Элла подняла голову. Ее душа жаждала верить в его слова.

— Будь ты другим, я бы согласилась. Я верю, «Золушкин бал» способен изменить любого человека… — Элла вдруг умолкла. Не пора ли отбросить геройство и вести себя умнее?

— Что же ты, договаривай! — Как холод бесплодную долину, мрачная опустошенность сковала Рафа. — «Золушкин бал» способен изменить любого человека, но не меня?

— Не тебя. — Ясные глаза Эллы, сейчас подернутые горечью, в упор смотрели на него. — Ты слишком черств, безжалостен, холоден. Никому не доверяешь, всех подозреваешь, а свои чувства держишь на замке.

Впервые с момента их встречи его строгое лицо осветила широкая улыбка, только усилившая страдания девушки.

— Какой комплимент.

— Вот-вот. — Она сделала попытку оттолкнуть его. — Что для меня черное, для тебя — белое.

— Ну что ж, чтобы пойти на компромисс, счастливее обстоятельства не придумаешь. — Раф вернул голову Эллы на свое плечо.

Элла устала рваться на волю и расслабилась.

— Давай начистоту, Раф. У тебя нет веры. Моей же на двоих не хватит. А бросать дело на волю случая не хочу.

— Что бросать на волю случая? — Раф удивленно поднял бровь.

— А то: как только удовлетворишь свое любопытство, ты обозлишься на себя, да и на меня — и все потому, что одной сумасшедшей лунной ночью потерял голову.

— Любопытство, говоришь? — Внезапная ярость захлестнула Рафа. Он нащупал и приподнял ее грудь, словно взвешивая. — Это зовется любопытством?! — Раф пристально смотрел Элле в глаза, теребя большим пальцем затвердевший сосок. — Не прикидывайся, amada.

Элла тяжело задышала. Можно сколько угодно уповать на небеса, но невозможно скрыть сладкую истому, которую он вызывал к жизни, истому, которая срывала последние покровы благовоспитанности. Элла беспомощно схватила руку Рафа. Когда он к ней прикасался, ее мысли шли вразброд, и Раф знал это, знал и играл на ее беззащитности, чтобы подчеркнуть свою правоту.

— Так нечестно! Я признаю, что хочу тебя. Обжигающая лихорадка, очень похожая на ее собственную, полыхнула в глубине его глаз.

— Да и как бы ты могла отрицать? Твое желание так же очевидно, как и мое. — Раф еще крепче прижал ее бедра к своим. — И я так же уязвим, как и ты.

Элла собралась с силами. Она должна настоять на своем. Уступишь хоть немного — и случится непоправимое.

— Это ничего не меняет. Однажды утром ты откроешь глаза и поймешь: секс не избавил от злости; ты окажешься в ловушке и возненавидишь меня. Постепенно твоя ненависть отравит нашу жизнь. Не стану я ждать неизбежного. Я себе не враг.

— Какая прозорливость, — процедил он.

— Так ты согласен, что пора остановиться? — От этой безжалостной пытки, когда надежда сменялась разочарованием, впору было задохнуться. — Ты отпустишь меня?

Страдание исказило черты Рафа. Очень медленно он покачал головой. На лице появилось выражение непримиримости.

— Если бы я не вызывал у тебя никаких чувств, я бы еще подумал. Не навязываться же…

Жребий брошен, поняла Элла, надеяться на что-то — без толку.

— И ради сиюминутного удовольствия ты готов поступиться нашим будущим?

У Рафа был торжественный вид, словно над ним распростерлась длань судьбы.

— Порой «сейчас» — это все, что нам дано. Кто знает, что принесет завтра. Твое предсказание — лишь один из возможных путей.

— Самый вероятный. Он не спорил.

— За другого ты не выйдешь, — был спокойный и уверенный ответ.

— Выйду! — само собой вырвалось у Эллы, выдавая слишком многое тем, с какой силой и отчаянием это вырвалось.

Замерев, Раф весь обратился в слух.

— Вряд ли ты стремишься к замужеству ради замужества.

Теперь Элла держала язык за зубами. Раф нахмурился.

— Dios! Это и вправду важно для тебя, amada? Зачем тебе понадобился муж?

— Тебя это не касается. Причем давно.

