Птица слегка наклонила голову в сторону и спросила меня:

— Ты знаешь такие истории?

Во время поноса я приняла твердое решение никогда больше с этой птицей ни о чем не разговаривать, а потому ничего ей не ответила. Единственные королевы, которых я знала, правили в муравейниках и термитниках, и имен у них не было. Впрочем, откуда нам, собакам, знать, есть у них имена или нет? То, что мы не давали им никаких имен, еще, пожалуй, не означало, что у муравьев и термитов и в самом деле их не было. Нам и о жизни людей было известно отнюдь не много, да и люди не имели ни малейшего представления о том, что мы, собаки, думаем и чувствуем и каким мы видим окружающий нас мир.

— Да, ты знаешь такие истории? — с надеждой в голосе спросил Макс.

Ему, похоже, очень хотелось их услышать — возможно, потому, что в них шла речь о сильном существе, а он как раз чувствовал себя слабым.

— Нет, не знаю.

— Тогда расскажи мне какую-нибудь другую, — попросил он, и вид у него при этом был слегка разочарованный.

Может, мне и в самом деле спеть ему какую-нибудь историю? Спеть своим голосом, который гораздо грубее, чем у Песни? Что подумает обо мне Макс? Станет ли он еще более разочарованным?

Мысль о том, что я выставлю себя в неприглядном виде, была для меня такой неприятной, что я тут же нарушила данное самой себе обещание не разговаривать с птицей.

— А ты можешь нам что-нибудь спеть? — спросила я у нее.

— Ой, вообще-то я лучше послушала бы твой рассказ, — весело прочирикала она.

Мерзкая птица уже заметила, как это все для меня мучительно.

Я обругала себя за то, что заговорила с ней. Почему эта сволочь не сидит сейчас в своей стайке таких же птиц с красной шеей, как она? Возможно, другим птицам так надоели ее насмешки, что они ее прогнали.

От Макса опять слегка запахло страхом. Это было не удивительно: он ведь не привык спать под открытым небом. Кроме того, у него явно все еще болел живот. Мне захотелось избавить его от страха, немного развеселить.

Я стала подбирать для нас подходящие истории. Вообще-то я хорошо помнила только одну, а именно историю о Пере, брате собаки-матери.

Эту историю я на мусорной свалке частенько пела самой себе — особенно когда мне было очень грустно. Пела я ее, конечно же, негромко, а наоборот, очень даже тихо, чтобы мои братья и сестра не могли меня услышать. Поэтому сейчас впервые кому-то предстояло услышать эту историю в моем исполнении.

Я разволновалась. Очень сильно разволновалась. Я боялась показаться смешной. Мои первые звуки:

У собаки-матери был младший брат,

— прозвучали фальшиво. Как и следующие:

Совсем не такой, как другие волки.

Птица засмеялась:

— Кто тебя учил петь? Кошка, угодившая хвостом в огонь?

— Закрой свою пасть! — рявкнула я.

— У меня нет пасти.

— Тогда морду!

— Ее у меня тоже нет.

— Закрой то, что у тебя есть. И не издавай ни звука!

— Я не собираюсь исполнять твои распоряжения!

Ну вот, теперь и птица слегка рассердилась. Это нравилось мне больше, чем ее веселые насмешки.

— Пожалуйста, птица, помолчи, — сказал Макс. — Я хочу послушать песню.

Невероятно. Кто-то хотел послушать, как я пою. Я, а не моя сестра Песня. Я!

Птица, видимо, почувствовала, как сильно Макс жаждет утешения, а потому замолчала.

Макс посмотрел на меня ободряюще. От осознания того, что он очень хочет послушать мое пение и даже в этом нуждается, мой голос стал тверже:

У собаки-матери был младший брат,
У которого росли перья.
Все собаки смеялись и называли его Пером.
Перо был грустным,
Перо сердился,
Перо не хотел больше жить.
Он выл на луну:
— Почему у меня перья?
— Иди ко мне, — отвечала луна, — я тебе это разъясню.
— Идти к тебе? Но как?
— Расправь свои перья!
Перо расправил свои перья,
И под них нырнул ветер.
Собака-мать крикнула:
— Лети, братик, лети!
Перо подскочил и полетел,
Полетел мимо облаков
К луне.
И луна сказала:
— Перья у тебя для того, чтобы спасти свою свору!
Перо тут же увидел, что приближаются вороны.
Они стали бросать в свору камни.
Собаки выли,
Собаки кричали,
Собаки умирали.
Перо подлетел к воронам,
Укусил ворона-отца за шею,
И ворон-отец упал на землю.
Вороны улетели.
Никто больше не смеялся над Пером,
А собака-мать сказала:
— Ты уже больше не младший брат мне.
— Не младший брат?
— Нет, ты просто мой брат!

