Несколько минут Антуан и Ингрид молча наслаждались вкусом пюре. Казалось, они забыли обо всем на свете. Когда тарелки опустели, Ингрид подняла глаза на Антуана.

— Я рожу тебе детей. Обязательно. Но только не сейчас. Дай мне еще время.

Однако время шло, а дети все не появлялись. Когда Антуан возвращался к этому разговору, Ингрид начинала откровенно злиться.

— Не дави на меня, Антуан! — говорила она. — Я же не какая-то машина для воспроизводства потомства. Придет время — и у тебя будут дети, я тебе обещаю.

И чем дальше, тем больше Антуан начинал тяготиться непонятной двусмысленностью своего положения. У него был замечательный дом, красавица-жена, завидный достаток, положение в обществе, любовь и восхищение окружающих. Не было лишь одного — детей. Из-за этого и все остальное поневоле стало казаться каким-то неполноценным, ущербным. В его семье словно присутствовал какой-то тайный изъян, который было стыдно выставлять напоказ. И, как ни пробовал Антуан смириться с этим и по просьбе Ингрид дать ей еще время, ничего у него не выходило.

В очередной сезон трюфелей Антуан сидел у себя в кабинете, как всегда ожидая приезда дядюшки Бено с заветной корзиночкой. Время шло, и нетерпение его возрастало с каждой минутой. Но дядюшка Бено все не появлялся. Конечно, он не отличался особой пунктуальностью — да это было и невозможно при его полуночном образе жизни, — однако в такие дни никогда не опаздывал. Что же стряслось там, в Перигоре? — закрадывались в голову Антуана нехорошие мысли. Он несколько раз порывался позвонить дядюшке Бено, но в последний момент одергивал себя, ведь существовало поверье, что донимать звонками сборщика трюфелей или как-то еще тревожить его в первые дни сбора новых грибов считалось плохой приметой. И Антуан, который за годы общения с дядюшкой Бено вдоволь пропитался этими и многими другими суевериями, сдерживал себя.

Наконец в дверь его кабинета просунулась голова Жерома.

— Ну, где же дядюшка Бено?! — воскликнул Антуан. — Он с тобой связывался?

— Да, — кивнул Жером.

Вид у него почему-то был виноватый.

— И что же он тебе сказал?

— Он очень извинялся и сообщил, что вместо него приедет его племянница.

— Племянница… — протянул Антуан. — Значит, с ним что-то случилось?

— Он сказал только, что прихворнул, и просил передать вам, чтобы вы не волновались, когда увидите его племянницу. Сейчас она войдет.

— Чего ж тут волноваться, — буркнул Антуан. Он равнодушно взглянул на дверь, ожидая появления типичной уроженки Перигора — очередной крепко сбитой девицы с незапоминающимся лицом из числа тех, что обычно окружали дядюшку Бено.

Но вместо этого на пороге его кабинета появилось изящное, даже хрупкое существо, похожее на эльфа. У этого существа были светло-каштановые волосы и глаза цвета молодой листвы. Лицо в форме сердечка, пикантный курносый носик и ямочки на щеках.

Антуан встал из-за стола.

— Как тебя зовут, дитя мое, и что случилось с дядюшкой Бено?

— Меня зовут Николь. А дядюшка Бено простудился, ведь ночи сейчас прохладные, месье, — вежливо объяснила девушка. В ней не чувствовалось никакой робости, что создавало странный контраст с ее внешней хрупкостью.

Николь спокойно поставила корзиночку на стол, сняла с нее белоснежную салфетку и стала вынимать трюфели, каждый из которых по традиции был завернут в белый носовой платок.

— Когда же дядюшка Бено собрал эти трюфели, если он болен? — удивился Антуан.

— Он их и не собирал. Он лежит в постели с температурой.

— Тогда кто же?!

— Да я же, месье, — засмеялась Николь. Ее смех звучал как серебряный колокольчик. — Девочкой я гостила у дяди каждое лето и осень. Он потихоньку приучал меня к охоте на трюфели. Так что теперь я делаю это почти так же хорошо, как и он.

— А откуда ты? — Антуан внезапно ощутил, что ему не хочется расставаться с Николь.

— Я родом из Безансона, — ответила она и взглянула на него своими необыкновенными глазами цвета молодой листвы.

— Ах вот почему я сразу проникся к тебе симпатией, — засмеялся Антуан. — Ты же моя землячка! Я тоже родился в Безансоне, и только потом мои родители переехали в Бордо. Ну и как там Бе-зансон? — Антуану вдруг стало легко и весело. Он пригласил Николь сесть и приготовился слушать ее рассказ. Сам он так давно не был в Безансоне…

— Безансон, как всегда, лучший город Франции! — гордо воскликнула Николь. — Самый зеленый, самый уютный, а для меня и самый красивый.

