Любая, даже самая трудная и опасная работа спорится, когда есть цель. Не обращая внимания на все нарастающий зуд в теле и вновь заслезившиеся глаза (в которые, кажется, попала капля-другая ядовитого сока), Аламез быстрее заработал мечом и всего за несколько минут почти прорубил себе путь наружу. До полного истребления враждебных растений оставалось не более полдюжины взмахов, когда уже попривыкшим к свету глазам моррона предстала картина, заставившая его в корне поменять план действий и быстро лечь, точнее, упасть плашмя прямо на источающие ядовитый сок листья и стебли.

Сквозь прорубленную в плотном заслоне из стеблей дыру открывался прекрасный вид на небольшое подземное плато, оказавшееся активно разрабатываемым карьером. Благодаря тому что выход из звериной норы находился почти на два метра выше уровня пещеры, а сама площадка, на которой проводились горняцкие разработки, была освещена светом нескольких дюжин факелов и четырех ярко горевших костров, от Дарка не ускользнула ни одна, даже самая незначительная, деталь процесса добычи руды так называемым открытым, или карьерным, способом. Представшие перед взором моррона подробности не только вынудили его вести себя необычайно осторожно и не высовываться из укрытия, но и подрезали крылья мечте о поднятии в порабощенном Марфаро восстания.

Как он чуть ранее правильно определил по звуку, скалу разбивали кирками около полусотни чумазых гномов, еще столько же низкорослых крепышей были заняты вспомогательными делами. В самой работе горняков не было ничего необычного: глыбы отделялись от скалы, особенно крупные из них измельчались ручными камнедробилками, а затем перетаскивались на подводы и вывозились. В принципе моррон так себе и представлял нелегкие трудовые будни на рудниках, приисках, каменоломнях, лесопилках и прочих местах добычи природных ресурсов. То, что Дарк увидел в махаканской пещере, вряд ли чем отличалось от труда каторжников на поверхности земли, даже вывоз камней, и тот велся, так сказать, по-человечески, с использованием в качестве тягловой силы лошадей, а не мускулистых, приземистых гномов.

Насторожило же Аламеза совсем иное, а именно: смехотворно малое число практически не вооруженных надсмотрщиков и необычный внешний вид самих рабочих, уж чрезмерно усердно занимавшихся подневольным трудом. Соглядатаев было всего четверо. Все они были людьми, причем довольно щуплыми с виду и вооруженными только легкими арбалетами да короткими мечами. Отсутствие на их широких поясах плетей, дубинок, палок и прочих инструментов поддержания порядка в толпе рабов нельзя было объяснить, руководствуясь лишь здравым смыслом, поэтому моррон не стал делать поспешных выводов, но взял эту странность на заметку. Обычно надсмотрщики хоть нехотя, хоть вполглаза, но приглядывают за рабами, и уж если не заставляют их шевелиться быстрее ударами по спине, то хотя бы следят, чтобы подопечные подолгу не рассиживались и не устраивали между собой склок. Этим же недотепам не было до процесса добычи никакого дела; да и страх, что кто-нибудь из рабов сбежит, вряд ли посещал их головы. Рассевшись у одного из костров, четверо, судя по одеждам и шляпам, шеварийцев жарили на огне мясо, беспечно пили вино и устало играли в карты, даже не утруждая свои уста лишними разговорами. То же, что происходило вокруг, их как будто вовсе не касалось. Они даже не подумали окликнуть с полдюжины уставших гномов, когда те, отложив кирки, отошли от места добычи, расстелили на камнях подстилки и улеглись спать. Как ни странно, но такое наплевательское отношение к руководящей работе никак не вредило делу. Рабы трудились так быстро, как только могли, и не думали отлынивать от нелегкой участи махать киркой да таскать камни. Что же касалось побега, то свобода махаканцам, по-видимому, была вовсе не нужна.

