— Но, папа! Почему я? Почему ты позволил ему отдать эти деньги мне? Ты же знал обо всем… всей этой грязи, и все же позволил ему так поступить.

— Титус, я любил его. Он был моим отцом. Это не означает, что я простил его. Я ненавидел то, что он делал. Из-за этого я сбежал из дома и покинул родину. Но когда я услышал, что он умирает… ты тогда только что родился — я сел на первый самолет в Италию, чтобы показать тебя ему… показать ему, что из зла может получиться великое добро…

— Но ты не должен был допустить, чтобы он завещал мне ДЕНЬГИ! — Голос Титуса повысился до страдальческого крика. — Ты знал, что это кровавые деньги! И все же ты позволил ему…

— Он умер через две минуты после подписания завещания. — На лице Лучано не осталось эмоций. — Я увидел его первый раз за двадцать лет, и он скончался у меня на руках. Титус, я бы позволил ему сделать все, что угодно. Это была его последняя воля. Человек в кровати уже не был могущественным криминальным боссом, он был просто моим отцом, стариком, которого я любил… несмотря ни на что…

— Папа… — прошептал Титус. — Прости, я не хотел…

— Нет, Титус. Ты прав, — перебил его Лучано, помахав рукой. — В тот день, когда умер мой отец, я сделал то, за что твоя мать не перестает меня корить. Я не подумал. И вот теперь я поставил тебя перед ужасным выбором, рассказав тебе то, чего ты не хотел знать, и предоставив тебе решать, что, черт возьми, делать с этими деньгами… Правда, ты в любой момент можешь отдать это богатство на благотворительные цели, если просто захочешь избавиться от него.

— Избавься от него, — пробормотал Титус. — Уничтожь его, или оно уничтожит всякого, кто захочет им владеть… Уничтожь его.

В этот момент стеклянная банка выскользнула из рук Лучано и грохнулась на каменный пол, взорвавшись с оглушительным звоном. Пол заляпала кроваво-красная жидкость с осколками стекла. Что бы ни хранилось в этой банке, оно уже давным-давно разложилось, и его комковатые останки напоминали некие трудно определимые человеческие органы.

Лучано и Титус в ужасе уставились на вещество, слишком напоминающее кровавое месиво — принимая во внимание содержание их недавней беседы.

— О боже, — простонал Лучано, разглядывая свои перепачканные ботинки.

— Не двигайся, — сказал Титус. — Сейчас принесу щетку. — Одним прыжком выскочив из кладовки, он пронесся мимо Пандоры и направился к кладовке с метлами в коридоре.

К его удивлению, он застал там одну из маминых сокурсниц, которая перебирала метлы и швабры в поисках чего-то. Судя по злобному шипению из-под надвинутого капюшона, предмета ее поисков в кладовке не было. Поглощенная этим занятием, ведьма не замечала ничего вокруг. Титус откашлялся, чтобы оповестить о своем присутствии. Ведьма с рычанием обернулась, явив Титусу на мгновение настолько ужасающую личину, что он едва не закричал в голос.

— О, небеса! Как ты меня испугал! Разве ваша драгоценная няня не учила тебя, что неприлично вот так подкрадываться к людям? — Фьямма д’Инфер собрала свое лицо в подобие улыбки и пробежала пальцами по волосам. — Ну… — промурлыкала она, принимая потрясенное молчание Титуса за нормальную подростковую застенчивость. — Что молчишь… Кошка язык откусила?

— У нас нет кошки, — выдавил Титус и добавил: — Извините, мне нужно взять метлу из шкафа.

— Добро пожаловать. — Фьямма прижалась к стене, предоставляя Титусу возможность протиснуться в дверь. Под ее пристальным взглядом он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Когда он потянулся за щеткой на длинной ручке, Фьямма промурлыкала: — Погоди… По-моему, это щетка Гекаты, и должна тебе сказать, что у нее серьезные проблемы с управлением, не говоря уже о тормозах… а мы ведь не хотим, чтобы юный без пяти минут наследник погиб в воздушной аварии, которая могла не случиться? По крайней мере, пока не хотим… — Она схватила большую метлу и протянула ее Титусу. — Возьми ее, лучше не бывает. Абсолютно надежная, ABS, улучшенная управляемость, два комплекта подушек безопасности…

— Подушки безопасности? На метле? — Титус просто не мог удержаться от смеха. — Полагаю, сейчас вы скажете мне, что она работает на неэтилированном бензине и развивает скорость шестьдесят миль в час за две секунды? Вообще-то я пришел за щеткой, чтобы подмести пол, а не летать на ней.

Миновав Фьямму с ее метлой, Титус схватил то, что, как он горячо надеялся, было самой обычной половой щеткой, и, не попрощавшись, кинулся обратно на кухню.

ТАРАНТЕЛЛА СЕЕТ ПАНИКУ…

Дедушкины часы в холле пробили шесть раз, когда миссис Маклахлан с Дэмп на руках вошла в дом через парадную дверь.

— Мы вовремя, зайчик, — пробормотала няня, ставя девочку на скамейку, чтобы снять с нее резиновые сапожки. Когда она расстегнула «молнию» на курточке Дэмп, часы издали глубокий резонирующий звук твонгг и начали бить снова.

