— Логично, — согласился Чеймберс.

— Однако чего однозначно не должно было быть в его системе, так это значительного уровня панкурония бромида. — Чеймберс, естественно, выглядел растерянно. — Его используют при операциях, когда пациент в сознании, но не должен совершать ни малейшего движения. Невозможно даже прикинуть, какую дозу он получил, не зная точного времени и учитывая экстремальные температурные условия.

— Он точно не мог вколоть себе это сам? — спросил Чеймберс.

— Не было упоминаний о найденных на месте иголке или ампуле, и я не думаю, что ему объективно хватило бы контроля над своими конечностями, чтобы откинуть их на какое-либо расстояние. Я предполагаю, что жертва была в cостоянии дремы — в сознании, но полностью податливой, способной поддерживать достаточный мышечный тонус только для того, чтобы оставаться в позе, приданной убийцей.

— А потом он ушел, оставив его замерзать насмерть. Это извращение.

— Нам здесь редко попадаются хорошие истории, — пожала плечами Сайкс. — Уже знаете, кто он?

— Еще нет. Но мы решили, что хорошей идеей будет начать с тренажерных залов и развлекательных центров.

Заметив что-то, Чеймберс наклонился поближе изучить костяшки правой руки трупа, где на поврежденной морозом коже красовалась открытая рана, непохожая на другие.

— Клей, — сказала ему Сайкс, опережая его вопрос. — Похожие следы есть под подбородком, на левом предплечье, колене и обеих ягодицах. Грубая работа, но… — Она замолкла. — Ну, первые впечатления?

— Подозреваемый — мужчина… вероятно. В любом случае, достаточно сильный, чтобы переместить двести фунтов этого парня. Похоже на личные счеты, судя по тому, что его опозорили, раздели догола, расположили на виду, с какой жестокостью его оставили там страдать. Это было спланировано… организовано… и все же выполнено со страстью.

Сайкс согласно кивнула:

— Полагаю, нам остается только надеяться, что у него нет других врагов. — Когда Чеймберс повернулся к доктору с озабоченным выражением лица, она неловко улыбнулась: — Просто говорю.


— Следующая станция — «Хай Барнет», конечная. Всем выйти из вагона, пожалуйста. Всем выйти из вагона.

Чеймберс рассеянно оглядел пустой вагон: «Вот хрень».

В конце концов, выходя из лифта в Камден-Тауне, Чеймберс взглянул на часы и недовольно обнаружил, что у него осталось всего четыре часа десять минут до того, как его будильник снова будет поднимать его на работу. Чувствуя себя болезненно голодным, он направился прямиком в KFC. По какой-то причине ему сегодня хотелось этого с самого утра, после разговора с боссом.

Вооружившись скидочным бакетом, он уселся поесть на парковую скамейку, чтобы Ева не унюхала запах в квартире и не прочитала ему очередную лекцию о его вечно растущей талии. Наполовину завершив пиршество, он осознал, что его еда даже подостыла, пока он глазел на заледенелый пруд, мыслями все еще на работе, в компании оттаивающих трупов и пустых пъедесталов. Он оглянулся на телефонную будку, покачал головой и затолкал в рот еще жареной картошки, намеренный не поддаваться…

— Ненавижу себя, — пробормотал он, роняя недоеденную ножку в бакет и направляясь, чтобы втиснуться в узкую красную будку. Свободной рукой он снял трубку и неуклюже набрал номер участка.

— Это Чеймберс. Соедините меня с тем, кто работает над моим сегодняшним делом с ледяным человеком, — сказал он и заполнил последующую паузу еще одной порцией картошки. — Да, насколько мы продвинулись в идентификации жертвы?.. Ага. Ну, продолжайте. У нас кто-то еще дежурит в парке?.. Хорошо. Скажите им заново все обыскать на предмет иголок, ампул, чего-либо медицинского… Я знаю. Можете свалить вину на меня. Нам также нужно найти все места, поставляющие панкурониум бромид… Нет, панку… Я продиктую по буквам.

С трубкой в одной руке и бакетом в другой он попытался выудить из кармана блокнот, рассыпал остатки курицы по полу.

— Зараза!.. Это я не вам. Я уронил свой завтрак… ужин? Я даже не знаю. Название: П-А-Н-К-У-Р-О-Н-И-У-М. Записали?.. И последнее: мне нужно, чтобы вы узнали, кто присматривает за статуями в парке. Почему тот постамент пустовал? Есть ли у них для него скульптура? Или убийца скрылся с ней? Нам нужно узнать… Пока это все… Да, в семь. Ладно. До свидания.

Нагибаясь, чтобы подобрать остатки курицы обратно в бакет, он снова невольно взглянул на часы — всего три часа сорок пять минут.


