— Откуда вы так много знаете? — заподозрил что-то Захария.

— Сам немного ощутил, когда моментально заболел, — сощурился тот, но быстро повёл головой, видимо отгоняя мысли. — Да и приходилось по долгу службы общаться с чумными. Я долго не заболевал, поэтому меня назначили Сторожем. Но чума никого не жалеет, кроме…

Он осёкся и обернулся в сторону дворца. В тот момент мы уже вышли на улицу. По-прежнему царил полумрак бледных туч, но лучи Игниса, кажется, потихоньку начали пробиваться.

— Кажется, ты не рад этому, — неожиданно подметила Мира. — Избранности Птенца.

— Нет, почему? Рад, — обернулся к ней Муракара. — Только боюсь, как бы его способности не обернулись для нас большой бедой.

— Как? Разве это не привилегия? — удивилась Мира.

— Как посмотреть. Давайте спустимся на Агнанеи, и я покажу вам. Но прежде вооружимся чистыми тканями: дар Птенца исцелил меня, но заразиться снова я всё же не рискну.

Мы с Мирой переглянулись в схожем недоумении. Не знаю, что — пламенное сердце или обычное — подсказало, как неожиданно Мира забеспокоилась, как шерстинки встали на её ушах, и я взял её за руку, перед тем как спрыгнуть с вершины вниз.

* * *

Спуск понравился друзьям ещё больше: в отличие от подъёма, им почти не нужно было взмахивать руками — лишь планировать на землю. Захария подставил крылья ветру и расслабился, тогда как Гили освоилась и закружилась, заплясала. Мира же не отпускала мою руку: мы оба предчувствовали что-то очень недоброе.

Муракара провёл нас к Прагана Гасай. И среди ветвей мы заметили странное: на поле вокруг древа образовались волны движения, хаотичные и бурные, как шторм. В конце концов, когда мы приземлились на площадку наверху, мы увидели всё сами: крылатый народ, истощённый и неспособный взлететь, ломился к Сторожу Чумных сквозь ряды стражи.

— Сторож! Он пришёл, чтобы нас спасти!

— Сторож, прошу, спусти младенца! Я не хочу умирать!

— Забери моего ребёнка, Сторож, пожалуйста! Он ещё слишком мал, чтобы умереть!

От криков кружилась голова. Я и сам не заметил, что я сильно сжал руку Миры, и та тихо позвала меня:

— Феникс.

Я обернулся на её слова.

— Всё будет в порядке. Они получат своё благословение, как только смогут.

Однако я чувствовал дрожь в её голосе. Она, как и я, после нашего путешествия уяснила: всё не может быть так просто.

— Муракара, — приблизился к нему я, — что произошло? Почему они?..

Тот напряжённо сжимал губы. Возможно, даже озлобленно, но хорошо скрывал свои эмоции.

— Скорее всего, кто-то с Ахасе решил сообщить «хорошие новости» Агнанеи, — цокнул языком Муракара. — И, возможно, я даже знаю кто.

Наконец мы оказались внизу. Птицелюди ломанулись на стену стражей, и те не без усилия их сдержали. Муракара же остался на небольшом возвышении: похоже, кто-то из стражей отодвинул для него одну из веток Прагана Гасай.

— Тише! — крикнул Сторож Чумных, и ему подчинились.

Где-то я уже слышал подобный приказной тон. В отличие от Дьяуса Муракара отчего-то ощущался далеко не таким надменным — больше уставшим от власти, чем упивающимся ей. Возможно, это всего лишь мои предубеждения…

Вперёд вышел один из стражей. Когда он заговорил, я сообразил, что он здесь, чтобы огласить вопросы народа.

— Калатрея сказал, что Спящая мертва и что он теперь Покровитель. Агнанеи не верят ему и ждут подтверждения от вас, Сторож Чумных.

Я поражённо переглянулся с Мирой. Как так, назначенный Сторож для них важнее самого Покровителя? Мира пожала плечами: она разделяла мои чувства.

— Это правда. Некрылатые ниже — свидетели смерти Спящей, показания которых подтвердились. Совет выбрал Калатрею Дьяуса в качестве Покровителя. Временного.

Это не совсем правда… Разве они говорили что-то о временности? Хотя по местным законам было бы логично, если бы он был всего лишь регентом Птенца.

Народ забурчал, но негромко, осторожно. Когда страж заговорил снова, они вновь замолкли.

— Нам сообщили… Правда ли, что Птенец, сын Спящей, обладает даром исцеления чумы?

Муракара набрал в грудь воздуха и громко возвестил:

— Правда.

Крылатые взорвались в радостных возгласах. В отличие от человеческих и даже зверолюдских они звучали совсем иначе: как воронье карканье, как соловьиные трели, как куриные кудахтанья. Все птицы такие разные, поразительно!

— Я рад вас поздравить, но рано праздновать победу, — предупредил их Муракара. — Нам нужно подготовиться. Стражи! Пожалуйста, организуйте больных по группам: дети, старики, тяжелобольные и недавно заражённые. Здоровых прошу либо сопроводить неспособных к передвижению родственников, либо спуститься с Прагана Гасай. Будьте уверены, мы приложим все силы, чтобы как можно скорее излечить ваших близких!

