— Простите, Сторож, — тут же поклонился он, отступая.
— Может быть, я тоже хочу им многое высказать, — уже тише сказал Муракара, — но это не моё дело. Моё дело — работать. И, раз уж приказы отдавать некому, придётся взять дело в свои крылья.
Повисло молчание. Его прервал грохот: толпа надвигалась и, казалось, вот-вот повалит Древо. Искажённые злобой лица жутко мелькали сквозь ветви.
«Почему же Муракара не правит Островами? Он ведь гораздо лучше понимает народ, чем кто-либо другой», — промелькнуло в мыслях. Может быть, есть какой-то способ поставить его во главу?..
— Чего они требуют? — спросил Муракара, наблюдая за происходящим, словно зная ответы на все свои вопросы.
— Выдать им Птенца, — быстро ответил молодой воин. — Они часами кричат об этом. Так почему бы не сделать это, Сторож? Ведь Калатрея обещал…
— Мало ли что Калатрея Дьяус обещал, — отмахнулся Муракара. — Я разве не сказал, что он отстранён от покровительства? Знаешь почему? — Он оглядел своих воинов и, когда те собрались поближе, негромко сказал: — Потому что он соврал. Птенец не только лечит. Но и губит.
Воины будто окаменели. Я схватил за руку Миру: не зря ли Муракара раскрыл им все карты?
— Ахасе… Проклятые Ахасе! — крикнул один из воинов.
— Я так и знал, что они всегда лгут! Лишь бы самим крылья не пачкать!
— Поэтому они и сидят наверху: лишь бы чумой не заразиться, как мы. Мы же для них не важнее навозных мух!
— Вот почему Посланника не приняли обратно: он же чумной, им такие не нужны. Они даже не попробовали вылечить его, своего!
Зря. Очень зря Муракара это сказал. Сердце моё забилось, и, чтобы хоть как-то его утихомирить, я схватил Муракару за локоть и попросил отойти. Тот не был против: кажется, ему самому стало нехорошо.
— Зачем вы сказали им правду, Муракара?! — тут же негромко воскликнул я. — Они теперь в ярости! Они и так не любили власть, а теперь им нет смысла за неё сражаться.
— Потому что они должны знать, что происходит. Рано или поздно они бы и сами поняли, что что-то тут нечисто, — пробормотал Муракара, крылом потирая висок.
— Вы поступили не лучше Дьяуса, — бросила Мира, и я слегка сжал её руку, но после ответа Муракары не стал больше возражать.
— Дьяус соврал, пускай и от незнания. Я сказал правду.
— Эта правда отвернула их от вас, — непонимающе отозвался я. — Теперь у нас нет союзников на Агнанеи…
Как только я это произнёс, за спиной Муракары стали собираться воины. Один за одним они взмывали в небо, намереваясь улететь сквозь ветви. Я открыл было рот, чтобы предупредить Муракару, но тот лишь поднял крыло.
— Я знаю. Я слышу.
— Так почему вы не попытаетесь их остановить? Они только подпитают силы восстания! — прикрикнула от непонимания Мира.
Редко я её такой видел. Возможно, с силой к ней пришла и Медвежья ярость.
— Потому что, Княжна, я не правитель и даже не лидер, — устало произнёс Муракара. — Я Сторож Чумных. Меня назначили следить. Не управлять. Я исполняю приказы, просто за это время научился самостоятельности.
— Разве не очевидно, что не нужно было так сразу им всё вываливать на головы? — спорила Мира. — Вы слышите этот народ! Вы могли спасти ситуацию!
— Я слишком долго лгал. Все мы слишком много лгали. И вот к чему привела ложь. — Он тяжело вздохнул. — Пора искупить все грехи, исправить ошибки. — Обернувшись к Мире и взглянув ей прямо в глаза, он продолжил: — Да, ты права, Княжна, я мог спасти ситуацию. И всё ещё могу. Только попрошу вас об одном: сопроводите меня наверх. Я улажу всё сам.
— Сам? Как это — сам? — захлопал глазами я. — Против вас все…
— Просто смотрите и учитесь, — невесело усмехнулся он, вспархивая.
Мы взлетели за ним, преодолевая верхушку Прагана Гасай. А под ногами — ад.
Толпа, поглощённая огнём и местью, превратилась в пожар, способный уничтожить Острова. Они кричали, вопили, визжали и плакали — певучесть птиц превратилась в безжалостную какофонию.
— Мы не умрём!
— Отдайте Птенца!
— Мы не умрём!
— Отдайте Птенца!
Раз за разом их слова становились всё громче и хаотичнее, или же это в моей голове они закрутились, завертелись, словно я и сам попал в пламя. Постойте-ка… Кажется, я могу их угомонить — хотя бы на минуту.
Взмахнув рукой, я сосредоточился. Пламя, сколько обрывочных кусочков и искр, на которых надо сосредоточиться и которые надо собрать… Нельзя, чтобы Агнанеи сожгли. Нельзя, чтобы огонь уничтожал, а не создавал.
Народ внезапно замолк, и я приоткрыл глаза. Их пламя поднималось вверх ало-рыжим вихрем, лишая толпу силы. Теперь они хотя бы на мгновение беззащитны. Даже воины, закравшиеся в толпу обычных птицелюдей, ошеломлённо глядели на Муракару.
