«Открыть, достать, положить под язык».

Горьковато-сладкая ледышка быстро растворилась. Утирая кулаком слёзы, я направилась в постель. Там мне снова стало уютно и хорошо. Через каких-то пятнадцать минут я забылась спокойным сном. Как и обещал внутренний голос.

Сегодня непривычно тепло. Светло-голубое небо, солнце немного растопило залежалый снег. В груди кольнуло. Я вспоминаю эти огромные сосны, достающие до небес. Сколько уже мне не доводилось здесь бывать?.. За ними с левой стороны возвышается гора, внушающая ужас и благоговение. Город остался далеко позади. Несколько метров вглубь чащи, и вот оно — наше дерево. Стараясь не вступать в лужи подтаявшего снега, дохожу до сосны и нежно провожу рукой.

Вдруг слышится топот ног. Сердце ёкает от волнения, я оборачиваюсь и вижу маленькую хрупкую девушку в капюшоне, из-под которого выглядывает длинная чёрная коса. Пальто на пару размеров больше, горбится под тяжестью огромного рюкзака, и синяки под глазами всё те же.

Это я, только гораздо юнее.

— Сколько тебе лет, Юнона?.. — тихо спрашиваю я и иду навстречу девчонке.

Она, конечно, не видит меня.

Юна с трудом скидывает рюкзак, достаёт подстилку, грелку и термос. Глядя по сторонам, словно ожидая кого-то, садится и наливает чай.

Я опускаюсь на корточки рядом с ней. Какая красивая! Живая!.. Ну же, посмотри на меня, девочка.

Но она не слышит. Пьёт чай и поглядывает на время в телефоне.

— Эй, Юна! Давно ждёшь? — вдруг окликает её звонкий мальчишеский голос.

Янтарные глаза. Золотые волосы. Круглое лицо в веснушках. Внутри всё сжимается. Я подскакиваю, пячусь назад и хватаюсь рукой за грудь. Дыхание перехватывает.

— Да! Сто лет уже сижу! — изобразив недовольство, врёт она.

Я перевожу дух. Они обнимаются. А затем юноша горячо целует Юнону.

— Я сегодня не с пустыми руками, — гордо говорит он и деловито достаёт из рюкзака маленькую стеклянную бутылку.

Она демонстративно хмурится:

— А на кой чёрт я тогда пёрла сюда термос?

Тот виновато чешет затылок.

— Ну, это же сюрприз.

Юнона улыбается и говорит:

— Ладно, давай пробовать.

Я невольно хихикаю. Первый алкоголь в моей жизни. Значит, мне здесь шестнадцать.

— Присядем? — предлагает юноша.

Парочка садится рядом плечом к плечу. Он разливает напиток по маленьким кружкам, которые Юнона взяла для чая. Она делает глоток и кривится:

— Фу!

— Разбавленный спирт, — улыбается он.

— Отвратительно, — констатирует Юна.

— Ты же сама просила достать!

— Я не думала, что это так противно! — возмущается Юнона, затем выдыхает и залпом осушает содержимое. Её лицо перекашивает, а мальчишка смеётся и следует примеру подруги.

— Больше не хочу пить эту дрянь. Давай чайку? — предлагает Юна.

Юноша кивает, тепло улыбается и приобнимает её.

Сердце колотится, как бешеное. Я подхожу к ним. Юнона снимает с парня капюшон и гладит золотые волосы. К горлу подкатывает ком. Я подхожу ещё ближе. Как же мне хочется посмотреть в его янтарные глаза хотя бы разочек.

Вдруг мальчишка медленно поднимает голову и смотрит прямо на меня. Вместо живого взгляда зияет чёрная пустота. Я кричу и отскакиваю в ужасе. Он встаёт и медленно подходит. Земля, кажется, уходит из-под ног. Где-то гремит гром. Боковым зрением я вижу зарево.

— Посмотри, что ты наделала, — горячо и тихо говорит юноша. Он поднимает палец и указывает на вулкан, — только взгляни. Довольна?.. Сейчас мы сгорим тут. И я, и ты.

Из вулкана валит чёрный дым, а по склонам текут потоки лавы. Я ужасаюсь, пытаюсь схватить Хрисана за руку, но тот отшатывается.

— Это ты во всём виновата, — презрительно бросает он.

Земля под нами трясётся всё сильнее. Потоки магмы и камней катятся в нашу сторону с ужасающей скоростью.

— Нет, Хрисан! — отчаянно зову его я.

Но земля под ногами моего возлюбленного внезапно разламывается. В горле застревает немой крик. Хрисан летит в чёрную бездну, дна которой даже не удаётся разглядеть.

— Нет! — кричу снова.

Лава приближается. Она, как бурная река, несётся и сметает всё на своём пути. Наконец, достигает соснового леса и валит деревья, поджигая. Остаётся всего несколько десятков метров, и меня накроет с головой…

И вдруг я открыла глаза. Сердце стучало так, словно вот-вот пробило бы рёбра. Уже светало. Я утерла пот со лба и села на кровать. Спать больше не хотелось.

Мне уже лет сто ничего не снилось. А тут сразу это… Я приложила ладонь к груди и попыталась выровнять дыхание.