Аламез повидал многих гномов, но ему еще ни разу не доводилось видеть таких покорных и в своем роде безликих существ, похожих друг на друга, как братья-близнецы, и разительно отличавшихся от привычного образа махаканца. Одежда рабочих состояла лишь из запыленных штанов, о первоначальном цвете которых оставалось только догадываться, и драных безрукавок-роб, надетых прямо на голое тело. Но более всего поразило Дарка отсутствие у рабочих волос, причем не только на головах, но и на мускулистых торсах. К виду гладких, наголо обритых шаров вместо голов было трудно привыкнуть, а уж безбородость подневольных горняков настолько шокировала Дарка, что он даже подумал, а не стал ли он жертвой каких-то бессмысленных иллюзорных чар, наведенных неизвестно кем и неизвестно зачем.

Удивление, которое можно было сравнить с шоком, довольно скоро прошло, но Аламез все еще продолжал неподвижно лежать, завороженно наблюдая за работой карьера. Махаканцы трудились дружно, подобно муравьям, и усердно совершали лишенные какого-либо разнообразия механические действия. Одни кололи скалу, другие дробили камни, третьи таскали их и укладывали на подводы, а четвертые увозили груженные рудой телеги в неизвестность черневшего вдалеке подземелья. Когда они уставали, то спали, а едва поднявшись, тут же снова брались за работу. Процесс добычи шел без малейшего вмешательства со стороны надсмотрщиков, так что моррону даже стало непонятно, а зачем они вообще нужны? Вернуться к баракам по окончании смены гномы и без них бы смогли, раз уж помыслы о свободе были им чужды. Ну а что касалось угрозы нападения хищников, то кирка в натруженной руке гнома куда более грозное оружие, чем меч, сжимаемый потной ладошкой щуплого ленивца-надсмотрщика. Ответ на этот вопрос невозможно было найти, по крайней мере сейчас, когда Дарк еще ничего толком не знал о жизни в Марфаро, да и пока его голова была занята совершенно иными мыслями.

Близость выхода из норы к карьеру, с одной стороны, не только решала задачу поиска огня, но и давала возможность получить от гномов ценные сведения о положении дел в округе. Вряд ли шеварийские господа удосужились изучить язык рабов, скорее, наоборот, они обучили покоренных махаканцев своей речи, так что непреодолимого языкового барьера не возникло бы. Герканский был схож с шеварийским, и поэтому моррон с гномами как-нибудь друг друга да поняли бы. С другой же стороны, его появление на месте разработки горной породы напрочь лишало Аламеза преимуществ внезапности и скрытности. Дарк быстро оценил рельеф открытой местности и понял, что как бы осторожно ни выполз он из укрытия, как бы умело ни прятался среди камней, но все равно был бы почти сразу замечен четырьмя шеварийцами, уже дожарившими мясо и с охотой приступившими к его поглощению. Так или иначе, но бездействовать моррон не мог, а любой шаг, предпринятый им, привел бы в итоге к необходимости вступить в бой. Скрытно обогнуть карьер не удалось бы, ну а прикидываться заплутавшим дурнем было глупо по многим причинам. Во-первых, Дарк не знал языка захватчиков, а если бы каким-то чудом и умудрился выдавить из себя пару фраз на нем, то с множеством ошибок и жутким герканским акцентом. Во-вторых, его поистрепавшийся наряд был далеко не чудаковатого шеварийского покроя, что сразу бросалось в глаза. И в-третьих, надсмотрщики явно знали всех своих соотечественников в подземелье уж если не по именам, так в лицо.

Схватки с тощими увальнями у костра Аламез не боялся, но вот гибель или пропажа четверых людей обеспечила бы скорое появление в округе нескольких поисково-карательных отрядов и привела бы к крайне нежелательному усилению врагами мер безопасности. Самое страшное, что могло бы случиться и чего Аламез больше всего боялся, — это того, что вампиры закроют проход, соединявший оккупированные ими махаканские пещеры с главной цитаделью. К примеру, он бы сам, окажись на месте командира местного гарнизона, именно так бы и поступил — отрезал бы зону поиска вражеских диверсантов от стратегически важных объектов, скорее всего, и являвшихся целью их появления в глубинке чужих тылов.

К сожалению, выбора у Дарка не было. Он должен был действовать, причем не дожидаясь, пока отряд гномов закончит работу и побредет отсыпаться в бараки. Добыча на карьере, скорее всего, велась непрерывно, а на смену отработавшим свое горнякам наверняка тут же приходил новый отряд отдохнувших и преисполненных свежими силами рабочих. Таким образом, отлеживание боков на ворохе свежесрубленных ядовитых стеблей только утомило бы его, но никак не поспособствовало бы успеху вылазки.

