узнала его, хоть внешность Филиппа под гнетом времени сильно изменилась. Вместо непоседливого мальчишки с грязными коленками перед ней стоял статный графф в рубашке и брюках; на его лоб аккуратными прядями ниспадали черные волосы. Личина истинного интеллигента, руки которого, как и полагается в высоких кругах, были укромно спрятаны в карманах. На его фоне Ирвелин, облаченная в домашний халат, выглядела весьма комично.

— Считаю себя обязанным предупредить, что книгу ты выбрала не для легкого чтения, — сказал Филипп, зашагав к ней. — У этой вещицы спорная репутация, но я, безусловно, отношу себя к ее немногочисленным поклонникам.

Голос его был низким и певучим. Размеренный слог так бережно ложился на слух, что Ирвелин невольно порадовалась, что среди ее соседей все же есть человек со спокойным нравом.

— Я слышала об этой книге, — произнесла она, в который раз позабыв о приветствии. Похоже, куда больше ее взволновала книга, чем встреча со старым приятелем. — Мой отец рассказывал о ней. Настоящая редкость.

— Верно, — сказал Филипп и остановился в паре метров от Ирвелин. — В 1929 году из типографии было выпущено всего двадцать экземпляров. Этот экземпляр достался мне по наследству, от деда.

Когда Филипп Кроунроул подошел ближе, тусклый луч света упал прямо на его лицо. Несводимый прищур подчеркивал яркую синеву глаз; когда-то круглые щеки превратились в угловатые скулы. Но, прежде чем заметить все это, взгляд Ирвелин остановился на самой середине его лица. Нос Филиппа, очевидно, был сломан. Неестественность его формы резко выделялась на строгом лице.

— Я могу одолжить эту книгу на время? Почитать, — спросила Ирвелин, стараясь больше не смотреть на его кривой нос.

Филипп кивнул, как кивают короли, медленно и значительно.

— Август говорил мне, что ты вернулась жить в Граффеорию. Одна или с родителями?

— Одна, — ответила Ирвелин. — Мои родители остались за границей.

— Почему же? — Она отвела взгляд, давая понять, что говорить на эту тему ей не хотелось. — Что ж, я рад тебя снова увидеть, Ирвелин. — Филипп улыбнулся, отчего его нос сильнее исказился.

— Я тоже рада. Красивая у тебя библиотека.

— А, благодарю. — Он оглядел стеллажи придирчивым взором. — Мне предстоит еще много работы. В пятом ряду один упрямый бук, тот, что самый высокий, все время просвечивает. Никак не могу с ним совладать…

— Эй! Филипп, Ирвелин, вы где там? Мы начинаем без вас!

Голос Августа разнесся по всей библиотеке.

— Я так понимаю, — сказал ей Филипп, — с Мирой и Августом ты уже знакома? — Ирвелин молча кивнула, но от внимания Филиппа не ускользнуло кислое выражение на ее лице, и он добавил с деликатной усмешкой: — Когда узнаешь их поближе, они тебе понравятся. К тому же они куда приятнее, когда сытые. Пойдем.

Ирвелин вернулась в переднюю часть библиотеки в обнимку с книгой Феоктиста Золлы. Мира бренчала посудой, а Август сидел в прежней позе и не подумав убрать со стола ноги.

— Филипп, — начала Мира, заметив их приближение, — чем ты здесь питаешься, позволь узнать? Книжными червями? На твоей кухне нет ни грамма съестного! — Ответа на свой вопрос дожидаться Мира не собиралась и торопливо прибавила: — Я набрала чашек и ложек, сняла с плиты чайник и — что за приятная неожиданность! — обнаружила в твоем холодильнике еще не прокисшее молоко!

Она помахала перед ними крохотным молочником и принялась разливать чай. Ирвелин присела на край свободного кресла, Филипп уместился рядом с Мирой.

— У нас тут спор возник, — отозвался Август, взлохмачивая себе волосы.

— Опять? — Филипп приподнял брови. — Не пора ли вам заканчивать с этим?

— Это скучный спор, без участия денег, — улыбнулся Август.

— И какова же суть вашего скучного спора?

— Вот скажи, Филипп, какая ипостась появилась раньше — штурвал или левитант?

— Неужели не знаете?

Август ни капли не смутился.

— Я уверен, что первыми были левитанты, а Мира утверждает, что штурвалы.

— Как я удивлен, учитывая, что ты — левитант, а Мира — штурвал, — сказал Филипп, отпивая из своей чашки.

— Ну все же — кто первее? — вмешалась Мира.

Иллюзионист посмотрел на них с покорной снисходительностью, а после повернулся к Ирвелин, которая сидела отстраненно и неподвижно, не выпуская из рук книгу.

— Есть у меня одна книга подходящая. — Он попросил у Ирвелин «Историю Граффеории», взял тяжелый манускрипт в руки и стал перебирать страницы. — Надеюсь, все знают легенду о грифонах?

Мира и Ирвелин кивнули.

— Мы в Граффеории живем, дружище, — с ехидством вставил Август. — Конечно знаем.

— Однако спорите на такие простые темы, как ипостаси, — сказал Филлип. — Слушайте.

Он раскрыл книгу в самом начале и принялся за чтение. Мира уместилась на подушках с чашкой в руках и, сбросив туфли, поджала под себя ноги, а Ирвелин, потеряв опору в виде огромной книги, глубже просела в кресле.

...

«Грифон — покровитель граффов. Мифическое существо с головой орла и телом льва; воздух и земля, соединенные воедино. Символ великой силы, скорости и ума. По легенде, в эпоху древности грифоны проживали на территории, именуемой сейчас Граффеорией. Крылатые существа защищали людей, выступали хранителями их сокровищ и драгоценных камней. Стражи древнего мира, дарующие всему живому чистоту и золотой свет.

На рубеже эпох, перед тем как навсегда покинуть землю, последние из грифонов передали свои дары одинокому белому камню, лежащему на краю обрыва в горном хребте Дюр. Камень принял дары, а после на тысячу лет затерялся среди горных озер, рек и болот, пока однажды любознательный графф по имени Ноормант Ол не нашел его в земном покрове и не выпустил дары грифонов на свободу.

Дар силы перешел штурвалам,

Дар скорости — эфемерам.

Могуч в полетах стал левитант,

Обладателем острого ума — телепат».

— Четыре дара? А остальные? — удивилась Мира.