Дельфина Бертолон
Та, что приходит ночью
Благодарности:
Карин ван Вормхудт, Перрин Параго, Мейлис де Лажюге — издателям-вдохновителям;
Оскару Новату, Рите Мерль, Марни Аббу, Мари Броше, Натали «Шевалье» Кудер — первым читателям, взрослым и не очень!
Бенжамену Эггу за фотографии Кабриера и его географические данные.
Всем, кто помог мне с решением сложного вопроса о сроке давности. Особенно Беренжеру Пейра, Джессике Ферон и Саре Хаддам.
Стивену Кингу — и его кошмарам!
Пятница, 7 июля 2017 г.,
22 часа 31 минута.
Дом под соснами
Два дня как мы переехали, а уже тоскливо. В школу ещё не скоро, делать нечего, и скука смертная. Поговорить не с кем, поэтому начну писать в этой тетради. Она большая, толстая, в кожаной обложке. Тяжёлая, как кирпич, этакая колдовская книга. Тётя Агата подарила её мне 21 мая на пятнадцатилетие.
Она сказала:
— Я знаю, как трудно расставаться с друзьями. Но, может быть, ты будешь описывать здесь свою новую жизнь, и это тебе поможет?
Я обожаю тётушку, но в тот момент эта идея показалась мне совершенно дурацкой. Вести дневник — что я, девчонка?
Однако я ошибался.
Давайте для начала вернёмся немного назад.
Однажды в марте, дождливым вечером, папа вернулся домой и принёс, как он сказал, «хорошую новость». В это время я сражался на компе с огромным мутантом и был так увлечён побоищем, что у меня, что называется, в одно ухо влетело, а из другого вылетело. Мои пальцы так и бегали по клавиатуре, я был просто машиной для убийства.
Я победил — game over!
Я буквально заорал от радости, а потом поставил игру на паузу, чтобы насладиться победой. Я схватил то, что папа называет «мускулятор» — эспандер, такую маленькую штучку для тренировки пальцев, с клавишами как у саксофона, но на тугих пружинах — чтобы их нажимать, приходится напрягать всю руку. Папа пользуется им каждый день — он гитарист, музыкант и преподаватель игры на гитаре. Он разрешает мне брать эспандер, если я обещаю играть в компьютерные игры не больше часа в день. Я не возражаю — мне есть чем ещё заняться.
Ладно, я отвлёкся.
Итак, я болтался в гостиной, сжимая эспандер, Жанна смотрела на планшете «Снежную королеву», как обычно в пятницу вечером, — скажу честно, слушать всё время «свобооода, свобоооода!» — это просто застрелиться! Всё было так хорошо… И вдруг папа — с Софи под ручку, с таким торжествующим видом, что куда там Ди Каприо с его «Оскаром»!
— В лотерею выиграли? — спросил я не задумываясь.
Папа слегка отстранился от Софи.
— Почти!
— Почти в лотерею не выигрывают. Или выигрывают — или нет.
— Выиграли, — ответил он радостно. — Я наконец получил место в штате школы искусств в Ниме!
От разочарования я уронил эспандер. Только что я видел себя мчащимся по Флориде в открытом «Порше» с двумя глушителями, рядом со мной подружка (когда у меня разыгрывается воображение, я представляю, что мне не пятнадцать лет, а двадцать).
— Всё определено, подтверждено, — объявил папа, — как я и сказал: это хорошая новость!
Мой мозг наконец ухватил «хорошую новость» своими клеточками, установил связи, и в них просматривалось нечто совершенно ужасное.
— Но… придётся же переезжать?!
При этих словах Софи расплылась в улыбке.
— Да, Мало. Наконец-то мы уедем из Парижа!
Моя мачеха — «дочь юга», как она любит повторять, и терпеть не может столицу так же, как я сельдерей, если это можно сравнивать. Я повернулся к младшей сестре, надеясь хоть у неё найти сочувствие. Но Жанне всего пять лет: Париж, Ним или Тимбукту — ей без разницы, если любимый планшет с собой.
Вот так в середине июня, не успел я и глазом моргнуть, квартира на авеню Боливар, которую я так любил, стала понемногу пустеть. Везде громоздились коробки, и больно было видеть, как моя вселенная исчезает, словно в огне. Однажды днём, когда компьютер уже был упакован, я взял скейт и пошёл подышать свежим воздухом.
Ну, это только так говорится — свежим воздухом…
Жара была адская, тридцать три градуса в тени, можно было просто испечься живьём. Я отправился в парк Бют-Шомон, где договорился встретиться с Попо, моим лучшим другом ещё с детского садика. На самом деле его звали Поль, но прозвище появилось у него давным-давно, да и вообще он был не из удачливых, так что кличка сохранилась… Но я же не зверь: чтобы не позорить его, я всегда называл его Поп при людях. Это ему прекрасно подходило: он любил поп-музыку, поп-арт и попкорн, да и вид у него был соответствующий.