— Сожалею, но уже касается. — На смену его недавней ярости пришла заботливость, едва не погубившая Эллу окончательно.

— Раф, одумайся.

— А что? — мягко спросил он. — Откуда такое рвение надеть ярмо брака на свою белоснежную шейку?

— Какая разница, — отмахнулась она. — Я должна найти мужа, и точка.

— Должна? — Раф свел брови, схватил ее за плечи, морщины у рта обозначились еще резче, когда он ястребиным взглядом смерил ее сверху донизу. — Ты что, беременна? Ищешь папочку? Поэтому так не терпится замуж?

— Не пори чушь!

Тревога разом покинула его.

— Отрадно. Ребенок осложнил бы дело.

— Чужого ребенка растить не стал бы?

Раф с философским видом пожал плечами.

— В любом случае он был бы не чужим, а нашим.

Легкость, с которой он отнесся к такой возможности, изумила Эллу.

— Тогда что?

— Сложность связана с неразрешенными вопросами, которые существуют между нами, — терпеливо объяснил он. — Нам и без того есть из-за чего поломать копья. Согласись.

Она промолчала.

— Все, amada. Хочешь получить муженька в эту ночь — выходи за меня. Если нет — я навсегда уйду из твоей жизни. Решай.

— А если твоя кандидатура меня не устраивает?

Его глаза потемнели.

— Другая не пройдет.

И, как ни крути, Раф прав: он, и только он, ей нужен. Опять видеться с ним, чувствовать его объятия, поцелуи… Что решать?.. Выйти за него или куковать свой век одной…

Словно поняв, что Элла стоит на распутье, Раф вдруг выпустил ее и отступил на шаг, точно говоря, что больше оказывать давление не станет.

Полночный сумрак окутал его. Элла угадывала его силуэт, высокий, стройный, мускулистый, но едва различала черты лица, лишь глаза сверкали серебром в ночи. Глаза эти смотрели на Эллу с невозмутимым спокойствием, готовые принять любой вердикт: откажет — он уйдет, и в самом деле, твердил ей внутренний голос, она никогда его больше не увидит. А если согласится?.. Во что превратится ее жизнь? Прежней она не будет — это уж точно.

Элла закрыла глаза. В конце концов имеет значение только то, что она любит Рафа всем сердцем, всей душой. А ведь «Золушкин бал» не обманул ее надежд — дал ей возможность найти свое «женское счастье». Лишь протяни руку и возьми то, что предлагает Раф. Лишь протяни руку…

Элла медленно открыла глаза. Она решилась;

— Да, Раф, я стану твоей женой.


Глава третья

Получив согласие и не давая девушке времени передумать, Раф схватил ее за руку и потащил к ярко освещенному дому.

Было поздно. Сад опустел. Пока они скрывались на поляне, гости почти уже разошлись.

— Где мы поженимся? — коротко спросил Раф, когда они проходили через столовую.

— У нас еще нет разрешения. В библиотеке сидит специальный муниципальный представитель со всем необходимым. — Обреченным взглядом Элла провожала всевозможные деликатесы. Из-за всех треволнений она целый день ничего не ела. Может быть, удастся перекусить после? Девушка взглянула на чеканный профиль Рафа. Вряд ли.

Раф замешкался на выходе, но все же свернул в нужный коридор. Открыл дверь и ввел Эллу в библиотеку.

Муниципальная представительница, на визитке которой значилось «Дора Скотт», восседала за внушительным дубовым столом. Перед ней стояла табличка, поначалу явно гласившая: «Я — работаю, вы — кормите». Но в какой-то момент, похоже по здравом размышлении, в нее втиснулась, причем жирно и дважды подчеркнутая, отрицательная частица «не».

— …не кормите, — прочел Раф и заулыбался. — Перекормили?

— Потерплю, если моя помощь нужна вам, — улыбнулась Дора, очарованная, как все женщины, его обаянием. — Вначале эта идея с табличкой была просто блестящей. Потом — не очень, а под конец — впору зубами скрежетать.

— А что, если мы вам поможем, — вызвался Раф, — и сделаем что-нибудь сами?

Женщина благодарно вздохнула.

— Берите на себя вот это, а я в рекордный срок зарегистрирую ваши бланки.

— Идет.

