Денис Чекалов
Пламя клинка
Пролог
1
— А ну, гони кошелек!
Орков было шестеро.
Дикие, с бурой кудлатой шерстью, выскочили из-за деревьев сразу со всех сторон.
Я обернулся.
Узкая лесная тропа была завалена снегом.
Яркие лучи солнца играли на запорошенных ветках. Пахло елочной хвоей, древесной пряной корой, смолистыми сосновыми почками.
Утренняя пороша рассыпалась под моими ногами с легким приятным шорохом, а под ней хрустел и крошился толстый ледяной наст.
И даже шестеро орков не могли испортить мне настроение.
— Ну же, не строй из себя героя!
Главарь подошел ко мне.
— Один уже пытался… вчера…
Бандиты захохотали:
— Но вкусный был, нечего сказать.
Оскалив клыки, кривые, покрытые белой пеной, атаман раскрыл пошире пустой латаный мешок.
— Усе, шо ценного есть, — велел орк. — Сюды и кидый. А хошь, я тебе голову отверчу и первой в котомку брошу.
Разбойники засмеялись еще громче.
— Ты прав, — отозвался я. — У меня с собой много ценного.
Глаза орка загорелись от алчности.
— И всем буду рад с тобой поделиться, — сказал я. — Только вот ты не захочешь брать.
Атаман моргнул.
— Это ишшо почему? — набычился он.
— Самое ценное, что есть у нас, — заявил я, — это наши мечты, мысли, воспоминания. Но если бы ты умел такое ценить, мой любезный орк, ты не грабил бы людей на дороге.
Его глаза потемнели.
— Ты это, глянь, выеживаться решил? Мы тя быстро щас… вежблявости научим.
Я не спеша прикидывал шансы.
Главный орк был закован в легкий полудоспех из белого адаманта. Штаны из кожи выверры. На голове поблескивал шлем норманнского типа, с широким наносником и вязью защитных рун.
И откуда у простого разбоши такая дорогая броня?..
В правой руке он держал серебряный хайбер — тяжелый однолезвийный меч, больше похожий на огромный мясницкий нож, только длиной в два локтя.
Таким и деревья можно рубить, и головы.
— Деньги же у тебя есть? — спросил атаман недобро.
— Есть серебряная монета.
Я подбросил на ладони динар с профилем короля Драконов.
— Хотел отдать ее нищим, когда доберусь до города. Но…
Окинув их взглядом, я улыбнулся.
— Любой бандит — такая же побирушка, как жалкий уличный нищий; те давят на жалость, а вы на страх. Особой разницы нет.
— Ты это че, оскорбить нас вздумал? — оскалился атаман.
— Глупого обижает все, — согласился я. — Даже то, что он видит в зеркале. Мудрого оскорбить нельзя. А ты каков? Только тебе решать.
Другие орки одеты были поскромней.
На каждом — простая стеганка, впрочем, с укрепами из чешуи трехглавого змея. В лапах — шипастые кистени, у кого один, а у кого по два.
Ноги орков были босые.
Толстая дубленая шкура надежно защищала их и от холода, и от острых, словно кинжалы, обломков наста.
— Зря ты один по лесу-то шастаешь.
Атаман сгреб серебряную монету.
Привзвесил на ладони, на зуб попробовал, потом сунул в маленький потайной карман.
— Ни меча, ни посоха колдовского…
Орк с осуждением покачал мохнатой головой.
— Ладно, давай свой плащ; он с колдовской подогревой, верно? Ну, мне в лесу пригодится. И, считай, мы в расчете; боты, уж так и быть, я тебе оставлю, а то ведь до города босой не дойдешь.
Я кивнул на одного из бандитов.
В его крепкой когтистой лапе поблескивала цепочка; другой ее конец уходил куда-то в кусты.
— Это еще что у тебя? — спросил я.
«Вроде тонковата для цербера или огнедыша».
— Ах это…
Орочий атаман гулко засмеялся:
— Так, забава моя; таскаю за собой, как щенка.
Он кивнул, и его подручный резко дернул за цепь. Из-за куста, на четвереньках, испуганно выбрался мальчик лет десяти.
