Мне вспомнились голубые и янтарные нити в углу гостиной. Что же могло означать исчезновение одних сил и появление других? Вот и сегодня утром…

Я опять видела краешком глаза янтарное свечение с вкраплением голубых точек. Потом услышала… нет, скорее почувствовала совсем слабое эхо. Но стоило мне повернуть голову и попытаться найти источник, ощущение пропало. Боковым зрением я еще видела пульсирующие нити, словно время звало меня вернуться домой.

После своего первого перемещения во времени, длившегося несколько минут, я начала воспринимать время как субстанцию, сотканную из разноцветных светящихся нитей. Сосредоточившись повнимательнее, я могла выделить в их переплетении какую-то одну нить и добраться до ее начала. Нынче, пройдя через несколько веков, я поняла: за кажущейся простотой скрывались узлы бесчисленных вероятностей. Варианты прошлого, настоящего и будущего исчислялись миллионами. Исаак Ньютон считал время одной из важнейших сил природы, неподвластных управлению. Сумев попасть в 1590 год, я была склонна согласиться с ним.

— Диана? Ты как себя чувствуешь?

Встревоженный голос Мэтью выбил меня из моих раздумий, скорее похожих на транс. Лица Генри и Тома тоже были встревоженными.

— Прекрасно, — по обыкновению ответила я.

— Я бы так не сказал. — Мэтью швырнул перо на стол. — У тебя изменился запах. Думаю, твоя магия тоже начинает меняться. Кит прав. Мы должны как можно скорее найти тебе ведьму-учительницу.

— Пока еще слишком рано звать сюда ведьму, — возразила я. — Мне сейчас намного важнее научиться выглядеть и говорить так, будто я здесь родилась.

— Другая ведьма сразу поймет, что ты умеешь перемещаться во времени, — возразил Мэтью. — Она примет это во внимание. Или тебя тревожит что-то еще?

Я покачала головой, стараясь не встречаться с ним глазами.

Мэтью не требовалось видеть нити времени, разматывавшиеся в углу, чтобы почувствовать неладное. Если уж он заподозрил, что я раскрываю не все грани своей магии, мне тем более будет не скрыть своих тайн от любой ведьмы, которая вскоре может здесь появиться.

Глава 4

Школа ночи проявила искреннее рвение, помогая Мэтью найти для меня ведьму. Предложения выявили общее пренебрежение, испытываемое членами ко всем вообще и к женщинам и ведьмам в частности, кто не имел университетского образования. Генри счел Лондон наиболее плодотворным местом для поисков, однако Уолтер стал его убеждать, что в столь большом городе меня будет невозможно скрыть от суеверных соседей. Джордж предложил обратиться к оксфордским ученым, поскольку те хотя бы обладали необходимым уровнем образованности. Том и Мэтью подвергли суровой критике сильные и слабые стороны философов-натуралистов, обитающих в Олд-Лодже, и эта идея тоже была отброшена. Кит вообще считал неразумным поручать обучение какой-либо женщине и составил список местных джентльменов, которые, возможно, согласятся заниматься со мной. В списке значился священник церкви Святой Марии, превосходно умеющий распознавать апокалиптические знамения в небе, а также местный землевладелец по фамилии Смитсон. Он увлекался алхимией и искал себе помощников среди ведьм или демонов. Был там и студент оксфордского колледжа Крайст-Чёрч. Тот задолжал за книги и платил долги составлением гороскопов.

Мэтью наложил вето на все эти предложения и позвал вдову Битон — знахарку и повитуху из Вудстока. Школа ночи презрительно сморщила носы: женщина и вдобавок бедная. Однако, по мнению Мэтью, то и другое сделает ее сговорчивее. К тому же вдова Битон была единственной на всю округу, кто имел магические способности. Остальные, как признался он, давным-давно сбежали, не желая жить рядом с варгом.

— Вряд ли стоило звать сюда вдову Битон, — сказала я, когда мы готовились лечь спать.

— Ты это уже говорила, — ответил Мэтью. Чувствовалось, он ждет не дождется прихода знахарки. — Но если вдова Битон сама не сможет нам помочь, то порекомендует сведущих людей.

— Мэтью, конец шестнадцатого века не лучшее время, чтобы открыто расспрашивать о ведьмах.

Я лишь слегка заикнулась об охоте на ведьм, когда члены Школы ночи оживленно обсуждали места поисков и кандидатуры возможных моих учителей. Мэтью знал о грядущих ужасах, но развеял мои опасения.

— Суды над ведьмами в Челмсфорде — дело прошлое. А до процессов в Ланкашире еще целых двадцать лет. Если бы сейчас в Англии процветала охота на ведьм, мы бы просто не появились в этом времени.

Он взял со стола письма, недавно принесенные Пьером.

— Хорошо тебе рассуждать. Твои научные интересы лежат в другой сфере. Ты не историк, — без обиняков сказала я. — Челмсфорд и Ланкашир были пиковыми точками. Ведьм преследовали по всей Англии.