Только очень неуверенные в себе люди, просчитав ситуацию и приняв решение, продолжают колебаться и ждать неизвестно чего. Как только Аламез пришел в своих рассуждениях к единственно приемлемому выводу, то сразу же и поспешил воплотить его в жизнь, позабыв обо всех сомнениях и уповая на то, что подленькое вмешательство проказницы Фортуны не загубит все дело. С трудом оторвавшись от обильно выделявшей соки подстилки, Дарк вернулся к работе мечом и за несколько взмахов расширил брешь в зарослях до размера, позволяющего пролезть самому и чтобы не застряла котомка, мотавшаяся за спиной. Затем моррон оторвал от левой штанины большой кусок относительно сухой материи, протер им меч, включая рукоять, на которую попало несколько брызг, после чего убрал оружие в ножны. Так необходимо было поступить из соображений предосторожности, поскольку неизвестно, какое действие оказала бы ядовитая влага на уже отравленное лезвие. Появление на клинке ржавчины могло стать далеко не худшим последствием. Дарк боялся, что попавший на клинок сок мог ослабить или вовсе нейтрализовать действие впитавшегося в поверхность металла яда «матерого убийцы». К сожалению, поведавший ему секрет смертельного растительного яда гном не рассказал, можно ли смачивать уже отравленный «му» клинок в других ядах или растворах магического свойства; не рассказал, потому что, скорее всего, сам не имел о том ни малейшего представления. Все-таки он был простым караванщиком, великодушно поделившимся с Дарком собственным жизненным опытом, а не всезнайкой-ученым. Так что во избежание случайной порчи оружия не грех было и подстраховаться, хоть это и стоило пары новых ожогов на пальцах.

На пару секунд закрыв глаза и задержав дыхание, моррон сосредоточился и мысленно проиграл свои действия во время предстоящей вылазки, учтя все, что только можно было учесть: и расположение на плато крупных камней, за которыми можно было бы спрятаться; и расстояние до костра, вокруг которого чревоугодничали шеварийцы; и оптимальный маршрут передвижения, проходивший как можно дальше от места выработки. Моррон не брался предсказать, как поведут себя уж слишком покорные горняки, заметив подкрадывающегося к хозяевам чужака: придут ли на помощь, притворятся слепыми или, наоборот, накинутся на него, стремясь разбить голову кирками? Поведение рабов зачастую непредсказуемо; оно зависит от многих обстоятельств, и прежде всего от того, чем в большей мере преисполнены сердца угнетенных: ненавистью, апатией или страхом. Так что Дарк решил не искушать судьбу и на всякий случай прятаться не только от будущих жертв, но и от многочисленных свидетелей его преступления.

Позволив воображению завершить сцену предстоящей боевой вылазки, Аламез открыл глаза, всего одним глубоким вдохом набрал полную грудь воздуха и приступил к действию. Сильно оттолкнувшись обеими ногами от хрустящего под сапогами вороха иссохших стеблей, моррон прыгнул в прорубленную дыру, вытянув вперед руки. После быстрого переворота в воздухе тело Дарка мгновенно сгруппировалось и не подвело хозяина, приземлившись на полусогнутых ногах точно там, где он и хотел, причем не потеряв при этом приобретенного во время воздушного кувырка через голову мощного поступательного импульса. Едва ступни коснулись камней, как Дарк, повинуясь влекущей его вперед силе, вновь прыгнул через голову, но только слегка развернув корпус вбок, так, чтобы приземлиться уже не на открытом месте, а за грудой камней, достаточно внушительной, чтобы за ней на какое-то время спрятаться.

