Городские ворота были необычайно широкими и низкими. Достаточно широкими, чтобы шесть всадников могли проехать рядом, но не с высоко поднятыми копьями. Над головой возвышалась огромная сторожевая башня, ее широкий фасад украшали бойницы для стрелков и машикули, навесные бойницы для отражения штурма. Желоба для масла свисали, словно высунутые языки из разверстых пастей драконов и василисков, готовые обрушить жгучую смерть на любого захватчика. Ворота Хар Ганета. однако, давно исчезли, а решетка была снята. Врата зияли, словно широкая пасть морского чудовища, вечно жаждущего добычи. На зубчатых стенах не видно было стражи, за бойницами не горел зеленый свет ведьминых огней. За воротами Малус увидел улицы, окутанные клубами бледного тумана.

Где-то вдалеке кто-то кричал от гнева и боли. Малус ударил пятками Злюку в бока и вошел в Город Палачей в поисках дома Сетры Вейла.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГОРОД ВОРОНОВ

Малус скоро потерял счет мертвым.

Они лежали повсюду на улицах и в сточных канавах Хар Ганета, искаженные болью и насилием, оставленные остывать в высыхающих лужах крови. Некоторые из них были свалены в узких переулках, словно старый хлам, другие лежали, привалившись к покрасневшим мраморным стенам, выкрашенным в яркий цвет их собственной крови. Большая их часть, как и он сам, была друкаями, хотя Малус не раз видел трупы рабов, раздетых догола, в одних лишь ошейниках. Все жертвы были зарублены. У многих виднелись ужасающие раны от топора или ритуального драйха, огромного двуручного меча, любимого оружия храмовых палачей. Там были и мужчины, и женщины, и молодые, и старые друкаи. Некоторые погибли в бою, с мечами и кинжалами в руках и смертельными ранами головы и шеи. Другие просто бежали и получили удар в спину. Конец всех настиг один.

Многие жертвы были обезглавлены. Их черепа возвышались на пирамидах таких же трофеев. Некоторые валялись по обочинам дороги или у дверей домов и магазинов. Почти все груды черепов покоились на толстом слое серой пыли. Поначалу это зрелище озадачило Малуса, но потом он заметил, что в пирамидах есть отвратительная закономерность. Головы ближе к вершинам были, конечно, самыми свежими, все еще покрытыми лохмотьями плоти и кожи. Ниже паразиты и погода очистили их, оставив у самого основания слой выбеленных костей. Со временем даже эти крепкие кости рассыпались, придавленные весом черепов наверху, и превращались в бледную пыль.

Город смердел, словно поле боя. На открытых площадях уже дышалось с трудом, а подниматься по узким улочкам к верхним кварталам было все равно, что идти по тускло освещенной скотобойне. Злюка ворчал и принюхивался к тяжелому запаху гниющей крови и выпотрошенных внутренностей, а Малус боролся с желанием прикрыть лицо полой плаща. Даже в жестоких битвах по дороге к Хаг Граэфу он не видел ничего подобного.

Город Палачей был возведен на высоком берегу побережья моря Холода. Сначала это было просто скопление неприступных башен, поднимающихся в небо с вершины высокого гранитного холма. На протяжении столетий, словно мантия из белого камня, город разворачивался по склонам холмов вниз к равнине у их подножия. Когда по указу Короля-Колдуна Хар Ганет был передан культу, храм в нижнем городе забросили, и старейшины оккупировали укрепления, окружавшие вершину высокого холма. Многие богатейшие жители были изгнаны из собственных домов, а сами здания — разрушены, чтобы создать храмовую крепость, которая окружала белые, испятнанные стены башни драхау кулаком из темного камня. Где ни встань в нижнем городе, всегда будешь чувствовать зловещую тень храма Кхаина.

Как и все города друкаев, Хар Ганет представлял собой лабиринт тесных извилистых улочек и переулков, специально предназначенных для того, чтобы сбивать с толку незваных гостей. Высокие, узкие здания направляли потенциальных захватчиков в глухие закоулки и тупики, где те оказывались во власти горожан, поджидающих на кованых балконах высоко над головой. Даже там, где пролегало несколько основных торговых и военных дорог, ни одна из них не была достаточно широкой, чтобы два всадника могли проехать рядом, а в большинстве случаев улицы были еще уже. Солнечный свет редко проникал в узкие проулки, и даже днем каждый дом освещался железной лампой замысловатой ковки, свисавшей с тяжелой дубовой двери.