Раф отошел к одному из дворецких в холле, чтобы договориться о формальностях, а Дора набросилась на бумажную работу. Она закончила, и рядом с ее локтем опустился пузырек с розоватыми таблетками.

— Вы мой спаситель, — выдохнула она, протягивая бело-голубой конверт. — Перед церемонией передайте эти бумаги уполномоченному лицу. Внутри есть свидетельство, оставьте его себе, но оно подарочное и недействительно. Настоящее придет по почте.

— Большое спасибо, — поблагодарила Элла.

Дора задержала на ней любопытный взгляд.

— Вы — дочка Монтегю?

— Думаю, — Элла зарумянилась, — имя в заявлении изобличает меня целиком и полностью. Оно имеет склонность бросаться всем в глаза.

— Да, приметное, — согласилась Дора с сочувствующей улыбкой. — Для ваших родителей не сюрприз, что вы выходите замуж?

— Не сюрприз. — Элла неуверенно покосилась на Рафа.

Шок. Кошмар наяву. Она и не подумала о них, когда дала согласие. Как им теперь объяснить…

А может, все не так страшно? Родители знают, что она чувствует к Рафу, верят в волшебство «Золушкиного бала» и хотят, чтобы она была счастлива. И есть еще три простых слова, которые успокоят все их страхи: я люблю его.

— Что ж, счастья вам. И дам совет, если вы не против, — Дора улыбнулась, — и даже если против: будьте справедливы друг к другу, и все невзгоды пройдут стороной.

— Глубокомысленный совет, — хмуро заметил Раф.

— Иначе не дала бы. А теперь вам пора расписываться, а мне — угоститься этим розовеньким средством, — воспрянула духом Дора. — Вдруг — о чудо! — опять нагуляю аппетит.

Весело смеясь, Элла взяла Рафа за руку и повела из библиотеки.

— Куда дальше? — спросил он.

От этого вопроса брови Эллы настороженно сошлись. С чего эта угрюмость? Все было хорошо, пока… Дора не дала совет поступать честно по отношению друг к другу. Совет, которому так сложно следовать. Или он вспомнил о прошлом, до сих пор винит ее в том, что случилось с Шейн?

— Наверх, — отозвалась Элла. — Свадебные церемонии проводят в гостиных над бальной. — Она приостановилась, а вместе с ней и он. — Раф, мы не обязаны проходить через это. Нас никто не заставляет жениться прямо сейчас. Если ты передумал, я пойму.

— Мы поженимся. Сейчас. — Раф указал на арку: — Сюда?

— Да. — Говорить что-либо было бесполезно, поняла Элла.

Они молча дошли до нужных комнат.

— У нас есть выбор, какую церемонию предпочесть, — сказал он.

— Какую хочешь. Мы старались, чтобы они все были исключительными. Пусть пары на всю жизнь запомнят этот день.

— Такой забудешь, — буркнул Раф и зашел в ближайшую дверь. С бьющимся сердцем Элла последовала за ним.

Они очутились в «Голубой комнате» — элегантной, величественной гостиной, украшенной панно из сухих цветов. На фоне ниспадающих драпировок высилась трибуна, с которой мировой судья совершал церемонию гражданского бракосочетания.

— Что такое? — Раф присмотрелся к Элле.

— Ничего. — «У меня что, все мысли на лбу написаны?..»

— Не увиливай. В чем дело?

— Моя двоюродная бабушка Мавис любила наносить нам визиты и все серьезные беседы проводила именно здесь. От меня ждали, что я стану… примерной девочкой.

— Представляю… — Черты Рафа смягчились.

— Веселишься? — Элла недовольно скривилась. — Сидеть на краешке кушетки, спина выпрямлена, руки сложены на коленях, лодыжки элегантно скрещены — и так часами! А тебе всего лишь девять лет!

— В девять лет в джунглях Коста-Рики мы с ребятами охотились на ягуара.

— И родители позволяли? — Элла была ошеломлена.

— Отец. Мама уже несколько месяцев как умерла, а отец тогда еще не женился.

— Шейн что-то рассказывала. — Элла смотрела на Рафа во все глаза. — Твой отец, кажется, из Техаса?