Не очень сложный по меркам опытных акробатов двойной прыжок с полуразворотом корпуса прошел довольно успешно, хоть высшей оценки публики (если бы, конечно, она поблизости имелась) явно не заслужил бы. Исполнивший трюк дилетант ошибся в самом конце и в результате слегка вывихнул левую руку в кисти да лишился нижней части правой штанины, тем самым окончательно завершив превращение своих многострадальных штанов в ободранные по краям, короткие обноски, которые люди только через семьсот лет придумают и назовут «шортами». Теперь Аламез, как и шеварийцы, выглядел нелепо, но отличий в покрое платьев от этого ничуть не поубавилось. Шут и подзаборный пьянчужка оба смешны, но только каждый по-своему. Примерно такая же разница и возникла между потрепанной одеждой оборванца-моррона и почти новыми платьями надсмотрщиков, даже в подземелье ходившими в деревянных башмаках, очень напоминавших тюремные колодки, и носившими сужающиеся книзу штаны, едва прикрывающие коленки. Но верхом нелепости иноземной моды были черные короткие чулки, которые чудаки-шеварийцы крепили к тонким кожаным надколенным ремешкам ярко-желтыми ленточками.

…Походная жизнь трудна и опасна, но зато в ней имеется множество приятных преимуществ. Самое большее из них состоит в том, что можно не заботиться о своем внешнем виде. В обычные будни никому и в голову не придет выйти на люди в драных штанах или в их непристойно укороченном варианте. Ну а когда солдат подкрадывается к врагам, то такие пустяки волнуют его в последнюю очередь. Невидимая смерть уже парит над местом будущей схватки, и все мысли воина лишь о том, как бы избежать рокового знакомства с острым лезвием ее косы.

Едва приземлившись за камнем, Дарк не горевал из-за ерунды, а тут же занялся делом, прагматично обращая потери во благо. Ничуть не заботясь о чистоте оторвавшегося куска материи, моррон надкусил его зубами, а затем разорвал на два неравных лоскута. Больший выкинул, ну а из меньшего смастерил некое подобие повязки на поврежденную кисть. Долее четверти часа она, конечно, не продержалась бы, но этого времени вполне хватило бы не только для свершения убийства надсмотрщиков, но и для расспроса гномов.

Пока Аламез был занят перевязкой, повскакивавшие с насиженных мест шеварийцы озирались по сторонам и громко между собой болтали. Из-за непрерывного стука молотков, кирок и прочих инструментов Дарк не слышал слов оживленной беседы, только их несвязные обрывки, но прекрасно знал ее содержание. Надсмотрщики не увидели самого прыжка, но зато отчетливо расслышали его завершение и теперь терялись в догадках, а что же это, собственно, было: упал ли со скалы камень, оступился ли подкрадывающийся к ним зверь или что-то еще, случайное и незначительное? Естественно, о том, что в подземелье может оказаться вооруженный герканец, шеварийские рабовладельцы даже не подумали, поскольку, во-первых, война шла очень далеко от этих мест, а во-вторых, махаканское подземелье никак не сообщалось с поверхностью земли. Вход в него был лишь один — через неприступное логово клана Мартел, к которому Дарк и пытался подобраться.

Если бы хоть тень опасения повстречать здесь врага промелькнула в беспечных головах надсмотрщиков, то они не допустили бы грубой ошибки, существенно облегчившей моррону задачу. Осторожно выглянув из-за камня и тут же спрятавшись обратно, Дарк, к своей радости, отметил, что все идет даже лучше, чем задумывалось. Он рассчитывал, что встревоженные шеварийцы быстро успокоятся и вернутся к еде, дав ему шанс подобраться к костру поближе. Они же поступили крайне неосмотрительно, разделив свои силы и не оставив себе ни единого шанса сбежать. Двое действительно вернулись к бутылкам да тарелкам и, синхронно плюхнувшись на нагретые подстилки, тут же занялись выпивкой. Третий надсмотрщик, судя по всему, главный, отошел от костра на пяток шагов и, без стеснения приспустив штаны, принялся справлять малую нужду на глазах у своих товарищей и доброй сотни рабочих. Проведать же, что свалилось со скалы, как водится, отправился самый молодой и неопытный из ленивцев. Прежде чем пойти к глыбе, за которой скрывался моррон, он не только не удосужился вернуться за оставленным у костра арбалетом, но даже не обнажил меча. Ступая по россыпи мелких камней, парень вовсе не думал таиться, наивно полагая, что из-за грохота в карьере ни его пыхтения, ни стука его нелепых деревянных башмаков никто не услышит.

