— Нет. Стараюсь не увлекаться. Хочу слезть.
Гек в ответ лишь фыркнул. Я нахмурилась и спросила:
— Что смешного?
— Да ничего. Просто… — он запнулся, смахнул волосы со лба и уже тише продолжил: — Ты сама знаешь: с карамели не слезают.
— У меня получится, — я поймала скептичный взгляд Гека. — Хотя бы, постараюсь.
— Ладно. — он пожал плечами. — В таком случае, продадим. Займёшься?
По спине побежали мурашки.
— Нет. Мне на жизнь пока хватает.
Из бара послышался звонкий гогот и очередной невнятный тост.
— Давай поскорее свалим из этой дыры, — предложил Гек и потушил бычок о стену.
Я опередила его, вприпрыжку подскочила к водительской двери и спросила:
— Можно мне повести?
Он жестом указал на пассажирское место и отрицательно махнул головой. Я цокнула, но спорить не стала.
Мы сели в машину. Снегоход Гека был развалюхой. Он обменял его за пакетик карамели у какого-то местного наркомана. Тот с радостью отдал ключи и документы, а Гек стал обладателем маленького двухместного снегохода. Пассажирская дверь скрипела и закрывалась через раз, на лобовом стекле была огромная трещина, а предыдущий владелец много курил в салоне и стряхивал пепел, куда придётся. Гек не удосужился вымыть это безобразие и просто перенял привычку прошлого хозяина. Было неуютно даже мне, заядлой курильщице.
Зато иногда он подвозил меня, и я возвращалась с дела в тепле, а не пешком по холодным улицам Джаро.
Гек завел машину и резко тронулся.
— Как прошло, кстати?
Я махнула рукой.
— Попался идиот набитый. Но всё отлично, как всегда.
— Угу. Иначе бы не сработались.
Он надавил на газ. Машинка, недовольно бурча, рванула вперёд.
Из-за снега видимость была почти нулевая. Хлопья напоминали млечный путь, и мне нравилось думать, будто мы рассекаем меж звёзд. Наверняка, малочисленные прохожие, которых угораздило в такую погоду быть на улице, сыпали нам вслед проклятия: Гек мчал так быстро, что свежий снег вылетал из-под лыж, словно вода из фонтана.
Я прислонилась к грязному окну. Мимо проносились огромные теплицы и серые жилые многоэтажки. Меня всегда удивляло, почему безобразную аграрную зону не построили на окраине, а именно тут, в десятке километров от центра. В этом уродливом районе был и мой дом. Двадцать пять квадратных метров на восьмом этаже, «шикарный» вид на крытые огороды и абсолютное одиночество.
Гек круто повернул руль, мы въехали в пустой двор и остановились под единственным горящим фонарём.
— Спасибо, что подвёз, — я натянуто улыбнулась.
Меньше всего мне сейчас хотелось идти домой.
— Что-то ещё?
— Нет… — я подняла глаза. — Хорошего вечера, Гек.
— До связи, — бросил он.
Я вышла в метель, снегоход зарычал, и Гек скрылся за многоэтажками.
Как только дверь квартиры открылась, в нос ударил отвратительный запах. Я закрыла ладонью ноздри, выругалась и включила свет. Виновником был мусор, который благополучно был забыт ещё с утра.
— Чёрт с ним. Выброшу завтра.
В животе урчало. Я сняла верхнюю одежду, небрежно бросила на комод в прихожей и пошла на маленькую кухню. В холодильнике, естественно, не оказалось ничего, кроме рыбных консервов. Поморщившись, достала одну. У меня не было денег на другую еду. Мясо, овощи и, тем более, фрукты, — рацион избранных и богатых.
Я же избранной не была. Заработанных денег едва хватало даже на эти консервы.
«Да и чёрт с ним, всё равно готовить — не моё», — думалось мне.
Поэтому я наспех съела рыбу, стараясь не обращать внимания на осточертевший вкус, и поплелась в спальню.
Кожа покрылась мурашками. «Интересно, — бегали мысли, — это от мерзкого холода или оттого, что придётся с папой говорить». Я плюхнулась на диван, запрокинула голову на изголовье и закрыла глаза.
— Который час?
— Двадцать один пятнадцать, — отчеканили умные часы.
Я пообещала сестре, что приеду в гости. Надо было позвонить отцу и попросить разрешения. Но даже от одной мысли, что придётся с ним говорить, желудок делал кульбит. Папа меня ненавидел всем сердцем. Ещё бы! Бестолковая, непутёвая. Не дочь, а «мечта».
— Ладно, соберись, Юнона. Это просто звонок. Возьми и позвони.
Ватными пальцами набрала номер. Гудок. Ещё гудок.
— Алло, — сказал твёрдый мужской голос.
— Привет, папа.
Тяжёлый вздох. Секундная пауза.
— Привет, Юна.
Я зажмурилась и от напряжения сжала пальцами виски.
— Папа, мы хотим встретиться с Агатой. На улицу ты её не пускаешь, поэтому она пригласила меня в гости, — тараторила я. — Можно мне приехать?
Отец молчал несколько секунд.
— Да, приезжай. Я не против, — наконец, ответил он.