В 18:37 Чеймберс, как и собирался, вышел из метро на «Набережной» и отправился на короткую прогулку до нового Скотленд-Ярда. Успешно преодолев подземный лабиринт в такое время, он был особенно доволен собой, но ненамного более отдохнувшим, чем когда уходил ранее днем. На нем сказалась непрактичность дневного сна в виде снова невыключенного телефона, сработавшей в соседнем здании пожарной сигнализации и пары Свидетелей Иеговы, которые подошли ко встрече с этим самым Иеговой намного ближе, чем, вероятно, осознавали. Сдавшись, он рассыпал горсть листов салата поверх содержимого мусорного ведра и перед уходом написал Еве записку, которую прикрепил к холодильнику. Эти наскоро выведенные группки слов были их единственным способом коммуникации, когда он попадал на несколько ночных смен подряд.


— Генри Джон Долан, — объявила молодая детектив-констебль, пока Чеймберс убирал снеговика Фрости со своего кресла. — Наша жертва. Фитнес-инструктор, танцор массовки и незначительная знаменитость. Вы, несомненно, помните, его роль «Мускулистого мужчины номер пять» в том эпизоде «Мыслителя»?

— Ах, тот Генри Джон Долан! — лукаво уточнил Чеймберс.

— Завтра я буду допрашивать его девушку. Однако ни иголок, ни ампул мы не нашли.

— А что со статуями? — спросил у нее Чеймберс, запихивая вату из ящика в мусорное ведро и тихо чертыхаясь.

— Все сложно. Эта принадлежит Королевским паркам и Городскому совету, делегирующим работу частным фирмам. — Констебль передала ему клочок бумаги. — Кто-то будет на месте до одиннадцати, если вы решите туда наведаться.

Взглянув на адрес, Чеймберс кивнул:

— Пожалуй, этим я и займусь.


Снаружи «Слип и Ко. Решения по реставрации и консервации» не выглядела подходящим учреждением для хранения одних из самых ценных произведений искусства в стране — просто безымянная ролловая дверь, встроенная в старую железнодорожную арку на Хакни Хай-стрит. Выбрав случайное место, Чеймберс громко постучал, чтобы его было слышно за ревущим внутри радио. Он поднял взгляд на камеру над дверью, затем заметил две другие неподалеку, когда музыка стихла.

— Кто там? — послышался голос.

— Детектив-сержант Бенджамин Чеймберс, Столичная полиция.

— У вас есть удостоверение?

— Да.

— Покажите его в камеру, пожалуйста.

Закатив глаза, Чеймберс достал свою идентификационную карту и поднял ее над головой.

— Ближе, пожалуйста.

Ворча, он сильнее вытянул руку, вставая на цыпочки, когда металлическая дверь наконец-то с грохотом открылась и перед ним предстал странный низенький человек. Ему, похоже, было за пятьдесят, и он смахивал на циклопа с одним глазом, расширенным увеличительным стеклом, закрепленным на кожаной повязке. У него была лысая, как у монаха, макушка, а одет он был в замасленный фартук, почти такой же неряшливый, как его лицо и руки.

— Извините. Осторожность никогда не помешает, — сказал мужчина, тревожно оглядывая улицу, прежде чем пригласить его войти. Затем он закрыл дверь, запирая ее за ними. — Тобиас Слип, — представился он, с интересом разглядывая Чеймберса.

Освещение внутри индустриального помещения было тусклым. Четыре огромные статуи возвышались на деревянных постаментах, в свете фонарей, направленных прямо на них, как в галерее. В такой интимной обстановке они казались еще более внушительными. Чеймберс прошелся между ними, вбирая мелкие детали: замысловатые складки, придающие динамичности бронзовым одеждам, слишком знакомые линии, вырезанные на усталых от мира лицах. И с нетерпением представил, как доберется домой, чтобы сказать Еве, что он наконец-то «понял искусство… или что-то в этом роде».

— Вы работаете здесь один? — спросил Чеймберс, неторопливо обходя помещение кругом, подмечая разнообразие инструментов, выложенных на рабочей поверхности, обесцвеченную бутылку таблеток, обклеенную красными предостережениями, и простой подъемный механизм, возведенный в центре комнаты, с пустой веревкой, свисающей в виде ожидающей петли.

— Последние тридцать два года.

— Могу поспорить, работа тяжелая, — прокомментировал он, поддерживая разговор.

— Не то чтобы, если есть правильные инструменты, — ответил мужчина, не сводя взгляда с расхаживающего гостя.

— И вы здесь живете?

— Иногда… Пожалуй, достаточно личных вопросов, спасибо.

Чеймберс улыбнулся, возвращаясь обратно, чтобы присоединиться к нему.

— Извините, всегда хотел заниматься чем-то творческим. Я отвлекся. Которая из них — статуя для Гайд-парка?

Мужчина повернулся спиной к нему и четырем подсвеченным скульптурам, направляясь к темному углу комнаты. Чеймберс напрягся, наблюдая, как Слип проходит мимо рабочей поверхности, заваленной инструментами. Но потом, стягивая тяжелое старое полотно на пол, тот обнажил статую мужчины на коне, чья правая рука, похоже, была отбита. Глаза и всадника, и лошади были выцарапаны, а одна из ног животного лежала сломанная на коробке рядом.