К чертям собачим такие сны.

Глава 2. Кто такая Юнона Сафи?

Филипп

Стрелки настенных часов мерно двигались, почти дойдя до 9 утра. Ни свет, ни заря меня поднял телефонный звонок. Перепуганная бабуля позвонила в полицию с ужасной новостью: соседа убили прямо на пороге квартиры. Ну, это для неё новость была ужасной. А мы такими смертями были уже по горло сыты.

Маленькая типично холостяцкая квартирка, наверняка, отродясь не видела в своих стенах столько народу одновременно: трое судмедэкспертов, двое полицейских и, собственно, виновник торжества. Я поправил очки, присел на корточки, чтобы осмотреть убитого, и пробормотал:

— Да уж, паршиво денёк начинается.

Мужчина, лет сорока, в огромной луже крови. Рядом лежали разбитые очки. Наверняка, хотел сбежать от убийцы, но не успел. Судя по кровавому следу, тянущемуся от гостиной, он полз до входной двери. Каким-то чудом даже смог подняться и провернуть замок, о чём свидетельствовали кровавые пятна и потёки на двери. Но смерть настигла его в виде контрольного в голову. Убитый лежал на животе. Лицо скривилось в болезненной гримасе. Ещё бы: два выстрела в спину. Бедняга перед смертью мучился.

Напарник присел рядом, надел синюю резиновую перчатку и потрогал дыры в спине мужчины.

— Да, Гарьер, это паршивые раны… Пули остались в теле. Никаких сомнений: стреляли из либергана.

Я хмуро кивнул и тоже надел перчатки. Кожа вокруг входящего отверстия разорвана в клочья. Приподнявшись, бросил последний оценивающий взгляд на тело. По отёкам видно, что выпивкой не гнушался. Одежда совсем несвежая. Толстое брюхо и тоненькие ручки-спички.

— Пойду осмотрю жилище. Может, там что-нибудь интересное найду, — сказал я, но Макс, кажется, даже не слушал.

Пройдя по маленькому коридору, толкнул дверь, ведущую на кухню. Завоняло так, что захотелось выплюнуть желудок. Прикрыв ладонью нос, выругался:

— Чёрт возьми, у него тут ещё кто-то сдох?!

Оказалось, это всего лишь объедки рыбы, валявшиеся на столе, полу и в раковине. Все поверхности были покрыты вековым слоем жира. Количество пустых бутылок я даже не взялся сосчитать. Одна из них с содержимым желтоватого цвета, стоящая на столе, была не допита. Губы скривились от отвращения. Я скинул крышку, взял напиток и принюхался. Резкий запах дешевого спирта перебил вонь рыбы.

— Эй, Макс! Что это за дрянь, не знаешь? — выглянул из кухни с бутылкой.

Напарник, всё ещё корпевший над ранами, поднял голову и лишь пожал плечами. Рядом с ним суетились двое других сотрудников, одетых в специфичные белые костюмы, из-за которых походили на космонавтов.

— Мерзость какая… — проворчал я и отправился смотреть гостиную.

Эта комната тоже не выглядела гостеприимно. И без того маленькое помещение казалось ещё меньше из-за двух гигантских стеллажей, которым, по-хорошему, давным-давно заказано место на свалке. Пыль с них, похоже, не вытирали с момента производства. Весь пол был усеян одеждой разной степени свежести, от которой несло потом. Да уж, уборка у хозяина жилища явно была не в почёте.

Я подошёл к стеллажу с ящиками.

— Ну, давай посмотрим…

В первом только какой — то хлам. Пластмассовые детали непонятного происхождения. Во втором вещи хозяина, сложенные как попало. А вот нижний был закрыт на ключ.

— Как интересно. Макс! У меня тут кое-что есть.

— Иду! — крикнул из прихожей напарник и подошёл ко мне.

В руках он держал маленькую бумажку.

— Что там? — он снял перчатки.

— Ящик, — я указал пальцем. — Заперт.

Макс поднял взгляд и спросил:

— Ладно. Ключи есть?

Я закатил глаза, удивляясь тому, что всё нужно пояснять:

— Угадай сам. Надо порыться в его хламе и найти.

Напарник обвёл взглядом комнату и поморщился:

— Ну, уж нет. Давай по старинке?

— Ладно. Но объяснять, какого чёрта мы взламываем чужие сейфы, будешь ты.

Макс хохотнул, потянулся в карман и сказал:

— Сейфы? Ты серьёзно? — он достал шпильку и присел к ящичку. — У него нет родственников. Живёт один. Никто не будет претендовать на этот хлам.

— Что ж… — я поправил очки и развёл руками. — Действуй.

Уговаривать Макса не пришлось. Несколько секунд, и хлипкий замок щёлкнул. Напарник поднял на меня торжествующий взгляд, а я фыркнул и проворчал:

— Давай уже смотреть, хватит рисоваться.

— Никогда не надоест доказывать собственное превосходство. Ты бы без меня точно эту кучу грязного белья перекопал!

Я не ответил. Присел и выдвинул ящик. Под кучей старых пожелтевших бумаг лежала ветхая Библия в твердом переплете. Обложка сильно потёрлась, а из корешка торчали нитки.