Снова пауза. Нужно было задать ещё один важный вопрос. Ладони покрылись холодным потом.
— Агги хочет, чтобы я осталась с ночёвкой.
— А ты сама-то этого хочешь?
Я сделала глубокий вдох.
— Да.
— Приезжай. Я куплю мяса, приготовите ужин. Ты же, наверняка, одной карамелью питаешься.
Губы сжались в немом протесте, но я сдержалась и лишь поблагодарила:
— Спасибо, пап.
Он положил трубку, не попрощавшись. На душе стало легче. Я снова разблокировала телефон и быстро набрала:
«Привет, Агги, — подумав секунду, добавила смайлик. — Папа разрешил встретиться».
Ответ прилетел молниеносно:
«Ура! Я очень рада! Но… Ещё раз так меня назовёшь, Юни, тебе не поздоровится. И ты что, поставила смайл? Это старомодно!»
Я поморщилась и отправила вопросительный знак. Агата снова ответила быстро:
«Не злись. С нетерпением жду встречи!»
«Договорились. До встречи, Агги».
Секунда молчания и телефон пиликнул:
«Тебе точно завтра крышка, Юни», — и следом злой смайл.
Я хохотнула и расслабилась. Осталось только морально настроиться на поездку в родной дом, где прошли худшие годы моей жизни.
Остаток вечера я провела, пялясь в соцсети. На глаза попалась статья новостного блога «Свет в тоннеле».
— Азме Навик, — прочитала я вслух имя автора и хмыкнула, — надеюсь, это псевдоним. Иначе не завидую.
Статья носила громкий заголовок «Спичка становится пламенем. Пропавшие дети — конец глобализму?». Я закатила глаза. Да, дети пропали. Это страшно. Да, люди вышли протестовать. Но это капля в море. Всем остальным плевать. А журналисты уже раздували из мухи слона.
От нечего делать я всё же решила дочитать статью.
«Родные пропавших детей не стали мириться с бездействием власти. Который день они собираются у Полицейского департамента и скандируют лозунги, граничащие с сепаратистскими. Многие находят очевидную связь между засидевшейся властью и отвратительными методами полиции.
Если вам не безразлична судьба детей, поддержите митинги. Каждый день с восьми утра».
— Ну и чушь… — сказала я себе под нос и закатила глаза.
Надеюсь, Азме Навик понимает, что творит. Большинству, конечно, плевать на маленький новостной блог. Но такие высказывания опасны.
Умные часы сообщили, что уже за полночь. Я отбросила планшет на пол и решила, что пора бы ложиться спать.
Но сон не шёл. Я прислушалась: за окном, наконец, перестал выть ветер. Казалось бы, радуйся. Но с непривычки эта могильная тишина не давала мне уснуть.
«Кого ты обманываешь, девочка, — шептал ядовитый голос в голове, — кусочек карамели, и будешь спать, словно младенец».
Я тряхнула головой и перевернулась на другой бок. На ладонях выступил холодный пот. Дыхание стало сбивчивым. Я судорожно ловила ртом воздух, отчаянно пытаясь успокоиться. Это было бесполезно. Сердце билось, словно норовило выскочить из груди. Выдохнув, села на диван. Без дозы заснуть не выйдет. Я это знала наверняка. Неровной походкой ноги понесли меня в ванную. Бледный свет от старой лампочки окрасил лицо в не здоровый серый цвет. В зеркале на меня смотрела не яркая живая Юнона, а уставшая девчонка с мешками от недосыпа и синюшными губами. Я провела рукой по растрёпанным коротким волосам. Чёрный цвет был мне совсем не к лицу.
«Ты с таким родилась, забыла? Денег на краску нет, — продолжал плеваться ядом внутренний голос. — То ли дело Агата. Помнишь, как в детстве ты ей волосы отчекрыжила во сне? От зависти. Только посмотри на себя. Не поменялась, только скатилась на самое дно».
— Заткнись, — тихо сказала я и вцепилась в лицо.
В полумраке зеркального отражения чёрные татуировки на правой руке, обвивавшие её лозами, цветами и листьями от кисти до плеча, превратились в грязное месиво. Но на самом деле темнота была не виновата. Просто у меня не выходило сфокусироваться, а в глазах двоилось.
Дрожащая рука открыла вентиль крана. Я подставила ладони и окунула лицо в воду. Легче не становилось.
Я зажмурилась и постаралась не обращать внимания на подкатывающий к горлу ком. Хотелось рыдать от отчаяния и жгучего желания съесть кусок проклятой карамели.
«Сделай это. Станет легче».
— Ладно… Ладно, — ответила я внутреннему голосу. — Сегодня последний раз.
На кухне в шкафчике лежало то, что мне так отчаянно нужно. Капли воды скатывались на пол вместе со слезами. Казалось, что из холодного полумрака пустой квартиры на меня смотрят сотни глаз. Я боялась отрывать взгляд от пола. Вдруг действительно наткнусь на чей-то осуждающий взор? А по правде, страшиться нужно было только саму себя. Я потянулась на цыпочках к облезшей полке, достала кастрюлю, которой уже кучу времени никто не пользовался по назначению, и выудила оттуда заветный пакетик с маленькими прозрачными кусочками, похожими на оранжевый лёд.