Кафтанчик его был порван, на голове вместо шапки кое-как намотана тряпка. Лицо худое, в глазах застыл бесконечный страх.
Голые розовенькие пятки скользили по снегу.
— Ну, как тебе мой зверушко?
Орк засмеялся, и хохот его перешел в рычание.
— Мы его в карете нашли боярской; думали, кто выкуп заплатит, вот и не съели сразу.
Атаман забрал цепь у подручного и резким рывком подтянул к себе мальчугана.
Тот, проваливаясь в сугробы, сразу же поспешил к хозяину, видно, хорошо знал, как жестоко его накажут за промедление.
— А что оказалось?
Орк со всей силы врезал мальчику по лицу.
Из разбитой губы потекла кровь.
— Так, ублюдок, байстрюк; сын какой-то служанки. Два золотых — и то отец платить отказался. Думал я его схарчить…
Атаман взял мальчишку за подбородок.
— Да что там жрать? Кожа да кости. Вот и таскаю с собой, просто забавы ради; смешные вы, люди, когда на цепи сидите.
Алая кровь стекала на белоснежье.
— Дай с ним поговорить, — сказал я. — Только пару минут. Пусть назовет мне имя. Авось я найду того, кто заплатит выкуп.
Орк пожевал губами.
— Дело твое; вы, люди, любите болтать о чести, взаимовыручке, а как дойдет до дела, так сами друг друга за грош удавить готовы. Ну…
Он наклонился к мальчику:
— Скажешь дяденьке свое имя?
Тот испуганно сжался.
Впрямь был похож на маленького зверька.
Я мягко улыбнулся.
— Мой милый орк, — сказал я. — Слышал ли ты о золотом правиле воспитания?
— Нет, — нахмурился он. — А чего там пишут?
Я улыбнулся шире.
Яркий астральный орб воссиял между моими ладонями и обратился в длинный адамантовый меч с золотой рукоятью и рубиновой гардой.
— Убивай детей, пока не успели вырасти, — сказал я.
И без замаха снес мальчугану голову.
2
Отрубленная голова ребенка отлетела в сторону, и кровь хлестала из нее по белому снегу.
— Красиво, да? — вопросил я.
Тело мертвого мальчика скорчилось.
Алый фонтан забил из обрубка шеи, окатив атамана орков. Тот рванулся ко мне, хотел было поднять меч, но замер, не в силах пошевелиться.
Его бандиты застыли в неловких позах, словно время остановилось для них.
— Больно? — ласково спросил я.
Труп ребенка медленно вздрогнул.
Тело стало расти, две тугие шеи поднялись над саженными плечами, и на каждой шипела змеиная голова.
Монстр поднялся.
Он был выше меня на локоть.
Кривые сабли сверкали в его четырех лапах.
— Если решишь еще раз прикинуться невинным ребенком, — заметил я, — не забывай про ноги. Ступни после долгой ходьбы по снегу должны быть кровавые, отмороженные.
Тонкая цепь по-прежнему была обмотана вокруг запястья монстра, но стало ясно, что он здесь хозяин, а вовсе не мохнатые орки.
Демон рванул ее, и звенья порвались с жалобным тонким плачем.
— Эти клыкастые больше тебе не служат, — пояснил я. — Или ты думал, что я из щедрости отдал им ту серебряную монету?
Монстр тихо зашипел.
Его левая голова чуть слышно начала шептать заклинание, и черная сажа с каждым словом осыпалась на снег.
Правая нагнулась ко мне на выгнутой шее.
— Зря ты этой тропой пошел, чародей, — прошипело чудовище.
Я направил на него меч.
— Тебе ведь нужны не деньги, — заметил я. — С твоей-то магией, трясти кошельки прохожих… Чего ты на самом деле искал здесь, демон?
— Horta, — прошептал монстр последнее заклинание.
Кривые сабли в его лапах раскалились, вспыхнули и стали прозрачными, словно созданы были из чистых рубинов.
Огненные лучи вырвались из них.
Обрушились на меня, бурля и переливаясь.
Я вскинул адамантовый меч.
Он воссиял, играя яркими всполохами, и поглотил всю магию демона. Легкий толчок — это все, что я ощутил.