— Техасец. А его родители — французы. Интересное сочетание? Моя мать была наполовину тико-костариканка. Похоже, отец женился на ней, чтобы порвать с прошлым. Кроме выращивания кофе, ему было на все начхать.

— Поэтому твой родной язык — испанский? — подметила Элла.

— Все на нем говорили. — Желая прекратить расспросы, Раф повел Эллу из комнаты. — Раз это место навевает такие тяжкие воспоминания, пойдем в другое.

Он распахнул дверь в следующую гостиную, и Элла обомлела.

— Когда мои родители успели?.. — восхитилась она, переступив порог. — Как будто мы попали в другую эпоху.

И она была права. В четырех углах комнаты стояли высокие кованые канделябры, увенчанные толстыми свечами. К потолку, заменяя люстру, на массивных цепях было привешено колесо телеги. Лишь пылающий камин, сложенный из камней, да расставленные тут и там бесчисленные свечи озаряли комнату. Каждый шаг отдавался гулким эхом от наборного дубового настила. Гобелены на стенах и оружие над каминной полкой довершали иллюзию средневековья.

С сиденья у очага к ним навстречу поднялся священник. В стеклах его очков в металлической оправе плясали отблески пламени.

— Добрый вечер и добро пожаловать. Желаете ли вы пожениться?

— Да, желаем. Но одну минуту.

Раф бесцеремонно оттащил Эллу в сторону.

— Что-то не так? — спросила она.

— А ты, amada, не догадываешься? Если мы поженимся вот так, ты всегда будешь жалеть об этом.

Элла долго не решалась спросить:

— Мои родители?

— Они должны быть здесь. Тебе нужно послать за ними.

— Ты правда не возражаешь?

— Я возражаю против их решения дать очередной бал — после того, что было, — но это не значит, что они не должны присутствовать на свадьбе их единственной дочери.

— Спасибо, Раф. — Слезы заблестели в глазах Эллы. — Я мигом.

Раф повернулся к священнику и передал конверт, который дала Дора Скотт.

— Мы хотим дождаться членов семьи невесты.

Распорядившись, Элла встала рядом с Рафом.

— Они будут через минуту.

— Прекрасно, — кивнул святой отец, — поскольку прежде, чем начать, я обязан спросить вас, хорошо ли вы обдумали шаг, который собираетесь совершить. — Его голубые пронзительные глаза по очереди задержались на каждом. — Ибо брак — это узы, о которых стоит задуматься без спешки и суеты. Пока есть время, прошу вас, обратитесь к избраннику своему, загляните в глаза его и ответьте, уверены ли вы в своем выборе.

Элла повернулась к Рафу — и опешила. Он был недвижим, лицо — непроницаемая маска, точно высеченная из камня, глаза — свинцовые, весь как перед броском. Словно ждет, что она вот-вот изменит свое решение.

Элла изучающе склонила голову.

Раф всегда сочетал в себе несочетаемое, что делало его человеком удивительным. В отношении Шейн, его сводной сестры, он был чутким, заботливым братом, готовым пожертвовать всем ради нее.

Но эта печать мстительности… Элла хорошо знала его холодность, отстраненность одинокого волка, который не доверяет до конца даже близким, который всегда начеку, чтобы отразить нападение или воспользоваться чужой слабостью. Встанешь у такого на пути — будешь дорого расплачиваться. Раф долго забывал, редко прощал, и тем удивительнее выглядело его намерение жениться на ней: для этого требовалось примириться с их прошлым.

Безусловно одно.

Недостатки недостатками, а шесть лет назад она влюбилась в него, и с тех пор, что бы он ни говорил, что бы ни делал, ничто не могло это изменить.

— Раф, я согласна выйти за тебя замуж, — Элла улыбнулась ему успокаивающе, — хотя для меня не секрет, что ты за человек.


***

Раф оторопел. Дай она ему пощечину, он не был бы так поражен. Что она имеет в виду? Разгадала его план и все равно согласна? Но нельзя же быть такой глупой и не понимать: после свадьбы он будет с ней лишь до тех пор, пока не выгорит их страсть. И докажет раз и навсегда, что «жили они долго и счастливо» длится cinco minutos [Пять минут (исп.).], и ни секундой дольше.

