Дебора Симмонс.
Рыцарь
Глава первая
— Мой лорд! Мой лорд!
Не обращая внимания на крик, сэр Бэренджер Бревер стоял, устремив взгляд на далекие холмы, полностью погрузившись в свои мысли. Их вершины были так далеко от него, едва видны, но все же не такие высокие как на его земле. Размышляя об этом, Бэрен окинул взглядом свои владения, чувствуя особую смесь гордости и тоски. Там не было ни гор, ни скал, лишь пологие поля. Но там все принадлежало ему.
«Сэр Бревер!» Этот окрик, где его назвали «сэром», наконец, вернул Бэрена в реальность, и рыцарь медленно повернулся, чтобы указать на ошибку. Сколько лет он потратил на то, чтобы заслужить честь называться «сэром»? Король Эдвард наградил Бревера баронством и одарил землями за его службу во время войны в Уэльсе, теперь мужчину все считали лордом. Но как ему самому привыкнуть к этой мысли?
Бэрен вздохнул и посмотрел вниз на молодого оруженосца, который так нетерпеливо звал его. Кто послал этого мальчика на поиски? Задавался он вопросом. Кто-то напал на них? К ним едет король? Фарман, которого Бэрен когда-то подобрал на улице, казался очень взволнованным. И, похоже, несмотря на то, насколько бы важным это ни было, Бэрен отложил все мысли и планы по осмотру дальних холмов для того, чтобы обратить свое внимание на какие-то рыцарские дела, война ли это или правосудие, которое он должен совершить.
Фарман встал перед ним. После бега от замка до склона, где находился Бэрен, дыхание мальчика сбилось, и он постоял пару мгновений, пытаясь его выровнять.
— Мой лорд, там прибыл посыльный. Он вас куда-то вызывает!
Тогда это от короля, решил Бэрен. Раньше он являлся слугой многим лордам, но теперь он был вассалом лишь самого Эдварда, только тот мог ему приказать что-либо.
— Вызов на суд? — спросил Бэрен. Он не знал, где сейчас именно находился король, но был убежден, что постоянная свора лжецов и дураков, жадных до наживы и ревностно относящихся к своему положению при дворе, как всегда окружала монарха — все это рыцарь просто ненавидел. Но мужчина скрыл отвращение от оруженосца. Он пошел в сторону замка. Так как Бэрен должен был хранить преданность Эдварду, то собирался немедленно отправиться либо в суд, либо к самому королю, хотя лишь бог знал, как тяжело ему давался каждый шаг.
— Нет! — ответил ничего не подозревающий Фарман. — Это вызов, но не от короля. Это требование, чтобы вы немедленно отправились в место под названием Брандет, по приказу какого-то Сен-Легера.
На мгновение все вокруг, даже сам Фарман, исчезло, и Бэрен вспомнил своего старого хозяина, Клемента Сен-Легера. Он резко втянул воздух. Брандет. Это было название, которое он не слышал уже очень долгое время и не желал никогда произносить, хотя там рыцарь провел ранние годы своей жизни.
— Чтобы вы не могли отказаться, посыльный, а он смелый парень, надо добавить, — продолжал объяснять Фарман, — напоминает вам о вашей присяге «Клятве прибыть по первому зову». А затем он уехал сразу же, не дождавшись вашего прибытия!
Бэрен, погруженный в свои мысли, не замечал злости и раздражения оруженосца от того, что какой-то посыльный посмел не оказать его лорду, сэру Бэренджеру Бреверу, рыцарю, владельцу обширных земель и королевскому барону, должного уважения. Мужчина улыбнулся, поскольку он не относился к себе столь почтительно как Фарман.
Оруженосец нерешительно улыбнулся.
— Это шутка, милорд? — спросил он.
Улыбка Бэрена исчезла моментально.
— Нет, это отнюдь не шутка, но я обязан выполнить приказ, — ответил он. Рыцарь шел, все ускоряя темп, будто хотел убежать от воспоминаний, что пытались его нагнать. Бедный оруженосец еле поспевал за своим господином.
— Но кто этот Сен-Легер? Какой-то иностранный король? Я ничего о нем не слышал, — спросил Фарман.