— Умник, значит…
Монстр провел лапой по змеиной морде.
— Умники долго не живут, ты слышал об этом?
Я улыбнулся.
— Глупые не живут вообще. Они лишь занимают место.
С диким, бешеным рыком демон бросился на меня.
Все четыре кривые сабли со свистом рассекли воздух, словно падающие звезды.
Уклониться от них было невозможно, парировать — тоже. Я распахнул магический плащ; алые лезвия ударились в него и легко отскочили.
В ту же секунду я всадил адамантовый меч в брюхо демона, по самую рукоятку.
Ну, то есть это мне так в первый момент почудилось, а потом я понял, что волшебный клинок рассыпался жалкими серыми обломками и я держу лишь бесполезную рукоять.
Демон захохотал.
— Ну что? Магия твоя не сработала? — спросил он.
Его сабли сгинули, и мощный удар всех четырех кулаков обрушился на меня.
Я отлетел прочь, как мячик для гоблин-гольфа.
Мой магический плащ, конечно, сдержал удар, но не смог остановить его полностью.
— Лети, птичка! — осклабились морды демона.
Я врезался спиной в ствол огромного дерева. Было так больно, я думал, у меня все кости сломались. Потом я рухнул к подножию дерева, и лавина снега обрушилась мне на голову.
Обжигающий холод объял меня, это значило, что магический плащ порвался в клочки.
Он больше не защитит ни от холода, ни от клинков чудовища.
— Ну что?
В голосе монстра звучало издевательское сочувствие.
— Ничего не хочешь сказать напоследок, а, умник? Мудрые мысли кончились?
Одним прыжком чудовище оказалось рядом со мной.
— Я убью тебя, — посулило оно. — А потом пойду и вырежу пару деревень. Не сам, конечно, лапами моих орков.
Демон наклонился ко мне:
— А ты будешь смотреть на это из Лимба и знать, что все эти люди умерли по твоей вине.
Я лежал в глубоком сугробе и пытался понять, сломан ли у меня позвоночник.
— Я не хочу убивать тебя, — сказал я. — Насилие и жестокость — это не выход.
— Слабые всегда это говорят, — оскалился монстр.
— Глупые всегда путают ум со слабостью. А знаешь почему?
— Почему?
Его сабля коснулась моего горла.
— Когда они понимают свою ошибку, — сказал я, — становится уже слишком поздно.
Я перехватил его лапу и резко выломал.
Это помогло мне подняться.
Раздался хруст сломанных костей, я не был уверен, чьих, но какая разница?
Демон взмахнул горящими саблями, я уклонился и врезал ему кулаком под ребра. Он застонал от боли.
Змеиная голова рванулась ко мне, оскалив ядовитую пасть. Я вмазал ему по морде, кровь хлынула изо рта чудовища, и глаза его от удара вытекли по чешуйчатым щекам.
Он отбросил в сторону сабли.
Две лапы схватили меня за горло, стали душить. Третья обрушилась на незащищенный висок, словно паровой молот. Четвертой он сжал мою правую руку, и сжал так, что я задохнулся в крике.
Боль — это хорошо.
Боль помогает жить и дает причину бороться.
У меня осталась свободной левая.
Я резко ударил его туда, где разветвлялись две шеи. Мой кулак раздробил его горло и в осколки превратил позвоночник.
Обе змеиные пасти распахнулись в беззвучном крике.
Кровавые обломки костей посыпались изо рта чудовища.
Демон качнулся и медленно упал на колени.
Лапы его разжались и выпустили меня.
— Ты умрешь, — шепнуло чудовище. — Мой хозяин… придет и убьет тебя. И всех, кто дорог тебе… И всех, кто просто попадется под руку.
Он тихо засмеялся.
Кровь хлынула из обеих пастей, и мертвое тело демона рухнуло на чистое белоснежье.
3
Медленно, словно просыпаясь от тяжелого сна, орки приходили в себя.
Их атаман провел рукой по глазам, потом сорвал с себя шлем и умылся холодным снегом.
— О, великие боги! — прошептал он.
Оглянулся вокруг, словно видел все в первый раз.
Подошел ко мне.
Каждый шаг давался ему с трудом, словно орк заново учился ходить. Наверное, так и было.