— А как знаменитая Цитадель?

— Да все стоит себе на том же месте, — улыбнулась Николь.

— И там по-прежнему гуляют влюбленные?

— Конечно, месье — и влюбленные, и многочисленные туристы. — Она легким движением поправила волосы. — Пару лет назад я с приятелем открыла там кофейню. Так не поверите, месье, отбою от посетителей не было.

— Кофейню? Да ты ж совсем ребенок! — удивился Антуан. — Сколько же тебе лет?

— Мне уже двадцать три года, и я закончила университет, отделение менеджмента.

— Оказывается, мы с тобой не только земляки, но и коллеги! — воскликнул Антуан и с уважением посмотрел на хрупкую Николь. — У меня — ресторан, у тебя — популярная кофейня. Так что никаких «месье» и «мадемуазель». Называй меня просто Антуан, идет?

— Не забывайте, месье, что у вас еще и отель «Шатле», а ваш ресторан знаменит не только на весь Бордо, но и почти на всю Францию. Так что мне до вас далеко. — Она замолчала. А потом тряхнула гривой светло-каштановых волос и добавила: — А на «ты» я перейти никак не могу. Мы еще слишком мало знакомы, месье.

— Так расскажи мне о себе, и мы узнаем друг друга лучше, — улыбнулся Антуан.

— Давайте я лучше расскажу вам о кофейне, — предложила Николь и слегка покраснела.

— Ну что ж, пусть будет кофейня. — Антуан поудобнее устроился в кресле.

— Она расположена в очень выгодном месте, прямо напротив Цитадели. И мы назвали ее «Гюстав Курбе» — в честь нашего земляка, замечательного художника XIX века. Мы ее так и декорировали — под кафе того времени. Мы готовим кофе четырех сортов — черный эспрессо, черный со сливками, капучино — в основном для итальянских туристов — и кофе по-ирландски, который предпочитают американцы, потому что мы в него добавляем виски. У нас всего два вида сандвичей, но много отличных пирожных. А главное, Поль — мой напарник и талантливый кондитер — придумал новое пирожное. Он назвал его «Гюстав Курбе». Его украшение — темный взбитый шоколад. Курбе ведь был темноволосым и высоким мужчиной, если вы знаете, и мы решили, что пирожное, названное в его честь, тоже должно быть выше обычных. Но сделать все это и удержать высоту трудно. Поэтому Поль готовит пирожные индивидуально для каждого посетителя. Нелегкий труд! Но я уже сказала, что он талантливый кондитер.

Внезапно Антуан ощутил, что ревнует Николь к ее приятелю. Какой-то молокосос из Безансона! А как она его расхваливает! Но он сумел взять себя в руки и даже улыбнулся.

— Я вам завидую. У меня такого кондитера нет. А вы случайно не хотите переехать в Бордо и работать с Полем в моем заведении?

— Спасибо, месье, но, боюсь, Поль не захочет.

— Что так?

— Мне неловко говорить на эту тему, но дело в том, что… — Она казалась растерянной. — В общем, у Поля там друг, которого он безумно любит и… — Николь окончательно смутилась и даже покраснела.

Антуан пришел ей на помощь:

— Я все понял. Не смущайся. Мужчины-кондитеры, как и знаменитые модельеры, часто предпочитают не прекрасных женщин, а представителей своего пола.

На душе у Антуана снова стало легко и радостно, и ревность сама собой рассосалась. Кондитер Поль не претендует на чувства девушки.

Николь не стала рассказывать Антуану, какое потрясение испытала, узнав об ориентации напарника. Они ведь были знакомы с Полем с детства. Даже ходили вместе в один детский сад. Потом закончили школу в Безансоне и поступили в университет. Закончив его, решили открыть собственное дело. И когда к ним пришел успех, оба искренне радовались и мечтали о будущем. Они много лет дружили, и, хотя их отношения были скорее братскими, Николь стала подумывать: а не завести ли им семью?

В кофейню, кроме туристов, часто захаживали их университетские приятели и даже преподаватели. Приходил сюда и известный сладкоежка — профессор Франсуа Люмьер. Профессор отличался строгим нравом, был всегда безукоризненно одет и даже в жару носил галстук и пиджак. Единственной его слабостью, как считала Николь, было сладкое. А потом она узнала, что не только оно…

Однажды, задержавшись после закрытия кофейни, Николь подсчитывала выручку. В ее кабинетик заглянул Поль.

— Ой, Поль, сегодня мы установили рекорд! — воскликнула счастливая Николь. — Если дела и дальше пойдут так же хорошо, то через пару лет мы сможем купить собственный дом. Я хотела бы с садом, чтобы наши дети могли там играть. — Она так увлеклась своими фантазиями, что не заметила, каким странным взглядом смотрит на нее Поль.