Целых пять лет он выкорчевывает эту женщину из своей жизни. Она украла его сердце, обвилась вокруг него, подобно опасному колдовскому дереву, чьи корни уходят глубоко в землю, а молодые побеги прорастают сквозь кирпич, камень, известку, сокрушая все преграды.

Безусловно одно.

Он хочет ее. И, нет сомнений, однажды он сильно пожалеет о своем поступке, о преступлении, за которое будет расплачиваться до конца своих дней. Любая кара будет справедливой.

По крайней мере наступит развязка. Горечь затопила Рафа. К чему так убиваться? Он жаждет Эллу, он жаждет мести. Женившись, он убьет двух зайцев.

— А вот и мы! — В комнату влетела Генриетта, за ней, не спеша, Дональд. Увидев Рафа, мать Эллы встала как громом пораженная. — О Господи, — прошептала она. — Мистер Бомонт?! К-какая неожиданность…

— Миссис Монтегю, мое почтение. — Раф церемонно поклонился.

— Что вы здесь делаете? — Отец Эллы не стал играть в приличия.

Элла поспешно взяла Рафа под руку, не давая разыграть сцену из плохого водевиля.

— Раф здесь ради меня. Я выхожу за него замуж, и он пожелал, чтобы вы при этом присутствовали.

Дональд посмотрел недоверчиво. Генриетта же с облегчением воскликнула:

— Мечта сбылась. Я так молилась.

В который раз Раф изумился: Монтегю их благословили.

Он прикрыл глаза, не желая лицезреть, как эти двое бросаются к Элле, сжимают ее в объятиях, обмениваются слезными поцелуями, поворачиваются к нему. Генриетта радушно прижала Рафа к груди, затем взяла дочь за руки и отвела для тайных напутствий. Дональд протянул руку.

— Рад, что вся эта чехарда наконец-то уладилась, — прямо сказал он. — Ты чуть не разбил Элле сердце, обвиняя ее в поступке Шейн.

— Этой вины я с нее не снимаю, — парировал Раф. — Женитьба ничего не меняет. Как и моего взгляда на «Золушкин бал». На вашей дочери я женюсь не ради, а, скорее, вопреки.

Уставившись на Рафа, Дональд надолго замолчал.

— Сводишь счеты?

Такая догадливость не удивляла. Отец Эллы, если не принимать во внимание его увлеченность «Золушкиными балами», во всем остальном был человеком трезвого ума и, конечно, понимал: человеческую натуру слагают и достоинства, и недостатки. Не только Добро, но и Зло. Но понимать не значит принимать…

— Вы понимаете? — подчеркнул Раф, скрестив руки. — Все до конца?

— К сожалению, да, мистер Бомонт. В вас горит желание заполучить мою дочь и вместе с тем отомстить.

— Ваша дочь этого не понимает.

— Элла любит. И еще — видит в людях только хорошее. Она не сомневается — месть будет побеждена. Я — нет.

— И что вы намерены делать?

— Пап? — Элла оставила мать и подошла к ним. — Что-то не так?

Дональд обхватил дочь за плечи и чмокнул в щечку.

— Все в порядке. Всего лишь возобновляю знакомство со своим будущим зятем. Солнышко, а не отметить ли нам это событие?

— Шампанским?

— Вот именно. — Дональд выждал, пока Элла отойдет и не сможет их слышать. — А на ваш вопрос, мистер Бомонт…

— Раф.

— …как угодно… отвечу так: я намерен отпраздновать замужество моей дочери.

— И все? — Раф наморщил лоб. — Вы меня удивляете. Стоять рядом — и ничего не делать?

Во взгляде Дональда блеснула холодная решимость.

— Поверь, я не питаю иллюзий насчет того, чего ты хочешь добиться этим браком. Но вот добьешься ли ты — это еще вопрос.

— Сомневаетесь? — не верил Раф.

— Вот именно, — последовал спокойный ответ. — В своих расчетах ты не учел одного.

Уверенность Дональда смутила Рафа. Что же упустил он и что не укрылось от старика Монтегю? Он мысленно перебрал все пункты своего плана, выискивая слабое место. Его глаза сузились. Нет, он предусмотрел решительно все.

В чем же оплошность?

— Ты не учел самого главного: сердцу не прикажешь. Иначе ты не повел бы мою дочь под венец.