Спартанские младенцы, которых считали достойными жизни, получали самое суровое воспитание. В семь лет их забирали из семей и отправляли в тренировочный лагерь. Спартанские подростки питались в общих военных столовых, домашний комфорт и уют был им незнаком и чужд. Кормили их очень скудно, чтобы они учились сами добывать себе пропитание, в том числе и воровством. Но если их ловили, то жестоко наказывали. Из спартанских детей вырастали лучшие воины Греции — именно потому, что культура и общество делали их такими. Предположительно, в период расцвета Спарта даже отказалась от денег [Оценка этого периода субъективна, но приблизительно период расцвета Спарты приходится на 550—400-е годы до н. э.], потому что считалось, что деньги развращают, губят мораль и подрывают боевой дух [Такое встречалось повсюду. Высшие классы республиканского Рима полагали себя выше торговли и денег. Деньги были уделом купцов и низкого люда. Такими же были и японские самураи: торговцы в японском обществе считались низшим классом. Даже крестьяне были выше торговцев — они хотя бы выращивали пищу, в которой нуждались.].
Но со временем, как гласит традиционная история, спартанцы стали «любить роскошь и разложились», по словам Старра. Это подточило их стойкость и военное превосходство — и даже привело к поражению на поле боя. Спартанцы 380 года до н. э. могли бы и не победить своих великих дедов 480 года до н. э. А спартанцы 380 года до н. э. не победили бы даже собственных дедов [Если полностью игнорировать аспект стойкости или «морального разложения», то можно сказать, главным фактором падения Спарты стало сокращение числа спартиатов, то есть профессиональных воинов, относящихся к классической спартанской элите копьеносцев тяжелой пехоты.]. Иногда считают, что виной тому ненавистные персы. «Великие цари» Персии, которые не смогли победить спартанцев на поле боя, поняли, что гораздо более эффективным средством будет золото. В более поздних исторических источниках спартанцы, и в особенности некоторые спартанские цари, предстают более материалистичными и любящими деньги, чем истинные спартанцы прошлого. Похоже, «мягкие» персы, какими их часто представляли древние греки, распространили свою «мягкость» как вирус, и стойкость противников уравнялась [Один из представителей Величайшего поколения предложил такой же метод борьбы с Советским Союзом: «Мы должны разбрасывать над ними журналы Playboy, джинсы и пластинки Элвиса Пресли — и они все сделают сами».].
Возвышение и падение Спарты можно объяснить не только «стойкостью» — например, хорошей военной подготовкой и структурой общества — но было бы странно не придавать этому качеству никакого значения.
Война и бедность — факторы не постоянные. Они могут усиливать стойкость части населения, ими затронутого, но далеко не всех. Некоторым везет, и они не участвуют в сражениях и не терпят экономических лишений. Но заболеть могут все.
Было бы странно предполагать, что высокий уровень заболеваемости может сделать человечество более стойким, но влияние относительно регулярных и довольно опасных эпидемий и связанной с ними смертности на общество могло породить такой уровень стойкости, каким большинство из нас сегодня не обладает. Муж и жена, потерявшие от болезней нескольких маленьких детей и стоически продолжающие жить, кажутся нам невероятно стойкими. Такое случается с людьми во всем мире, и мы считаем одной из величайших трагедий жизни потерю даже одного ребенка. Но лишь относительно недавно в человеческой истории подобные события перестали считаться нормой жизни. До современной эпохи количество людей, потерявших от болезней нескольких детей, было поразительно велико. Остается лишь гадать, какое влияние все это могло оказать на людей и общество в целом. Историк Эдвард Гиббон, автор «Истории упадка и разрушения Римской империи», был одним из семи детей своих родителей. Шесть его братьев и сестер умерли в младенчестве. Это было довольно много даже для начала XVIII века, но смерть детей до достижения ими взрослого возраста считалась вполне обычным явлением. Но, сосредоточиваясь на том, что болезни делали с детьми, мы игнорируем влияние высокой смертности на все общество. Серьезная эпидемия могла убить практически всех.
Если говорить о болезнях, то сегодня мир совершенно не похож на то, каким он был прежде [Более подробно о влиянии болезней на общество см. главу 6.]. Однако в некоторых частях развивающегося мира, которые почти не изменились со Средних веков, болезни и сегодня собирают обильную жатву. Впрочем, сегодня технологически развитые общества современного мира почти забыли, каким было человеческое существование под влиянием болезней — а ведь ситуация изменилась всего лишь поколение назад. Сегодня странно представить себе пандемии, которые на протяжении веков выкашивали значительную часть населения планеты. Исторические хроники тех времен сегодня читаются как очень мрачная научная фантастика. Если современная чума выкосит четверть населения, то считать, что это сделало нас более стойкими, было бы верхом цинизма, граничащим с непристойностью.
В определенном смысле болезни делают нас более стойкими, потому что у переболевших часто формируется иммунитет. Это суровая наука жизни. Но становятся ли более стойкими те, кто регулярно теряет от болезней близких и любимых людей? Становится ли более стойким общество, состоящее из таких людей? Эти вопросы попадают в серую зону того, что, как нам кажется, может быть важным, но не может быть измерено или доказано. Да, в нашей истории были времена, когда выживал только сильнейший, поэтому человеку лучше было быть стойким. Но, судя по всему, сегодня стойкость — не столь важное для выживания качество, как прежде.