— Нет, но это не умаляет его важности, — ответил Бэрен несколько резко. Оруженосец остановился, уж слишком часто он вращался при королевском дворе, чтобы не понимать, что человек может измеряться не только родословной и известностью.
— Но почему вы, самый великий рыцарь на земле, должны выполнять его приказы? — спросил Фарман, упрямо подчеркивая важность своего господина.
Бэрен остановился, отвел взгляд к холмам, хотя у него было такое ощущение, что смотрел он куда-то вглубь себя, намного дальше высоких утесов и волн, разбивающихся о них. И пробормотал ответ, скорее самому себе, чем стоящему рядом мальчику: «Я дал клятву, а клятву рыцаря разрушить может только смерть».
Всегда подмечая даже самые маленькие неточности, Бэрен увидел и изменения тех мест, где он был последний раз так давно, какой стала земля, птицы, кружащие над водой, несущие с собой запах моря, все это говорило и напоминало об океане, что находился совсем рядом. Внутри зашевелились старые, давно похороненные, но до сих пор так и не умершие чувства. Они были болезненны и неприятны, воспоминания о его слабости и о том, как много лет назад он колебался, пусть на мгновение, но колебался перед тем, как пустить своего коня вскачь.
Рыцарь не мог игнорировать вызов, хотя и безумно хотел отправить посыльного, чтобы тот узнал все детали. В конце концов, у него было много дел в это время, включая заботу о владениях, обязанности перед королем и судом, да и людям на его землях нужна помощь. И вот теперь он должен бросить все это, чтобы ехать в такую даль, да еще и не понятно зачем.
Да к тому же Бэрен не любил подходить к решению любой проблемы, не обладая достаточной информацией. Он не мог рассчитывать на полную победу, не будучи подготовленным полностью. Только так рыцарь мог выжить и стать опытным воином, и именно воинское предчувствие, не подводившее мужчину никогда, тихо нашептывало ему, что проблемы, с которыми столкнулся Клемент, на самом деле были так страшны и серьезны, что тот решил позвать его после стольких лет. Но Бэрен не видел угрозы нападения или осады, лишь бескрайнюю красоту утесов.
Смотря на верхушки скал, которые пронзали облака, скользящие по небу, рыцарь почувствовал, как его сердце вновь застучало в том старом, почти забытом ритме. Первой мыслью было то, что он и так слишком давно бежал от прошлого, от того мгновения, которого, возможно, и не существовало. Оторвав взгляд от холодных и величественных камней, рыцарь посмотрел на дорогу, бегущую впереди, прямо к замку Брандет.
Бэрен подавил резкий вздох. Он помнил эти стены, будто вырывающиеся из земли, нерушимая защита, но теперь былая мощь куда-то исчезла, и рыцарь даже задался вопросом, не проходили ли тут в последнее время войны. И лишь присмотревшись как следует, мужчина заметил, что замок все тот же, это он сам изменился настолько, что место казалось ему иным. Сооружение, которое когда-то виделось ему угрожающим, огромным и великим, теперь не являлось столь большим, его затмили более высокие башни и более массивные стены, которые рыцарь видел в других местах во время своих путешествий.
Брандет теперь казался маленьким и изолированным, немногим большим, чем небольшой дом с пристройками, поставленными рядом совершенно без разбора. Подавляя чувства, которые грозили вырваться наружу, Бэрен внимательно огляделся, не ради воскрешения воспоминаний, а оценивая обстановку вокруг. Однако он не заметил никаких нарушений или хотя бы чего-то, что могло насторожить его, и, подняв руку, направил свой маленький отряд через деревню.
Стоящая у подножия Брандета деревня, выглядела мирной и преуспевающей, хотя и казалась какой-то крошечной. Отряд быстро прошел сквозь нее и, шагая по грубым ступенькам, предназначенным для того, чтобы врагу было тяжелее по ним подниматься, они оказались перед воротами замка. Прежде, чем войти внутрь, Бэрен тщательно огляделся вокруг, хотя с ним и находилось достаточно людей, чтобы защитить рыцаря в случае нападения.