— О боже, — миссис Маклахлан вновь подхватила ребенка на руки и заспешила в кухню, остановившись лишь для того, чтобы бросить взгляд на циферблат часов, которые продолжали отбивать время, словно в истерике. Их филигранные стрелки вращались в обратную сторону, что отнюдь не свидетельствовало об исправности механизма. Миссис Маклахлан машинально взглянула на свои наручные часы и с досады щелкнула языком.

— Господи, батарейка, должно быть, села, — пробормотала она, подошла к телефону и набрала номер говорящих часов. Дэмп у нее на руках потянулась к фарфоровому кувшинчику с карандашами, который стоял на столе в холле. Карандаши были предназначены для записи телефонных сообщений, однако в действительности использовались лишь для рисования всяких завитушек в телефонном справочнике во время скучных разговоров. Миссис Маклахлан немедленно пересадила Дэмп на другое бедро так, чтоб та не дотянулась до карандашей, и укоризненно похлопала ее пальцем по носу. В трубке прозвучало:

— …точное время, передаваемое при содействии спонсора, ккшшсстт ровно шшттсскшш.

Миссис Маклахлан вздохнула и попробовала еще раз.

— …точное время, передаваемое при содействии сспонссшштт аккупшшт… сссс… двадцать пять и пссссс секунд.

— О боже, — застонала миссис Маклахлан. — И телефон туда же… как же быть?

— …время, передаваемое при содействии спонсора, ппппсссчччч… Пожалуйста, положите трубку и наберите номер снова.

Миссис Маклахлан бросила трубку на рычаг и понесла Дэмп в кухню. Когда она открыла дверь, ее окатила волна аппетитных ароматов. Мари Бэн сидела за столом над кроссвордом, ковыряя в ухе огрызком карандаша. В раковине не было грязной посуды, на плите подогревалась стопка мисок для пасты. Бело-голубые салатницы с салатом выстроились на подоконнике, и кто-то потрудился обернуть каждый набор столовых приборов голубой льняной салфеткой, перевязав ее желтой ленточкой.

— Замечательно, дорогая, — одобрительно заметила миссис Маклахлан.

Мари Бэн подняла голову от газеты и, вынув из уха карандаш, обтерла его о рукав. Она собрала все свои морщинки в хмурую гримасу.

— Это есть итальянский еда. Каждый может сделать. Фррранцузская еда готовить только настоящий кулинарный гений…

— Вы, как всегда, правы, дорогая, — мягко согласилась миссис Маклахлан. — Не знаете, когда обед? Похоже, мои часы остановились.

Повариха засучила покрытый жирными пятнами рукав своего кардигана и уставилась на маленькие часики.

— Mon Dieu, — ахнула она. — Руки отпаль…

Миссис Маклахлан удивленно заморгала, но тут же сообразила, что Мари Бэн имеет в виду стрелки часов, а вовсе не свои конечности, торчащие из обтрепанных рукавов кардигана. Мысленно занеся часы поварихи в растущий список вышедших из строя приборов для измерения времени, миссис Маклахлан потащила Дэмп наверх, чтобы проверить время по своему будильнику.

Запертый в библиотеке в компании отца и адвоката по недвижимости, Титус смущенно заметил, что его желудок издает громкое ворчание. Окна библиотеки выходили на газон, и вместе с теплым вечерним ветерком до него долетали звуки веселого смеха с поляны, где синьора Стрега-Борджиа и Пандора учили Ффуп и Тока играть в бадминтон. Слабый запах горелых перьев свидетельствовал о том, что драконесса в азарте испепелила воланчик.

Титус вздохнул, наблюдая, как отец и адвокат перебирают целые ящики каких-то бумаг, каждая из которых была помечена четко различимым гербом Борджиа. В пыльной тишине библиотеки пищеварительные процессы, происходившие в животе Титуса, проявляли себя неприлично громко. Титус пошарил глазами по комнате, отчаянно пытаясь задержать взгляд на чем-то более увлекательном, чем пара взрослых, перекладывающих груды бумаги с одного конца стола на другой. Внезапно его внимание привлекла знакомая мохнатая нога, высунувшаяся из-за полуоткрытой дверцы каминных часов.

«Уххх… опять эта отвратительная паучиха», — подумал он, наблюдая, как нога сгибается и разгибается, словно манящий палец…

Расстроенная тем, что Титус проигнорировал все ее попытки привлечь внимание, Тарантелла испустила отчаянное «чччч» и поползла ближе к свету. Для этого пришлось слегка передвинуть наперсток с бренди (предусмотрительно оставленный Мультитьюдиной в качестве послеоперационного обезболивающего), небольшую стопку миниатюрных книжечек в кожаных переплетах и зловещую груду окровавленных тряпок. Движения давались ей нелегко, рана болела, и к тому времени, как Тарантелла встретилась глазами с Титусом, она уже была в полном изнеможении. Паучиха увидела, что мальчик встал, зевнул и направился к камину. Выглянув из-за края дверки часов, Тарантелла поняла, что они здесь не одни, и вновь повалилась на свою больничную койку, опрокинув ненароком наперсток с бренди.