Я всегда надеялась, что мое коричневое пятно, отличающее меня от моих братьев и сестры, может быть чем-то вроде оперения. И что луна скажет и мне, что я спасу свою свору, потому что я — особенная. Но луна никогда мне ничего не говорила. Я, тем не менее, не теряла надежды. И сейчас терять ее мне уж точно не хотелось.

Я посмотрела на Макса. Он заснул, и от него уже больше не пахло страхом. Я сумела отвлечь его от его страха. Я гордилась собой. Хотя я и не могла петь так красиво, как Песня, мне, возможно, с течением времени удастся этому научиться. А если я могу научиться петь, то разве я не могу научиться и многому другому? Возможно, я смогу стать такой сообразительной, как Мыслитель. И такой быстрой, как Гром. И такой сильной, как Первенец. Сейчас, когда их не было рядом со мной и они не могли продемонстрировать мне, насколько они лучше меня, мне все казалось возможным. Абсолютно все!

Казалось до тех пор, пока птица вдруг не сказала:

— От твоих завываний у меня тоже может начаться понос.

Я посмотрела на нее, сидящую в свете луны на своей ветке. Я слишком устала для того, чтобы что-то сказать ей в ответ. Сегодняшний день был весьма утомительным. Таких дней раньше в моей жизни никогда не бывало. Дыхание Макса стало тихим. И равномерным. Мне было приятно его слушать. И я надеялась, что смогу послушать его и в следующую ночь.

14

На следующее утро Макс ткнулся в меня своей мордой:

— Проснись!

Я тут же встревожилась и стала прислушиваться и принюхиваться, но от Макса страхом не пахло. Птицы нигде видно не было. Я попыталась ее учуять. Безрезультатно. Она, значит, улетела. Прекрасно!

Макс снова ткнулся в меня мордой:

— Мне опять приснился сон.

Я встала и отошла от него чуть в сторону вдоль ряда кустов. Мне не хотелось еще раз выслушивать такой ужасный сон, как тот о человеке в маске ворона. Мне не хотелось снова мысленно представлять себе, как собакам вспарывают животы.

— Дай же я тебе расскажу!

Макс умоляюще посмотрел на меня. При этом его глаза сверкнули, как два отшлифованных черных кремня. Ну как я могла устоять перед таким взглядом?

— Пожалуйста, расскажи только то, что в этом сне есть хорошего.

— Хорошо, только хорошее, — ответил он. — Я плыл на корабле.

— А что это такое — корабль? — спросила я.

— На море, — продолжал Макс, не отвечая на мой вопрос. — На широком-широком море. Со всех сторон вокруг меня можно было увидеть только воду. До самого горизонта.

Я попыталась представить себе, что вокруг меня лишь вода. От одной только мысли об этом у меня начала кружиться голова.

— Корабль был огромный. И сделан он был из одного лишь дерева. На нем находилась целая сотня людей. Сотня людей и один пес. Я. Мой хозяин взял меня с собой…

— Тот самый, который надевал на тебя поводок?

— Нет, это был другой человек. В другие времена и…

— В другие времена? Что это значит?

— Пожалуйста, перестань меня все время перебивать! Это довольно трудно объяснить, но я наконец-то понял, что должны означать эти сны.

Макс помолчал несколько мгновений в ожидании, что я опять что-нибудь скажу. Но я ничего не сказала. Тогда он продолжил свой рассказ:

— В этом сне я был коричневым курчавым терьером с черной спиной. Меня звали Ровер, и моим хозяином был капитан английского торгового флота.

Мне очень хотелось спросить, что такое «терьер» и что Макс имел в виду под словами «Ровер», «капитан», «английский» и «торговый флот», однако я промолчала.

— Он взял меня в свое долгое путешествие на какой-то остров, находящийся в южном море. Когда мы туда прибыли, я стал сопровождать своего хозяина на суше. В гавани мы проходили мимо мешков, от которых исходили удивительные запахи. Кофе, какао и бананы. Нам встречались также женщины с коричневой кожей, которые хотели привлечь моего хозяина. Но он был верен своей умершей возлюбленной. А я хотел быть верным ему. Всегда! Я даже не подозревал, что несколько минут спустя буду думать и чувствовать уже совсем по-другому.

— Ты перестал быть ему верным?

— И стал верным тебе.

— Мне?

— Мы с хозяином шагали по улочкам города мимо маленьких цветных домов, большинство из которых были красными или желтыми — лишь один был синим, — пока хозяин не уселся за стол и не сказал какому-то мужчине принести ему мяса, которым он со мной потом поделился. Оно было восхитительным на вкус. Слопав мясо, я улегся под стол и хотел закрыть глаза, потому что их слепило солнце, но тут вдруг мой нос учуял слабый — еле заметный — приятный запах. Он исходил от тебя.