Клемент не вышел, чтобы встретить его, это могло быть признаком того, что он не собирался подчиняться своему бывшему оруженосцу. Бэрен, нахмурившись, осмотрел двор прежде, чем решил, что лорд, возможно, и болен. Это вполне могло объяснить отсутствие Клемента, но зачем он его вызывал? Почему послал за Бэреном после всех этих лет? Его губы сложились в горькую усмешку, так как он не мог найти ответов на все эти вопросы.
Во дворе Бэрена поприветствовал неизвестный ему юноша, на лице которого одновременно читались и облегчение, и раздражение. Конечно, рыцарь не ожидал, что все его тут же узнают, да и сам не думал встретить тут много знакомых лиц, но он точно мог сказать, что Фарман был явно разочарован недостатком великолепия церемоний и приветственных речей, к которым они так привыкли при дворе. Только Бэрен знал, что вряд ли люди Брандета стали бы его приветствовать таким образом. Но даже если бы они и были расположены к церемониям, у них не оказалось бы достаточно средств, чтобы организовать прием подобный мероприятиям, проводимым на турнирах.
Он подавил в себе воспоминания, которые так внезапно всколыхнулись в памяти. С того момента, как Бэрен получил этот призыв, мужчина чувствовал, что причина, по которой не хотел быть здесь — это боязнь того, что кто-то мог узнать его. Гордость — один из грехов, присущих рыцарям, она порой изводила мужчину, и, без сомнения, он пройдет еще и не через такие испытания прежде, чем уедет отсюда.
Уверяясь в своем решении, Бэрен, собрав своих воинов, вошел в зал, готовясь предстать перед своим первым демоном. Он остановился в центре комнаты, окинув все пристальным взглядом, полностью охватывающим помещение, которое внезапно погрузилось в тишину. И снова удивился, насколько большей эта комната казалась ему раньше. Это место, меньшее, чем он помнил, было чище его собственного зала, и хотя здесь оказалось мало мебели, гобелены, которые привлекали внимание и притягивали взор, покрывали стены зала. Чтобы прервать затянувшееся молчание, Бэрен оглядел немногих людей, стоящих у стены, пока взгляд не упал на Хабарда — старого помощника шерифа. Сморщенный и сгорбленный, седовласый и вроде бы даже не опасный теперь. Тогда отчего же Бэрен почувствовал тревогу, когда этот человек направился к нему? Он весь собрался, его тело мгновенно напряглось, рука молниеносно потянулась к мечу, но Хабард только низко поклонился, будто благоговея перед нынешним высоким положением рыцаря. И вдруг к изумлению последнего разразился слезами.
Пораженный Бэрен сделал шаг вперед, недоумевая, как реагировать на эту ситуацию, пока помощник шерифа не поднял на него свои яркие глаза.
— Только посмотрите на него! Только посмотрите, самый великий рыцарь на всей земле, — сказал Хабард, качая головой, в то время слуги столпились вокруг них, шепча едва слышно. — Клемент гордился бы им.
Гордился бы? Бэрен только сейчас заметил эту специфическую манеру высказывания, когда тишина снова наполнила залу. Он поднял глаза и увидел девушку, стройную, белокурую и очень красивую, она сверкала словно редкий драгоценный камень, возвышаясь над всеми, как те горы, что разрывали своими пиками облака. Лишь тогда, когда бешено стучащее сердце Бэрена немного стало успокаиваться, он понял, что перед ним стоит Женевьева, дочь Клемента.
— Добро пожаловать, сэр Бревер, — сказала она, но его имя жестко и бездушно сорвалось с ее губ. — Спасибо за то, что приехали.
Прошлое, от которого Бэрен так усиленно пытался убежать, обрушилось на него, неожиданно и совершенно не дав ему времени подготовиться, в образе дочери своего бывшего господина, вроде бы все такой же и в тоже время совершенно другой.
— Где Клемент? — потребовал он ответа.