— Дом, дети… — пробормотал он. — Николь, конечно, я тебя очень люблю, но… как сестру. — Он глубоко вздохнул. — Видимо, ты единственная в Безансоне, кто не знает…

— Не знает — что? — удивленно подняла глаза Николь.

— Что профессор Люмьер… В общем, мы давно уже вместе. Ну, ты понимаешь…

Николь растерялась.

— Я ничего не понимаю, — вырвалось у нее.

— Мы с профессором вместе. Мы — семья. — Он пристально посмотрел на Николь.

— Что?! Я даже представить себе не могла! Ах я дура! Я просто дура, наивная дура! — И, бросив выручку на стол, Николь вылетела из кофейни.

Ей стало понятно, что она ни часа не может больше оставаться в Безансоне.

Я не только дура, но и последний романтик во всей Франции, сказала она себе. Люди уже давно живут по-другому. XXI век на дворе. Но все же…

История с Полем ее просто убила. Она привыкла к нему. Ценила его. И по-своему любила.

Конечно, я надеялась, что если мы когда-нибудь поженимся и заведем детей, то у нас будет дружная крепкая семья, объединенная к тому же и общим бизнесом. А он… Я не была для него женщиной, желанной и привлекательной, а только сестрой, компаньоном.

Николь подошла к зеркалу.

Господи, ну о чем я размечталась? Я просто дурнушка, которая не может вызывать желание у мужчин, вдруг с ужасом поняла она, увидев свое отражение в зеркале. Бледная, усталая, с потухшими глазами, обвисшими волосами.

Да, причина во мне, я совсем сексуально непривлекательная и не могу понравиться никому, пришла к выводу Николь. Что же делать? Бежать из Безансона? Да, бежать. Скрыться в лесах и тихо сидеть, там, зализывая рану, нанесенную Полем.

У меня же есть дядюшка Бено! Уеду в глушь, в Перигор, а там видно будет, наконец решила она.

Бросив в рюкзак самое необходимое, она написала короткую записку Полю, где предупредила его, что берет отпуск на полгода и уезжает из Безансона. Она обещала в скором времени связаться с ним и сообщить, как поступить с ее долей в бизнесе. «А тебе, Поль, я желаю счастья с любимым человеком», — закончила она.

Подписав записку, Николь выбежала на улицу и сунула ее в почтовый ящик Поля, жившего по соседству. А потом буквально запрыгнула в свое скромное «рено» и помчалась на запад, в сторону Перигора.

Она ехала всю ночь и только один раз остановилась, чтобы перекусить в придорожном кафе.

Дядюшка Бено открыл, даже не спрашивая, кто будит его в такую рань. Увидев же перед собой Николь, он долго вглядывался в ее лицо.

— Мы не виделись пару лет, Николь, но, бог мой, как же ты похорошела! В нашем роду таких красавиц отродясь не было. Вот бы матушка твоя обрадовалась, если бы дожила! Умница ты моя! — Его глаза предательски увлажнились.

— Нет, дядюшка Бено, я наивная дура! — разрыдалась вдруг Николь, почувствовав сразу и жалость к себе, и неимоверную усталость от бессонной ночи.

— Ну-ну, не плачь, пойдем лучше в дом, и там ты мне все расскажешь. — И дядюшка Бено, обняв племянницу за плечи, увел ее с крыльца.

Вскоре Николь уже сидела на уютном диванчике и с удивлением оглядывалась по сторонам.

— Дядюшка, каким же красивым стал твой дом! Коврик новая мебель, картины… Видно, дела твои идут хорошо.

— Да уж, не жалуюсь, — удовлетворенно протянул старик. — Но сейчас ведь речь не обо мне и о моем благополучии. Рассказывай, что с тобой стряслось? Почему примчалась без предупреждения, как будто за тобой гнались бандиты?

— Никто за мной не гнался, тем более бандиты.

— Тогда, значит, дела не криминальные, а любовные, не так ли? — И он пытливо посмотрел в зеленые глаза Николь.

Она невольно поежилась под его взглядом.

— А как ты догадался?

— Да я ведь старый лис, давно на свете живу, — отшутился он. — А что может выгнать ночью на улицу красивую, молодую женщину, имеющую выгодный бизнес, и заставить ее примчаться к старому дяде в Перигор? Только любовь!

— Или ее отсутствие, — мрачно добавила Николь и тут же спросила: — Ты помнишь Поля, моего компаньона?

— Конечно, еще с младенчества. Замечательный парнишка. Симпатичный, скромный, трудолюбивый. Вы с ним росли как брат с сестрой. — Он помолчал, а потом спросил: — Так что же произошло: ты любишь его, а он любит другую? Увы, так часто бывает.