Никаких возражений или мельтешения, птицы без лишних вопросов разбрелись по назначенным стражам. Мура-кара же спустился и обратился к нам:

— Я отлучусь, чтобы проследить за процессом, а вы можете пока подождать здесь или наверху. — Он кивнул на кроны древа.

— А я бы хотел помочь, — без раздумий вызвался я. — Насколько это возможно, естественно.

— Конечно, у нас теперь есть единое лекарство, но не стоит понапрасну заболевать и усложнять мне работу, — усмехнулся Муракара.

— Не сказала бы, что лично я могу заболеть, — выступила вперёд Мира. — Я чувствую, что мой дар наследницы не даст мне слечь: благодаря ему у меня самое сильное тело из всех смертных. Так что я стала бы даже лучшим помощником, чем ваши стражи!

Она гордо распушилась, и я невольно усмехнулся в кулак от её умилительной важности. Мира же слегка толкнула меня локтем в бок.

— Думаю, я тоже вряд ли заболею, — подхватил я. — Дар Проводника должен подразумевать, что я могу прийти к наследнику сквозь любые препятствия.

Муракара сжался, и его фигура вдруг стала слегка меньше и… дружелюбнее?

— Не нужно, это лишнее, — негромко проговорил он. — Я и так в долгу перед вами.

— Необязательно справляться со всем самому, — улыбнулся я. — Да и скучно как-то сидеть наверху и ждать, пока произойдёт что-то интересное.

— Эй! — воскликнула Гили, выпрыгивая вперёд. — Я тоже хочу помочь!

— А ну-ка, попридержи коней, — прихватил её за рубашку Захария.

— О, самый умный бросаться такими выражениями в сторону Лошади? — недовольно развернулась та, смущённо убирая его руку со своей одежды.

— Тем не менее, — перевёл тему он, — у тебя иммунитета к чуме нет. Как и у меня. Придётся отсидеться наверху.

— Делать нечего…

— Да, это не очень интересно, но я не особо хочу тебя выхаживать, после того как ты навеселишься.

Гили вспыхнула румянцем. Неужели он настолько разозлил её отказом? Без пламенного сердца порой тяжело определить чувства других. Мира же хихикнула у меня под боком и прошептала мне на ухо:

— Прямо голубки, сидящие на веточке, не правда ли?

Я непонимающе сдвинул брови и собирался было уточнить, но меня прервала Гили:

— Я вообще-то всё слышу!

— Так, пойдём, хватит отвлекать Муракару.

И уже когда они взлетели к ветвям, я обернулся к Сторожу Чумных. Тот по-доброму усмехался.

— Крылатые, некрылатые, а дети везде дети.

После его слов мы разошлись по очередям. Миру отправили к тяжелобольным, меня же — к родителям с детьми. Муракара объяснил это решение моим умелым обращением с Птенцом, и даже после моих возражений он не стал меня слушать и настоял на своём.

И если стражи приняли меня прохладно, то жители Агнанеи глядели с ужасом в глазах. Я старался улыбаться так мило и дружелюбно, как только мог, хоть и осознавал, что страх перед некрылатыми вряд ли способен победить. Но после указаний стражей птицелюди медленно и осторожно, как к страшному хищнику, принялись ко мне подбираться. Я записывал их имена и ответы на вопросы, которые написал мне страж.

Однако всё-таки нашлась одна мать, птицелюдка-Курица, которая безо всякого волнения подвела ко мне своего качающегося ребёнка. Он надрывно кашлял и глотал сопли, и его красный гребешок так забавно подрагивал, что я невольно улыбнулся.

— Что смешного, некрылатый? — закудахтала она. — Над больным насмехаешься! Тебя за это клюнуть?

— Вовсе нет, — отстранился я. — Просто никогда не видел столь красивый гребешок. В конце концов, я никогда и птицелюдей-Петухов не видел.

Она подозрительно сощурилась. А потом усмехнулась.

— Ладно, ладно, я тебя просто журю, — отмахнулась она.

— Вы так доверчиво ко мне подошли, — открыто отметил я. — Первый такой птицелюд!

— Крылатый, попрошу! — покачала головой она. — А так чего тебя бояться? Сторож Чумных доверяет тебе. Значит, и я доверяю.

— Народ Агнанеи выглядит так, будто Сторож Чумных важнее, чем сам Покровитель, — удивился я, потихоньку доставая записи.

— Ну… Не важнее Спящей. Так жаль, что она покинула нас. — Птицелюдка опустила голову, вздыхая. — Но она оставила нам Сторожа, назначила его в самый трудный момент. А вот нынешний Покровитель… Не знаю…

— Я никогда не видел Спящую, — прогнусавил её сын. — А вот Сторож Чумных всегда о нас заботился.

Слова крылатого ребёнка впечатлили меня больше, чем вся реакция толпы. Муракара, их мостик между Агнанеи и Спящей, значил для них гораздо больше, чем все Ахасе вместе взятые. Я взглядом нашёл в толпе Муракару и увидел, как тот вьётся из стороны в сторону, уверенно и спокойно раздавая поручения своим воинам. Во мне проснулось уважение к нему — уважение, сравнимое с тем, какое я испытывал к правителям.