Не дойдя немного, он упал на колени и низко поклонился, коснувшись снега лицом.
Другие орки сделали то же самое.
— Спасибо! — прорычал атаман. — Ты спас нас от власти демона, теперь мы в неоплатном долгу.
Раз в неоплатном, значит, платить и не собираются.
— Да пребудут с тобой кровавые боги, — прошептал орк.
— И вам тоже доброго дня, — согласился я.
Они развернулись и медленно направились прочь.
Атаман не стал даже поднимать рунический шлем.
Я ждал, пока орки скроются за деревьями.
Теперь пришло время самого главного.
Я победил чудовище, осталось с торжеством оглядеться, жарко поцеловать полуобнаженную девушку, сесть на коня и умчаться в закат.
Вместо этого я скрючился пополам и долго блевал.
Да, в жизни все не так романтично, как поют бродячие барды.
Зимой не так противно блевать, я стоял на коленях, погрузив обе руки в снег, и это слегка уменьшило боль.
Чувство было такое, словно кентарийский дракон прожевал меня, заглотил, переварил и выкакал.
Истинная победа никогда не приносит радости.
Миг торжества — все, что у тебя есть, прежде чем отходняк не раздавит.
Я потянулся к поясу.
Пальцы болели так, словно кости превратились в муку. Ну конечно, все колбы с лечебным снадобьем разбились и лопнули.
С героями в песнях бардов такого никогда не случается. Налетел ветер, и только сейчас я понял, как же здесь холодно.
Да, без колдовского плаща гулять по зимнему лесу не так приятно.
Я лишился накидки, адамантового меча, всех магических зелий, а в награду получил только боль.
Так бывает со всеми, кто пытается за что-то бороться, а не сидит, вкушая негу, у камелька.
Ну, по крайней мере, было весело.
Это единственная мысль, которая тебя утешает, когда кишки просятся наружу.
Я подошел к демону.
Тело его уже обратилось в гниль, разлившись кровавой лужей. Интересно, кто же тот хозяин, о котором он говорил?
Еще немного я постоял, ловя глотки холодного ветра. Затем не спеша направился по тропе.
Глава 1
1
Форт из серого камня стоял на моем пути.
Щерились колдовскими пушками сторожевые башни, и каждый ствол был покрыт вязью холодных рун.
Сторожевая крепость — на полдороге от города.
Примет первый удар, если вражеские войска будут спускаться с гор. Я не сомневался, что такие же форты стоят на каждом подступе к Малахиту.
Черные кованые ворота медленно растворились, и навстречу мне появились всадники.
Семеро.
Первым, на крылатом коне, ехал воевода с окладистой седой бородой.
За ним, на двуглавом волке, следовал юноша в дорогих волшебных доспехах — сразу видно, сын влиятельного боярина.
Пятеро ратников, на огромных воронах, скользили по-над дорогой.
Я зашагал быстрее.
Если повезет, они одолжат мне плащ. Если нет, попробуют прикончить меня.
Зная людей, я ставил бы на второе.
— Эй, волшебник! — позвал меня воевода. — Куда путь держишь? — И, не дожидаясь ответа, изрек: — Если в град Малахит, а других и нету поблизости, до самого Харашшского моря, то мы как раз оттуда.
Он спешился.
Воину было за пятьдесят.
Кожа, дубленная на ветре и на морозе, темные оливковые глаза. В седой бороде шелковые нити — защита от темных сил.
Простая кольчуга наверняка досталась ратнику от отца, а тому — от его отца. На голове бронзовый шлем-шишак с пластинчатой бармицей — сеткой, закрывающей шею.
Левая рука, в перчатке из кожи кобольда, лежала на боевом топоре.
— Я Огнард.
Он протянул ладонь.
— Старший воевода из вольного города Малахита.
Его пожатие было крепким и уверенным.
— Мое имя Хорс, — представился я. — Странствующий маг.
Огнард провел рукой по окладистой бороде.
— Не ты ли прошел этим утром через Белый портал?
— Через магические врата, что на той горе. — Я кивнул на дальние склоны.
Воевода кивнул.
— Если кто проходит через Портал, я сразу же узнаю об этом.