Дарк довольно точно представлял, на каком удалении находится медленно подходивший к нему шевариец, и, когда расстояние сократилось до двух-трех шагов, бесшумно достал из котомки первый дротик, который вовсе и не думал метать. Зачем выглядывать из укрытия и утруждать свою руку броском, когда враг сам собирается сюда заглянуть и подставиться под смертельный укол? Начав обходить большой камень справа, молодой надсмотрщик не успел заметить прятавшегося за ним моррона. Едва он оперся о глыбу левой рукой, как почувствовал острую боль, пронзившую икроножную мышцу правой ноги, а уже в следующий миг медленно сползал грудью по камню и был не в состоянии что-либо чувствовать, видеть, слышать иль ощущать. Охранник умер мгновенно, как только яд «матерого убийцы» попал ему в кровь. Хотя уж если быть до конца точным, Аламез не был уверен, как быстро беспечного парня настигла смерть. О действии «му» на людей махаканским караванщикам не было ничего известно. Скоре всего, она наступала мгновенно, но нельзя было исключать и другой возможности, что этот сильный яд сперва вызывал у жертвы человеческого вида паралич, потерю сознания и чувствительности, а уж затем, через десяток-другой секунд, приводил к остановке сердца. С научной точки зрения это было важно; но с практически-прикладной — совершенно несущественно…

Развалившиеся у костра чревоугодники не услышали звука падения тела и не увидели его, поскольку не отрывали глаз от тарелок. Не обратил внимания на происшествие и обладатель неимоверно большого мочевого пузыря, хоть стоял к глыбе вполоборота и мог краем глаза заметить сползавшего по ней мертвого товарища. Беспечность врага всегда играет на руку расчетливым диверсантам, точно знающим, когда нужно притаиться и ждать, а когда приступить к решительным действиям.

Не желая прошляпить волшебный момент неведения, Дарк быстро выскочил из-за камня и помчался со всех ног к костру, стремясь сократить расстояние для броска, пока шеварийцы не подняли голов. Аламез знал, что метает дротики плохо, и поэтому боялся промазать с дальней дистанции. С десяти-двенадцати шагов даже такому новичку, как он, был гарантирован успех, ведь для смертельного исхода не нужно было попасть точно в голову или сердце, достаточно лишь слегка оцарапать врага. Первыми должны были умереть трапезничающие у костра, а уж затем все еще не прекративший «водную процедуру» командир. Очередность целей была установлена морроном на основе весьма логичного рассуждения: на то, чтобы вскочить на ноги и выхватить мечи, понадобится гораздо меньше времени, чем на то, чтоб насильственно оборвать все еще протекавший естественный процесс и подтянуть штаны. Парочка едоков представляла для него большую угрозу, а значит, должна умереть первой.

Опасения моррона были верными. Грозное метательное оружие пока не слушалось не умевшей им владеть руки и летело в цель с точностью, достойной осмеяния. Первый бросок был самым позорным. Дарк метился в голову надсмотрщику, восседавшему справа, а попал его соседу в плечо, причем дальнее от цели. Как бы там ни было, но раненый шевариец тут же уткнулся в миску лицом, а значит, треть дела была сделана. Не дав остальным опомниться, Аламез выхватил из котомки второй смертельный снаряд и метнул его, практически не целясь. Если бы увидевший не только приготовившегося к броску убийцу, но и мертвого товарища по застолью враг не вскочил бы на ноги, а остался сидеть, то его жизни ничего бы не грозило. Недостаточно хорошо сбалансированный и далеко не идеально обточенный дротик, петлявший в полете вокруг своей оси, пролетел бы у него над головою и упал на камни в дюжине метров позади от костра. Так же он вонзился почти подпрыгнувшей кверху мишени в левую руку чуть ниже плеча, и хоть тут же выпал (чуть-чуть подточенный гвоздь проделал неглубокую ранку в мышцах и не смог основательно застрять в ней), но яд крови передал. Разок шатнувшись и трижды ругнувшись, едва вскочивший на ноги враг бессильно рухнул обратно, загасив своим уже мертвым телом догоравший костер.