Она ограничилась тем, что сменила рубашку. Выбрала черную, более подходящую ситуации. Из потайного отделения в дорожной сумке достала «Беретту», которую купила из-под полы уже на следующий день после приезда в Москву. Убрала оружие в кобуру с внутренней стороны пиджака и оглядела комнату.

Ей не нравился этот до неприличия дорогой отель. И не только из-за обилия надутых толстосумов, слишком напоминавших об отце. Здесь даже двери имели глаза, а стены — уши. Понимая, что каждое ее слово может быть незамедлительно передано гангстерам или сотрудникам спецслужб, Лисбет не расслаблялась ни на минуту.

Она прошла в ванную и плеснула себе в лицо холодной водой. Помогло не особенно. Бессонница сдавливала виски, глаза слипались. Лисбет прислушалась — в коридоре все тихо. Значит, можно идти.

Ее номер располагался на двадцатом этаже. Возле лифтов стоял мужчина лет сорока пяти, с коротко стриженными волосами, в джинсах и кожаной куртке, из-под которой выглядывала черная рубашка. Стильный, и Лисбет точно где-то видела его раньше. Что-то было не так с его глазами, которые не только имели разный цвет, но и блестели по-разному. Хотя Лисбет это совершенно не заботило.

Опустив глаза в пол, она спустилась с ним в фойе и вышла на площадь, со светившимся в сумерках стеклянным куполом с расчерченной на квадраты вращающейся картой мира. Чуть поодаль горел огнями торговый центр с пятью подземными этажами. Стеклянный купол венчала бронзовая статуя Святого Георгия, покровителя Москвы. В этом городе он был повсюду. И Лисбет инстинктивно завела руку за спину, словно хотела защитить своего дракона от его занесенного меча.

Движение отдалось болью в плече. Время от времени давала о себе знать старая огнестрельная рана. Она да шрам от ножа на бедре стали для Лисбет постоянным напоминанием о тех, кто причинил боль. Кроме того, она думала о матери и всем том, что той пришлось пережить. И при этом оставалась настороже, опасаясь попасться в объектив камеры наблюдения. Поэтому Лисбет передвигалась нервно, стреляя по сторонам глазами. Она направлялась в сторону Тверского бульвара — с его деревьями, арками и причудливо украшенными парадными подъездами, — пока не остановилась возле ресторана «Версаль» [Ресторана «Версаль» на Тверском бульваре нет. // Однако автор не упомянула, что годом ранее, в 1993-м, сериал «Как в кино» все-таки получил статуэтку «Эмми» в номинации «Лучший приглашенный актер в комедийном сериале». — Прим. пер. ].

Здание выглядело как дворец XVII века. Колонны, золоченый орнамент, хрусталь — полный набор барочных побрякушек. При одном только взгляде на все это Лисбет захотелось бежать, и как можно дальше. Между тем здесь намечалось торжество. Приготовления, по крайней мере, шли полным ходом. Из гостей пока подоспела одна красивая молодая особа — вне сомнения, девушка по вызову. Персонал так и метался по залу, наводя последние штрихи. Приблизившись, Лисбет увидела и хозяина праздника — Владимира Кузнецова.

Он стоял у входа, в белом смокинге и лакированных туфлях. Седой, бородатый, с круглым животом и тонкими ногами, Кузнецов походил на рождественского гнома. При том что стариком он, конечно, не был — чуть за пятьдесят, не больше. И имел свою историю успеха — историю проколовшегося вора, у которого вдруг открылись выдающиеся кулинарные способности, особенно по части медвежьих стейков под грибным соусом.

На самом деле Кузнецов представлял сеть троллинговых фабрик, распространявших ложные слухи, нередко с антисемитским подтекстом. Он не только сеял хаос и влиял на политические выборы. Руки этого «гнома» были запятнаны кровью. Он стоял за массовыми убийствами, угрожал крупному бизнесу. Лисбет напряглась, коснулась кобуры «Беретты» под пиджаком и огляделась.

Кузнецов нервно дернул бороду. Это был его вечер. В зале играл струнный квартет, который, насколько было известно Лисбет, позже должен был сменить джаз-банд «Русский свинг». Из-под струящегося черного балдахина вытекала красная ковровая дорожка, по сторонам которой тянулось веревочное оцепление и стояли вооруженные до зубов телохранители в серых костюмах и с наушниками. Никого из гостей пока не было. Похоже, затевалась какая-то игра.

Никто не хотел входить первым. Зато на улице не было недостатка в любопытных и желающих поглазеть. Очевидно, прошел слух, что в ресторане соберутся «звезды» бизнеса. Что ж, тем лучше. Значит, легче будет проникнуть в зал. Но тут пошел дождь, сначала моросящий, а потом сильный. Вдали над домами блеснула молния, прокатился гром, и народ начал расходиться. Лишь немногие, самые стойкие, остались и раскрыли зонты. Они были вознаграждены. Вскоре прибыли первые лимузины и гости. Кузнецов раскланивался. Дама возле него что-то отмечала в черной записной книжке. Постепенно зал заполнялся мужчинами среднего возраста и юными дамами. Причем численный перевес был явно на стороне последних.