Подходя к озеру, я сразу увидел приятеля, хотя народу было полно. Его трудно не заметить: лохматые чёрные волосы, ярко-жёлтая футболка, штаны с надписью «Лихтенштейн» и кроссовки в шахматную клетку. Он стоял, прислонившись к перилам, с хмурым видом, рядом стоял скейт.
— О Мало, наконец-то! Я уже лишних двадцать минут торчу в этой духовке!
— Да, я знаю, извини, — я хлопнул его по ладони, — это всё из-за переезда…
Как только я это произнёс, его обычно жизнерадостное лицо помрачнело.
— Пойдём выпьем чего-нибудь холодного? — предложил он, вытирая пот со лба. — Я уже готов в озеро прыгнуть!
Мы спустились к Бельвилю на скейтах, и это нас чуть не доконало. Красные и мокрые от пота, мы взяли колу со льдом. Мы пили молча, чтобы прийти в себя, и тут Поп поморщился.
— Никак не могу поверить.
— Во что?
— Что ты сваливаешь… Уезжаешь на другой конец Франции…
Я покачал головой:
— Да меня это тоже не радует. Я парижанин до мозга костей, как говорит мой дедушка. И скоро окажусь где-то в глуши!
— Да ладно, Ним — не такая уж и глушь!
— Поп, — вздохнул я, — ничего ты не понимаешь.
Я торжественно достал телефон, как будто он был неопровержимым доказательством преступления, которое совершали мои родители.
— Мы не просто переезжаем на юг, мы переезжаем в заброшенный домишко в шести километрах от ближайшей деревни!
Я стал показывать фотографии, которые прислал мне папа, когда подписал договор о покупке. Он написал, довольный: «Покажи друзьям!»
Да уж…
Сначала мы собирались снять квартиру в центре города, но Софи откопала этот дом, день и ночь просматривая объявления. «Сделка века», по её словам, хотя нужно было кое-что подремонтировать. Моя мачеха всегда могла уговорить папу: он любил мастерить, и возможность наконец стать владельцем собственного дома его очень вдохновила. Я часто слышал, как он жалуется, что в Париже ничего купить невозможно, за миллион лет не накопишь… На эту покупку ушли все средства — и вот я теперь попаду в эту дыру.
Поп взял у меня смартфон, увеличил фотографии и вдруг весело воскликнул:
— Ну и развалюха!
— Вот именно, и не над чем тут смеяться.
— Там же есть сад, — сказал он, словно извиняясь, — выглядит шикарно. Там можно поставить стол для пинг-понга и всё такое… Я буду тебя навещать!
Я знал, что он говорит правду. Но я знал также, что сначала мне придётся обходиться без него, без Попа, который всегда был рядом со мной… Это грустно. Я подумал, что хорошо, что у меня нет подружки: потерять двоих близких сразу — это было бы слишком.
Пятого июля, когда мы приехали в Дом под соснами, лило как из ведра. Словно дурное предзнаменование, ливень начался, как раз когда мы свернули с шоссе. Буквально за две секунды горизонт почернел. Ещё несколько минут назад небо было синее, как сумка из Икеи, и на тебе! Потоп, апокалипсис! Чудовищные тучи разинули пасти и выплюнули на землю тонны воды. По крыше машины словно гремела картечь. Ливень постепенно превратился в град размерами чуть ли не с мячик для гольфа. Папа переживал за кузов, Софи за лобовое стекло, Жанна плакала, прижимая к себе куклу, словно хотела задушить её.
Итак, мы приехали под проливным дождём. Было всего четыре часа, но казалось, что уже ночь. На трухлявой деревянной вывеске было написано: «Дом под соснами». Она раскачивалась и зловеще скрипела на ветру, как в романах Стивена Кинга. Кованые железные ворота в завитушках возникли перед нами. Мы с папой вышли и с трудом их открыли. Створка была очень тяжёлой, и пока мы возились, промокли до костей. Открыв ворота, мы поспешили спрятаться в машину.
— Надеюсь, вы не простыли до смерти, — проговорила Софи на полном серьёзе.
Папа завёл наш старенький «Опель Корса» и двинулся по длинной дорожке, обсаженной деревьями. Это была не величественная аллея, а грязная ухабистая грунтовка. Через пять минут мы наконец прибыли к тому самому Дому под соснами, несуразной постройке из серого камня. По двускатной крыше радостно неслись потоки воды. Софи назвала это «прованский домик». Мне же в тот момент показалось, что это дом из фильма «Психоз» — такой враждебный вид был у него под проливным дождём.
Внутри уже поработали грузчики: все наши вещи были свалены в огромной комнате, которая мне сразу не понравилась.
Это главная комната, которую Софи, любительница всего старинного даже в языке, назвала «гостиной». Комната была обшита деревянными панелями, была громадной и в то же время вызывала клаустрофобию. Она походила на гигантскую клетку, построенную для обитателей психушки. В ней было всего два окна, с опускающимися рамами, так называемые «гильотины» — это уже заставляло думать о плохом, — а вокруг от пола до потолка лакированные сосновые планки. А ещё огромный камин, видимо, задуманный, чтобы в нём можно было спалить весь дом. Когда я сказал об этом папе, он рассмеялся.