— Я думала, что люблю Поля, а, наверное, на самом деле просто к нему привыкла. Вернее, мне с ним было очень удобно. Мы понимали друг друга с полуслова. И как-то незаметно для самой себя я стала думать о браке с ним. — Горе и отчаяние последних часов куда-то отступили. Сидя на уютном диванчике в уютном доме дяди, Николь вдруг поняла, что больше не ненавидит Поля. Печально, что так вышло, но, честно говоря, она никогда не испытывала к нему большого чувства, страсти. А без этого разве возможен счастливый брак? Неожиданно для самой себя она улыбнулась. — Да, обычная история: сердце Поля мне не принадлежит.

— А кому? Как зовут эту разлучницу? — рассердился дядюшка Бенр. Сейчас, когда Николь наконец улыбнулась она стала такой хорошенькой, что он просто недоумевал, как Поль мог увлечься кем-то, а не его прелестной племянницей.

— Разлучника, дядя. Его зовут Франсуа Люмьер. Они вместе уже два года, не меньше. А я этого не заметила или не поняла. И никто мне не намекнул, не подсказал.

— Да уж, — только и мог вымолвить ошеломленный дядюшка Бено. — Я читал, что такое бывает, и даже очень распространено в современном обществе. Но мы тут, в Перигоре, более старомодные, более консервативные.

— Наверное, и я в Безансоне оставалась такой же старомодной. — Николь тряхнула гривой светло-каштановых волос. — Вот я поговорила с тобой, и как-то легче мне стало. Но, честно скажу тебе, пока мне не хочется возвращаться в Безансон. Что же делать? — Она вопросительно взглянула на дядю.

— Так оставайся у меня, девочка, — предложил тот. — Отдохни, отоспись. Когда ты в последний раз хорошо спала со своей кофейней?

— Что-то не припомню, — вздохнула Николь. — Работала как вол, чтобы сначала открыть ее, а потом сделать прибыльной.

— Вот и хорошо. Оставайся у меня. А когда начнется сезон сбора трюфелей, мы с тобой вместе пойдем на охоту. Согласна?

Глаза Николь загорелись зеленым огнем.

— Дядюшка, да ты просто змей-искуситель. Знаешь, что собирать трюфели мое самое любимое занятие с детства! А кому ты продаешь грибы?

— У меня есть замечательный покупатель. Антуан Лану, владелец ресторана и отеля в Бордо и мой друг.

— Это тот, который спас тебя, когда ты сломал ногу?

— Да, именно он. Антуан за это время стал очень состоятельным и уважаемым человеком. Женился на красавице, похожей на королеву, но сам остался, во всяком случае для меня, таким же добрым и щедрым.

— Ах так вот откуда у тебя такой достаток! — воскликнула Николь. — Даже предметы роскоши — картины, ковры.

— Ну, это мне по дешевке покупает Ингрид — жена месье Лану. Она любит посещать блошиные рынки и развалы антикваров и всегда там отыщет что-нибудь особенное. Она ведь искусствовед по образованию. Ну да, может статься, ты сама когда-нибудь увидишь мадам и месье Лану и убедишься, что я ничего не придумал. Потрясающе красивая пара!

— Счастливые! Значит, это любовь. И к моему списку я могу добавить: «Антуан и Ингрид».

— А что это за список? — поинтересовался дядюшка Бено.

— Да так, пустяки, — вдруг вспыхнула Николь. — Я недавно раздумывала над тем, какие в литературе и в истории были знаменитые влюбленные. И только навскидку: Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Петрарка и Беатриче…

— А что, звучит неплохо: Антуан и Ингрид. — Бено покачал головой: — Хотя я бы поостерегся включать их в твой заветный список. Конечно, для Антуана это была любовь с первого взгляда, а вот для Ингрид… — Он задумчиво прищурился: — Может, возможность сбежать с Гренландии. Она ведь оттуда родом. И до встречи с Антуаном никогда не покидала этого острова — работала разделочницей на рыбозаводе, как и ее мать. Но это сегодня даже представить невозможно! Она теперь королева, чистая королева. Ее так и зовет журналистская братия.

— Вот это да… — протянула Николь.

Дядюшка Бено прошелся по комнате, засунув руки в карманы домашних брюк.

— Они женаты всего шесть лет. Отрезок времени очень маленький. Хотя, с другой стороны, достаточно большой, чтобы завести детей. А детишек-то у них и нет. У Антуана две сестры, куча племянников, а своих собственных детей нет. А он их очень хочет. Поэтому пока не стоит включать их в твой список, — заключил он.

— Ну хорошо. Я еще ничего не решила окончательно. Поживу у тебя, успокоюсь и только потом на трезвую голову буду принимать решение.

— Вот это мне по душе, девочка! — воскликнул дядюшка Бено. — Узнаю свою практичную племянницу.