Войдя в Хар Ганет, Малус оказался в торговом районе города. Завихрения бледного тумана клубились по бокам Злюки, когда высокородный вел холодного мимо закрытых складов и через заваленные мусором рыночные площади. Следующим шел квартал рабов с его широкими площадями и коваными железными клетками. Первый из многочисленных городских храмов находился сразу за ним, и именно тут высокородный увидел первые признаки резни. Малус не мог не задаться вопросом, сколько мяса было куплено на рынках и прошло через эту площадь, чтобы пролить кровь на алтарь Повелителя Убийств.

Узкие улочки квартала ремесленников проходили мимо святилища Кхаина, а дальше тянулись дома плоти и ямы крови квартала развлечений. Все постоялые дворы и таверны были наглухо закрыты, на крыльце не видно ни нищих, ни пьяных. Никаких признаков изнуряющего веселья, только груды ухмыляющихся изуродованных голов. Неделями Малус мечтал о ванне, бутылках вина и мягкой постели в такой, гостинице, но жуткая тишина района прогнала из мыслей все соблазны.

Когда кончились постоялые дворы и таверны, дорога начала подниматься на широкий холм. Высокие, ветхие дома низкорожденных жались вокруг него, и идти вперед становилось все труднее. Волосы Малуса встали дыбом, когда он вывел Злюку на тесную улочку. Узкие окна были закрыты ставнями, а нависающие балконы пусты, но он не мог избавиться от ощущения, будто за ним наблюдают. Высокородный обнажил тяжелый меч и положил его на колени, внезапно пожалев, что не догадался надеть пластинчатый доспех, завернутый в несколько слоев ткани и висящий на седле науглира.

Чем больше мест резни он проезжал, тем сильнее росла его настороженность. Над некоторыми телами в холодном утреннем воздухе все еще поднимался парок, намекая, что убийцы — где-то рядом. Мысль о битве с целой толпой фанатиков — в их родном городе — заставила Малуса стиснуть зубы.

Из разговоров с паломниками он знал, что районы высокородных лежат на вершине холма, но — не как туда добраться. Как долго он может бродить по лабиринтам улиц, прежде чем наткнется на вооруженную банду, ищущую новые трофеи, чтобы сложить их под дверью? Или его появление заставит их остановиться? Он не знал. Все, что он смог выяснить до сих пор, не имело никакого смысла. Впервые после долгого, мучительного возвращения из Пустошей Хаоса Малус почувствовал себя уязвимым и беззащитным.

Он собирался ходить от двери к двери, спрашивая дорогу к дому Сетры Вейла, но все пошло не так. На мгновение голову друкая посетила мысль, не направиться ли ему прямо к храму и представиться там: конечно же, когда в городе бурлит ересь, жрицы не станут слишком дотошно рассматривать того, кто предлагает помощь. Решение было простым и прямым, но оно заставляло Малуса задуматься. Должна же быть причина, по которой паломников селят в домах в городе. Возможно, за стены храма кто-то проник? Если так, то как он мог быть уверен, что жрица, с которой он заговорит, не тайная союзница Уриала? Не имея иного выхода, высокородный пришпорил Злюку, прислушиваясь, не раздастся ли звук движения из проулка или с балкона над головой.

Когда на востоке забрезжил рассвет, Малус услышал первые признаки жизни высоко в тени карнизов, протянувшихся вдоль улицы. Зашелестели перья, и осколки камня застучали по грязным фасадам домов. Друкаю, находившемуся далеко внизу, казалось, будто выступы теней под черепичными крышами качаются и корчатся в невидимой жизни. Затем из тени с ворчливым криком и хлопаньем тяжелых крыльев вылетел огромный ворон и низко спланировал над головой Малуса, прежде чем приземлиться на пирамиду свежих трофеев. Падальщик бросил свирепый взгляд на проезжающего мимо высокородного, а потом склонил гладкую голову набок и принялся рассматривать великолепное алое угощение.

Через несколько минут воздух почернел от хлопающих крыльями и каркающих падальщиков. Следуя лабиринту городских улиц, они пролетели так близко от Малуса, что он почувствовал на лице ветер от их крыльев, и птицы вовсе его не боялись. Один раз холодный перешагнул через распростертое тело, покрытое голодными воронами, и вороны не обратили никакого внимания на неуклюжего науглира.

Постоянный клекот птиц беспокоил Малуса. Некоторые вороны даже кричали на сносном друкире. «Меч и топор!» — крикнула одна птица. «Черепа! Черепа!» — отвечала другая. «Кровь и души! Кровь и души!» — каркала третья. Их глаза жестоко сверкали, когда они тыкали в окровавленную плоть своими похожими на кинжалы клювами.

Высокородный пустил Злюку рысью и поехал дальше. Каждый дом казался копией соседа: испятнанные стены и окованные железом двери из темного дуба без знаков или символов, позволявших понять, кто живет внутри. На каждом повороте Малус выбирал путь в гору, вспугивая рваные тучи пронзительно кричащих птиц монотонной поступью науглира.