В конце концов огни выстроились вокруг Муракары. Я потратил много сил на этот трюк, но теперь я мог слегка расслабиться.
Возгласы и восклицания не заставили себя ждать. Но едва их волна зародилась, как Муракара воскликнул:
— Агнанеи! Послушайте Сторожа Чумных!
Конечно же, незамедлительно последовали ответы:
— Какой ты Сторож?! Ты лишь сошка Ахасе!
— Почему ты ничего не делаешь?! Ты должен был нас излечить!
— Зря Спящая выбрала тебя, ты ни на что не годишься!
Я двинул рукой. Огни задрожали, и народ зашумел в панике. Я вмиг пожалел, что это сделал.
— Этот некрылатый хочет нас убить!
— Сторож связался с некрылатыми! Предатель!
— Хорошо, — вдруг пробормотала Мира. — Ещё раз.
— Что? Они же с ума сойдут от страха! — шепнул я.
— Но, возможно, замолчат. И послушают Муракару.
Что ж, ладно, Миру я могу послушать. В конце концов, она здесь наследница трона — не я.
Ещё одно движение. На этот раз толпа и впрямь притихла: почуяла настоящую опасность. Из-за их горящих страхом округлённых глаз я тысячу раз пристыдил себя. Но иначе никак.
— Не бойтесь! — по-птичьи воскликнул Муракара. — Проводник — наш союзник. Он хотел привлечь ваше внимание, чтобы вы меня послушали.
Народ замельтешил, но гул не поднялся. Не думаю, что он развеял их страхи, но, возможно, дал этому начало.
— Чего вы хотите, народ? Чего вы боитесь?
— Принесите Птенца! Прошу! — уже надрывно крикнул кто-то из птиц — кажется, рослый птицелюд с ослабшей женой на руках.
— Я не хочу умирать! — всхлипнула пожилая птицелюдка, оседая в руках здоровых родственников или подруг.
— Мой папа заболел… — прозвенел детский голосок. — У меня больше никого нет!
От её больших, круглых, ярких, как два цветных стёклышка, глаз, от их жуткой глубины меня пронзило. Их страшная пустота затягивала, и только когда Мира взяла меня за руку, я смог перенять её спокойствие и утихомирить своё сердце.
— Больше всего на свете я хочу, чтобы чума прекратилась, — проговорил Муракара, дождавшись, пока мольбы хотя бы слегка стихнут. — Я видел так много ваших смертей. Слишком много. Поверьте, я знаю, как никто другой.
Народ принялся недоверчиво переглядываться. Тем не менее их горе ещё не развеялось, посему гнев был заглушен.
— Я знаю, как вы настрадались. Вы теряли и продолжаете терять. Вы хотите, чтобы мучения остановились. И ваше спасение так близко, на расстоянии вытянутого крыла.
Он взметнул взгляд. Народ повторил за ним. И вновь загомонил. Но Муракара быстро взмахом крыла пресёк это, пусть и не полностью.
— Вы хотите сразиться за свои жизни. Но хватит ли у вас сил противостоять сильным и здоровым врагам? Много ли у вас шансов? Я был там и скажу прямо: вряд ли получится.
Я предвидел: от таких уговоров толпа, естественно, засопротивлялась бы. Спасая Муракару, я слегка мигнул искрами, чтобы народ отвлёкся. На этот раз они, конечно, испугались, но Муракара быстро переключил их внимание на себя:
— Но есть один выход. Есть одна старая традиция, которую знают все смертные. Традиция, благодаря которой даже самое слабое войско способно выиграть.
Посыпались робкие вопросы.
— Эта традиция — бой. Один на один. Самый сильный воин одного войска против самого сильного воина другого войска.
Народ затаил дыхание.
— Я буду вашим самым сильным воином. Я сражусь за вас — за тех, кого так долго опекал и защищал. И моя миссия — защитить вас вновь — возможно, в последний раз.
Гомон толпы из гневного и испуганного превратился в радостный. Улыбки, пение, смех. И главное — надежда. Нетрудно её почувствовать, даже без пламенного сердца.
Тем не менее моё пламенное сердце взволнованно трепетало синхронно с сердцем Миры.
— Но… вы уверены, что стоит это делать? Разве это хоть что-то решит? — больше не гневно, но неуверенно спросила Мира.
Меня же волновал иной вопрос:
— Вы сможете? Стать самым сильным воином Агнанеи?
Муракара обернулся. Его губы расплылись в той же усмешке — гораздо более горькой, нежели радостной.
— А я должен? — Он хмыкнул. — Кто сказал, что я вообще должен выиграть?
Мы с Мирой переглянулись, мысленно соглашаясь в одном: план Муракары был столь же гениален, сколь безумен.
Муракаре пришлось остаться на Агнанеи, нас же он отправил на Ахасе выяснить обстановку. Мы с Мирой едва ли обмолвились и словом, пока летели наверх: сказать нам было нечего. А вот обдумать — достаточно. Ведь Муракара подбросил нам совсем уж неожиданное решение, поддержать которое не то что трудно — невозможно.