Увязав все это с аллегорией шелковых тапочек и деревянных башмаков, можно предположить, что здесь важно время. Если суровые времена призывают людей стойких и закаленных, то что происходит во времена менее суровые? Кроме того, у периода шелковых тапочек есть и свои преимущества.
Немецкий военный историк начала ХХ века Ганс Дельбрюк [В фильме «Молодой Франкенштейн», где доктор Франкенштейн посылает Игоря добыть мозг для своего создания, ему нужен Дельбрюк. Но Игорь роняет мозг на пол и подбирает другой, снабженный ярлыком «Аномальный».] предложил теорию, согласно которой все, что характеризует современную военную машину (организация, тактика, муштра, логистика и командование), направлено на развитие естественного преимущества стойкости, каким обладали люди, находившиеся на более низких уровнях цивилизации. «В сравнении с цивилизованными людьми, — писал он о древних германцах, которые терпели поражения от более рафинированных римлян, — у варваров имелось определенное преимущество: воинственная сила несдерживаемых животных инстинктов, то есть базовая стойкость. Цивилизация очищает человека, делает его более чувствительным и тем самым снижает его военную ценность — лишает его не только физической силы, но и физической смелости. Эти естественные недостатки следует воспитывать неким искусственным образом… Главная цель армии — с помощью дисциплины сделать цивилизованных людей способными выстоять против менее цивилизованных» [Более подробно о древних германцах мы поговорим в главе 5. // Аналогичным образом Совет ФРС в своем «Отчете по экономическому благосостоянию американских домохозяйств в 2017 г.» (Report on the Economic Well-Being of U. S. Households in 2017), основанном на данных пятого ежегодного исследования экономики домохозяйств, отметил, что «четыре из 10 взрослых при возникновении неожиданных расходов в размере $400 либо не могут найти эту сумму, либо вынуждены продать что-то или влезть в долг… ситуация улучшилась по сравнению с 2013 г., когда такие расходы не могла позволить себе половина взрослых». Также было установлено, что «более одной пятой взрослых не может полностью справиться со своими текущими ежемесячными расходами» и что «более одной четверти взрослых отказывались от необходимого медицинского обслуживания в 2017 г. из-за неспособности оплатить его». И то и другое совпадает с выводами другого исследования, которое показало, что у 15 % американцев нет сбережений, а у 50 % сбережения не превышают $1000. См.: Board of Governors of the Federal Reserve System, “Report on the Economic Well-Being of U. S. Households in 2017,” Federal Reserve Board, May 2018, https://www.federalreserve.gov/publications/files/2017-report-economic-well-being-us-households-201805.pdf; и Cameron Huddleston, “More than Half of Americans Have Less than $1,000 in Savings in 2017,” GOBankingRates, Sept. 12, 2017. ].
По идее Дельбрюка, главная причина, по которой города государства начали организовывать своих земледельцев, более мирных, чем варвары, заключалась в создании мощной военной машины, для чего требовалась подготовка и дисциплина. И тогда воины могли бы выстоять против тех, кого свирепыми и воинственными сделала суровая среда [И снова мы видим два слова, которые в некоторых случаях символизируют то же, что и стойкость (как определяем это понятие мы и, очевидно, Дельбрюк).]. «Если бы группе римлян, которые жили жизнью обычных граждан или крестьян, пришлось сразиться с равной по численности группой варваров, — писал Дельбрюк, — то римляне, несомненно, потерпели бы поражение. Они обратились бы в бегство, не принимая боя. Только создание тактических соединений, когорт, уравняло эту ситуацию».
Казалось бы, более слабое общество использует технологию, высокие организационные способности и деньги против потенциально более стойкого и жесткого общества. Такая динамика прослеживается во многих исторических эпохах. Современные афганцы, пожалуй, самые стойкие на планете люди, но их личную стойкость и стойкость их общества превосходит военная сила Запада, и Запад играет в этой истории роль римлян. Но если бы западным солдатам пришлось сражаться тем же оружием, что и афганцам — АК‑47, реактивными гранатометами и самодельными взрывными устройствами, — а афганцы использовали бы наши дроны, истребители и крылатые ракеты, то сопоставление нашей стойкости приобрело бы критическое значение. Вспомним, что афганцы уже сорок лет ведут войну с разными противниками. Во многих отношениях по своей стойкости они ближе к нашим дедам, чем мы сами.
Оружие и технологии продвинулись настолько, что современный воин может поразить своего врага в Афганистане из зала с кондиционерами где-нибудь в Канзасе — этакий виртуальный пилот, который с детства оттачивал свои навыки на видеоиграх, точно так же как два века назад японский юноша готовился к будущим сражениям на мечах в классах кендо. Вместо муштры с реальным оружием сегодняшние киллеры (многие из которых могут никогда не увидеть собственными глазами убитого врага) управляют дронами, атакующими стойких афганских воинов в суровой гористой местности [И это придает новый смысл выражению «месть полудурков», поскольку создатели суперсовременного снаряжения, используемого пилотами дронов, наверняка не отличались выдающейся физической формой в школе.]. Современные военные, как римляне Дельбрюка, нашли способы компенсировать дефицит стойкости [Штурмовые отряды западных армий, участвующие в сухопутных операциях, подобно римским легионам, отличаются той же стойкостью, что и их противники. А вот про службы поддержки и гражданское население такого сказать нельзя.]. Но стойкость все же может определить, кто победит в войне, а кто будет побежден. Это качество может стать ключевым фактором, который определит, кто будет готов продолжать борьбу, несмотря на человеческие и финансовые потери [Такая динамика прослеживается в поздних этапах вьетнамской войны.].