Его ладонь коснулась зеркального амулета.
— А нынче талисман раскалился и даже обжег мне кожу. Видать, ты непростой волшебник, если астрал так взъярился…
Он окинул меня оценивающим взглядом.
Ни о чем не спросил, хотя после встречи с демоном я был изрядно помят.
Досужее любопытство — роскошь, какую умные люди не могут себе позволить.
— Наверное, десятый дан у тебя?
— Тринадцатый, — сказал я.
И сразу же припомнил демона, что швырнул меня об дерево, как жалкую тряпку.
Каким бы сильным ты себя ни считал, найдется тот, кто надерет тебе задницу. Лучше об этом не забывать.
А если все же забудешь, найдутся те, что напомнят.
— Чародей, — пробормотал воевода.
Видно, он что-то взвешивал про себя.
— Служил на Черной Реке? — спросил он внезапно.
— Да.
— Где, ежели не секрет?
— У Излучины.
Из кармашка на поясе я вынул небольшой железный кружочек.
— Я потерял на Черной Реке почти всех друзей, — негромко произнес я. — А все, что мне досталось, это ржавая медаль императора. Паскудный обмен.
Огнард насупился.
— Жуткий был год, — согласился он. — А знаешь, теперь ведь Стояние на Черной Реке никто войной не считает. Я говорил с мальчишками…
Воевода невесело усмехнулся.
— Их в школе ведуны учат, будто Стояние — оно и было стояние, так, постояли на бережку да и разошлись. Если бы они знали…
— Лучше им не знать, — кратко ответил я.
Он глубоко кивнул.
— Ладно, — голос его снова стал звучным и полным силы, как, впрочем, и положено воеводе.
Стало ясно, Огнард принял решение.
— Ты сказал, по найму работаешь? Работу не ищешь? Город у нас богатый, мы хорошо заплатим.
— Кто ищет работу, находит рабство, — ответил я, — а призвание само отыщет тебя. Если смогу помочь, то сделаю все бесплатно. Что у вас случилось?
— Ну, ладно…
Воевода достал шипастый маленький шар и швырнул об землю. Тот обратился в голема — доспехи боевого коня; ожившие латы замерли над дорогой, готовые в путь.
— Едем, — отрывисто произнес Огнард. — Надо спешить, пока…
Он прервался.
— Я бы не просил тебя о помощи. Сам бы справился. Но я старший воевода; гвардия Малахита вся под моим началом.
— А значит, — подсказал я, — мешаться в дела городской стражи тебе не след.
— Верно говоришь, — кивнул Огнард, — но Руфусу я не верю…
Его глаза сузились — холодные, будто кусочки льда.
— Руфус — наш казначей и над стражей городской главный. А я всегда говорил, нельзя совмещать две должности, не к добру это, да только меня не слушали.
«И ты наверняка обрел злейшего врага», — подумалось мне.
— Но теперь, когда случилось убийство…
Огнард покачал головой.
— Город и так бурлит. По приказу Руфуса удвоили стражу; а тут еще орки, требуют, чтобы им вернули Остров-Среди-Болот…
Он развел руками.
— И ведь правы, черти, но вернуть-то остров теперь нельзя, и воевать мы с ними не можем. Да этот купец, мерзавец, со своей колдуньей-сестрой…
Его передернуло.
— У меня аж мороз по коже, как только ее увижу.
Воевода осекся.
— Э, что-то я тарахчу, будто кикимора на болоте. Просто давно поговорить было не с кем. Ладно, давай садись; день только начинается, успею все рассказать.
Оживший доспех парил над дорогой.
Я забрался в седло. Увы, совсем не так красиво и быстро, как раньше, в те времена, когда хоронил друзей на Черной Реке.
Юность — время возможностей, которое мы потратили не на то. Впрочем, там, у Излучины, я смог остаться в живых, и мы победили.
А большего не стоило и просить.
— Э, да ты, наверное, замерз, — спохватился Огнард. — Эй, Димитрис! Дай-ка чародею свой плащ.
Эти слова были обращены к боярскому сыну.
Тот сразу же нахмурился, и рука его против воли сжалась на краю бархатной накидки.