— Мой отец мертв, — ответила Женевьева, и гримаска боли промелькнула на ее прекрасном лице, но моментально исчезла. Когда она научилась так скрывать свои эмоции? Задавался Бэрен вопросом. Когда начала держаться так отстраненно? Такая яркая, как звезда, такая же красивая и такая же недосягаемая. Но ведь тогда она не была столь недоступна и столь далека для него? Эта мысль грела его так же, как и произнесенные далее слова.
— Это я вызвала вас, — сказала она.
— Вы? Зачем? — сердито спросил Бэрен. Для чего его тащили через всю страну? Ради прихоти женщины? Ради вечного мучения?
С мрачным выражением лица Женевьева следила за ним, как он опять начал командовать, что, в принципе, было в характере рыцаря. Бэрен говорил себе, что она не знает его, что ее молчание никоим образом не является реакцией на ответ. И все же светло-голубые глаза, казалось, как и раньше отражают в себе всю мудрость, не свойственную столь юному созданию. В них было понимание, возможно, даже всего на свете, в том числе и его, Бэрена.
Он решил, что это просто игра света, но пристальный и спокойный взгляд удерживал мужчину. Бэрен чувствовал, как поток силы пролетает от нее к нему прямо в душу. Он смотрел на эту женщину, которой от природы дано быть нежной и мягкой, и удивлялся той стали, что отражалась в глазах девушки и звучала в ее голосе.
— Когда-то вы поклялись служить этой семье всегда и везде, — сказала она. — Вы помните?
Бэрен в напряжении сжал челюсть. Конечно, он ничего не забыл. Воспоминания о клятве перенесли его в прошлое, пусть там и было мало приятного.
— Сейчас вы нужны мне. Вы не откажете? — спросила Женевьева, в ее ясных глазах застыл вопрос.
Бэрен глупо уставился на нее. Он пытался не замечать ожидания, светившегося в глазах, в синей глубине которых отражалось невысказанное обвинение. Ему даже не надо было размышлять, откуда там оно взялось. Рыцарь мог дать ей любой ответ, кроме одного. Глубоко вздохнув, он опустился перед ней на колено и склонил голову.
— Что вы прикажете мне, миледи? — спросил мужчина внезапно охрипшим голосом.
Весь зал погрузился в гробовую тишину, будто все находившиеся в нем люди задержали дыхание в ожидании ее ответа. Бэрену казалось, что этот момент длится целую вечность. Прошлое окружало его, желал он того или нет, оно сжимало ему грудь, не давая вдохнуть, и на мгновение мужчина решил, что в легких и вовсе не осталось воздуха. Наконец, рыцарь услышал ее голос, мягкий и спокойный.
— Я прошу вас на мне жениться, — сказала Женевьева.
При этих словах потрясенный Бэрен резко вскинул голову и вскочил на ноги. Правильно ли он все расслышал или это было лишь игрой его воображения, которое еще находилось во власти воспоминаний? Рыцарь уставился на нее, дыхание с трудом рвалось из груди, сердце, подобно сотне барабанов, отбивало сумасшедший ритм.
— Зачем? — потребовал он.
Не поддавшись агрессивному тону его вопроса, Женевьева ответила так спокойно, как будто они обсуждали погоду, а не это сумасшедшее предложение.
— Потому что отец мертв. Мне нужен муж, а иначе мои земли будут отобраны. Соседи предъявляют претензии на Брандет, желая присоединить его к своим территориям. А я сама могу выбрать себе мужа.
— Значит, вы вдова? — спросил Бэрен. Мысли в его голове скакали как сумасшедшие, и было тяжело сосредоточиться на чем-то одном.
— С чего вы решили так, Бэрен? Я никогда не была замужем, — сказала Женевьева. В ее голосе прозвучали нотки напряжения впервые с того момента, как она вышла к нему, такая холодная и далекая.
Он чувствовал себя последним дураком, а не бесстрашным рыцарем и непобедимым воином.
— Я слышал, что вы были помолвлены несколько лет назад и потому решил… — понимая, что оправдывается как последний идиот, Бэрен замолчал. Вместо этого он откашлялся, чтобы его следующие слова не походили на отчаянное карканье.
— Почему я?
Женевьева отвела глаза в сторону, чтобы не встречаться с его пристальным взглядом, Бэрен прекрасно это осознавал.