— Ты считаешь, что историк способен понимать особенности данного отрезка времени лучше живущих в этом времени? — с нескрываемым скептицизмом спросил Мэтью.

— Да. — Я чувствовала, что начинаю раздражаться. — Зачастую мы понимаем эпоху лучше ее современников.

— Однако утром, когда ты не смогла догадаться, почему в доме нет ни одной вилки, ты говорила совсем другое, — напомнил мне Мэтью.

Я и в самом деле потратила минут двадцать, обшарив все мыслимые места в поисках вилок. Потом Пьер деликатно объяснил мне, что этот предмет столового обихода пока еще не распространился по всей Европе.

— Но ты же наверняка не принадлежишь к числу тех, кто уверен, будто историки лишь запоминают даты и изучают какие-то туманные факты, — продолжала я. — Моя задача — понять, почему в прошлом произошли те или иные события. Когда что-то происходит у тебя перед глазами, причины не всегда ясны. Взгляд из будущего дает более четкую перспективу.

— В таком случае можешь успокоиться, поскольку у меня есть и опыт, и ви́дение перспективы, — сказал Мэтью. — Я вполне понимаю твои опасения, но обращение к вдове Битон — правильный шаг.

За высказанными словами я уловила невысказанные: «Вопрос закрыт».

— В последнее десятилетие шестнадцатого века случались неурожаи. Люди голодали и, естественно, боялись за свое будущее, — выпалила я. — То есть боятся сейчас. А это значит, что они ищут козлов отпущения, на кого можно свалить вину за неурожаи и прочие беды. Обычные знахарки и повивальные бабки боятся, что их обвинят в колдовстве, хотя твои высокоученые друзья могут и не знать о подобных «мелочах».

— В Вудстоке я самая могущественная персона, — сказал Мэтью, обнимая меня за плечи. — Никто не посмеет тебя ни в чем обвинить.

Я была удивлена этим всплеском его высокомерия.

— Я здесь чужая. Вдова Битон ничем мне не обязана. Но если я привлеку к себе внимание, это рикошетом может ударить по ней. Прежде чем просить ее о помощи, я должна производить впечатление женщины из высшего сословия. Дай мне несколько недель.

— Диана, это не может ждать! — резко возразил Мэтью.

— Я же прошу время не на разные пустяки. Я не говорю: «Подожди, пока я не научусь вышивать по образцам и варить варенье». Мои опасения не беспочвенны. — Я угрюмо посмотрела на мужа. — Спорить я не намерена. Зови свою знахарку. Но не удивляйся, если все пойдет не так, как ты думаешь.

— Доверься мне, — сказал Мэтью с явным намерением меня поцеловать.

Его глаза подернулись пеленой. В нем обострилось инстинктивное стремление догнать добычу и подчинить своей воле. Это было не только желанием мужа из XVI века повелевать женой. Вампир хотел подчинить себе ведьму.

— Меня споры ничуть не возбуждают, — сказала я и отвернулась.

Зато Мэтью был возбужден. Я даже отодвинулась от него на несколько дюймов.

— Я не спорю, — тихо произнес Мэтью. Его рот находился возле моего уха. — А вот ты споришь. И если, жена, ты думаешь, что я когда-нибудь во гневе овладею тобой, ты очень сильно ошибаешься. — Его ледяные глаза приковали меня к балдахинному столбу. Мэтью повернулся и стал натягивать штаны. — Пойду вниз. Кому-то из них явно не спится. Пусть составят мне компанию. — Возле двери Мэтью остановился. — И если всерьез хочешь вести себя как женщина Елизаветинской эпохи, перестань сомневаться в моих словах, — довольно сердито произнес он и ушел.

На следующий день вампир, двое демонов и трое людей молча взирали на меня, застыв на широких половицах. Колокола церкви Святой Марии пробили очередной час, но слабое эхо их звона еще оставалось. В воздухе пахло айвой, розмарином и лавандой. Я восседала на жестком и неудобном стуле, облаченная в немыслимое число нижней и верхней одежды и туго затянутая в корсет. Из-за него мне было тяжело дышать. С каждым выдохом моя прежняя жизнь в XXI веке, ориентированная на научную карьеру, бледнела и расплывалась. Я смотрела на серый день за окнами, по стеклам которых барабанили струи дождя.

— Elle est ici [Она здесь (фр.).], — доложил Пьер, мельком взглянув в мою сторону. — Ведьма здесь и готова встретиться с вами, мадам.

— Наконец-то, — пробормотал Мэтью.

Строгий покрой дублета делал его плечи еще шире. Желуди и дубовые листья, вышитые черными нитками по краям белого воротника, подчеркивали бледность его кожи. Мэтью наклонил голову, чтобы посмотреть на меня под другим углом зрения и убедиться, произвожу ли я впечатление досточтимой жены из Елизаветинской эпохи.