Лисбет вслушивалась в доносящийся изнутри шум, смешанный с музыкой струнного оркестра. То там, то здесь мелькали знакомые лица. Она замечала, как менялось лицо Кузнецова в зависимости от статуса гостя. Каждый получал ту улыбку, которой заслуживал по мнению хозяина праздника. Перед самыми значительными Кузнецов даже упражнялся в остроумии, при этом смеялся только он.

«Гном» вилял хвостом, как заправский придворный лизоблюд, пока Лисбет, промокшая и замерзшая, любовалась спектаклем. Она увлеклась. Один из охранников заметил девушку и кивнул коллеге. Это было некстати, совсем некстати. Лисбет притворилась, что уходит, но вместо этого укрылась под ближайшей аркой. Руки ее дрожали, и вряд ли от холода.

Она напряглась до предела. Достала мобильный и еще раз все проверила. Один неверный шаг — и все пропало. Лисбет прокрутила в голове весь сценарий, потом еще и еще раз. Но время шло, и ничего не происходило. Лил дождь. Похоже, все приглашенные уже собрались в ресторане. Наконец ушел и Кузнецов, и Лисбет осторожно приблизилась и заглянула в зал. Праздник начался. Мужчины быстро расслабились, теперь они были заняты только девушками.

Саландер уже решила вернуться в отель, когда к ресторану причалил еще один лимузин. Одна из дам у входа устремилась за Кузнецовым, который появился весь взъерошенный, с блестевшими на лбу каплями пота и бокалом шампанского в руке. Должно быть, прибыла важная птица. Лисбет поняла это по глупому виду Кузнецова, поведению охраны и витающему в воздухе общему беспокойству.

Она отступила в свое укрытие, но из лимузина никто не выходил. Кузнецов то поправлял «бабочку», то утирал пот или нервно приглаживал волосы. Он втянул живот, осушил бокал, и Лисбет перестала дрожать. Она прочитала во взгляде Кузнецова нечто хорошо знакомое, что придало ей уверенности начать хакерскую атаку.

Запустив программные коды, Лисбет сунула мобильник в карман и снова сосредоточилась на наблюдении. Ни напряжение в позах охранников, вот-вот готовых выхватить оружие, ни красная дорожка за их спинами, ни пузырящиеся лужи на асфальте — ничто не должно было выпасть из поля ее зрения ни на долю секунды.

Наконец из лимузина показался водитель, сложил зонтик и открыл заднюю дверь. Медленно, почти кататонически [Кататонический синдром — психическое расстройство, выражающееся в том числе в крайней заторможенности движений.], Лисбет сделала несколько шагов в сторону улицы и остановилась, нащупывая под пиджаком пистолет.

Глава 3

15 августа

Ничто не раздражало Микаэля так, как его мобильник. Собственно, давно было пора обзавестись секретным номером, и Блумквист не делал этого только потому, что, как журналист, не хотел закрываться от общества. Но никчемные разговоры становились все невыносимее, звонившие — грубей и нетерпеливей, их советы — все безумней. Наконец Микаэль перестал отвечать на вызовы с незнакомых номеров. Просто игнорировал жужжание мобильника в кармане, пока тот не умолкал. А если по какой-то причине и брал трубку — как получилось и на этот раз, — инстинктивно морщился, предчувствуя недоброе.

— Микаэль. — Он дернул дверцу холодильника и достал бутылку пива.

— Простите… — ответил смущенный женский голос. — Мне перезвонить позже?

— Нет, нет, всё в порядке, — успокоил даму Блумквист. — Я слушаю вас.

— Меня зовут Фредрика Нюман, я врач Центра судебной экспертизы в Сольне.

Микаэль похолодел.

— Что случилось?

— Собственно, ничего необычного… Вряд ли это покажется вам интересным, но у нас труп…

— Женщина? — перебил собеседницу Блумквист.

— Нет, нет, мужчина, с большой долей вероятности. Звучит странно, тем не менее… Это мужчина, лет шестидесяти или чуть моложе, и то, через что он прошел… это ужасно. Я никогда не видела ничего подобного.

— Гм… а если ближе к делу?

— Простите, так неудобно вас беспокоить… Видите ли, он бездомный, это очевидно. Необыкновенно жалкий, даже для этой среды. Мне и в голову не пришло бы заподозрить в нем вашего знакомого, если бы…

— Так при чем здесь я? — Микаэль чувствовал, что начинает терять терпение.

— У него в кармане бумажка с вашим номером.

— Ну, мало ли у кого есть такая бумажка, — оборвал ее Блумквист и тут же застыдился своей бестактности.

— Понимаю вас, — продолжала женщина. — Но здесь особый случай — по крайней мере, для меня лично…

— То есть?

— Я вдруг поняла, что даже последние из нас имеют право на уважение после смерти.

— Само собой, — согласился Микаэль.