— Потому что вы настолько сильны и могущественны, что никто не посмеет даже задуматься о том, чтобы оспорить ваши права. А, кроме того, у вас достаточно своей земли, чтобы претендовать на эти территории.
Она повернулась, чтобы бросить на него еще один пронзительный взгляд.
— Я могу выйти замуж по своему выбору и смогу защитить своих людей так, как делала это все последние годы, пока отец болел.
Бэрен не знал, что он хотел услышать, но явно не это холодное и бесстрастное признание. Прошлое разверзлось перед ним бездонной пропастью, в которую ему предлагали прыгнуть, и рыцарь отступил, чтобы сделать глубокий вдох. Он не мог принять решение прямо сейчас, слишком многое было поставлено на карту. Мужчина попытался отбросить все постороннее, постарался сосредоточиться на том, что происходило здесь и сейчас и неважно, насколько странным это все казалось.
Король давно намекал ему на то, что он становится закоренелым холостяком, особенно тогда, когда у Бэрена появилось достаточно денег и земель, чтобы обзавестись супругой. А в последнее время и сам рыцарь склонялся к мысли о женитьбе, его прельщала перспектива союза с богатым лендлордом. Но брак с Женевьевой нельзя было считать таким уж выгодным, земли у нее мало, и это, конечно же, совсем не то, что Эдвард имел в виду, мужчина это прекрасно понимал. Но как он мог отказаться?
Рыцарская клятва заставляла защищать и оберегать всех женщин в беде, и Бэрен сделал один шаг вперед.
Одним холодным утром, много лет назад, когда Клемент произвел его в рыцари, Бэрен дал свою собственную клятву. Он пообещал, что меч всегда будет к услугам Сен-Легер. Рыцарь поклялся умереть, защищая эту семью, и как сейчас он мог отказаться сделать что-то меньшее?
— Хорошо, Женевьева, — сказал Бэрен, наслаждаясь звучанием ее имени, впервые слетающим с его губ. — Я женюсь на вас!
Или Женевьева была так уверена в себе, или в нем, но в очень короткий срок все было готово к их свадьбе. Моментально появился священник, который сразу провел церемонию, избежав всех вопросов о законности брака. И Бэрен задался вопросом, ни было ли все это подготовлено специально, чтобы он не смог передумать. Хотя больше походило на то, что это сделано так быстро, чтобы сама Женевьева не отказалась, решил рыцарь с сожалением.
По правде говоря, Бэрен был рад той скорости, с которой все случилось, так как это не оставляло ему времени задуматься о том, что происходит. Он совершенно не хотел после всех этих дней странствий, утомительных и физически, и эмоционально, возвращаться мысленно к началу пути и анализировать то, какой неожиданный поворот приняли события.
Бэрен говорил себе, что у него не было выбора, кроме как жениться на Женевьеве, мужчина пытался себя убедить, что был связан по рукам и ногам клятвой, и что это единственная причина, по которой согласился на этот союз. Но на задворках его сознания жила мысль, что просто он нашел самое простое объяснение.
Сама свадьба была очень неожиданным поворотом событий, и Бэрен, словно во сне, прошел через всю церемонию. Только, когда он дотронулся до руки Женевьевы, рыцарь, наконец, осознал все, ощущая ее пальцы, такие нежные и тонкие, от одного прикосновения к которым жаркая волна пробежала по его телу. Давным давно похороненные чувства накрыли мужчину с головой, и он не знал, то ли ему сдаться им на милость, то ли сопротивляться изо всех сил.
И поскольку Бэрен не мог ничего сделать, то он просто добавил слова только что данной клятвы к той, что была произнесена много лет назад. Но когда рыцарь повторял свой обет, невиданные эмоции наполнили его душу, эмоции, рожденные отнюдь не чувством долга. Когда священник предложил ему поцеловать невесту, Бэрен замер, охваченный непонятным волнением. Поскольку он не двигался, Женевьева сама наклонилась к нему и прикоснулась к щеке холодным и бездушным поцелуем, который охладил порыв Бэрена. Когда церемония закончилась, начался праздник.