— Потешился, теперь потрудись, — с трудом проворчала запыхавшаяся Ринва, наконец-то взобравшись на холм и тут же сбросив под ноги Дарка мешок с порванной лямкой.

Похоже, за время подъема спутница исчерпала весь запас ругательств, а может, просто выговорилась и, утолив злость, сочла бесполезным перевоспитывать рыцаря, не привыкшего благородно оказывать помощь дамам. Как бы там ни было, но девушка приятно удивила Дарка, причем дважды. Во-первых, слух моррона не был оскорблен истеричными тирадами на повышенных тонах, и это обстоятельство не могло его не обрадовать. Во-вторых, только избавившись от измотавшей её поклажи, девушка не остановилась, не присела на траву, чтобы перевести дух, а, не тратя драгоценного времени, тут же продолжила путь и похромала, держась правой рукой за потянутую поясницу, в глубь леса.

Не дожидаясь, пока борющийся со скользкой землей всеми четырьмя конечностями Крамберг завершит подъем, Дарк взвалил на плечо мешок и, про себя отметив, что ноша действительно тяжела и неудобна, зашагал вслед за уже почти скрывшейся в кустах проводницей. Нести поклажу было гораздо труднее, чем прежде. Дело было даже не в том, что кожа мешка намокла, а лопнувшая лямка лишила возможности равномерно распределить вес переносимого груза. Моррон просто устал, и его телу нужен был отдых, причем чем раньше, тем лучше. Однако обстоятельства требовали немедля продолжить путь. Хоть троица путников успешно миновала стоянку виверийцев, но находилась еще в опасной близи от их отряда.

Руководствуясь довольно простой логикой, что уж лучше потихоньку идти с тяжелой поклажей на плечах, чем вначале немного посидеть, а потом с ней же быстро бежать, Дарк не стал останавливать слегка пошатывающуюся при ходьбе Ринву, а просто углубился за ней в заросли кустов. При этом он старался не только постоянно держать идущую впереди девицу в поле зрения, но и ступать за ней след в след.

* * *

Ни для кого не секрет, что кавалеры пропускают вперед дам не только и не столько ради соблюдения правил этикета, сколько для того, чтобы получить всестороннее представление об их фигурах. Такой мужской прагматизм присущ что низкородным простолюдинам, что знатным господам; только одни не видят смысла скрывать свои приземленные помыслы, а другие ханжески прячут похотливые желания под маской почтения и приличий. А когда женщина вовсе не потенциальный объект воздыханий, а соперник или враг, то идти следом за ней тоже выгодней, чем шествовать впереди. Во-первых, в этом случае можно не опасаться удара в спину, побега или иной непредвиденной неприятности; а во-вторых, за время даже непродолжительной прогулки позади человека о нем можно узнать многое.

Дарк шел за Ринвой не более четверти часа, но этого вполне хватило, чтобы он составил о спутнице представление как о разведчице, бойце и человеке. Ходить по лесу девушка худо-бедно умела, но ее навыки были весьма далеки от совершенства. Веток она не ломала, траву не приминала, отпечатков ног на мокрой земле не оставляла, и это можно было записать проводнице в плюс. Однако все остальные аспекты сложной науки выживания одиночки во враждебном лесу образовывали один огромный минус. Ринва двигалась шумно, не только непрерывно шелестя листвою да травой, но и не стесняясь чихать, кашлять, звучно сморкаться и иногда довольно громко, хоть и нечленораздельно, что-то бормотать себе под нос. К тому же проводница шла к цели по прямой и, беспечно пренебрегая мерами безопасности, всегда избирала самый короткий маршрут, чаще всего проходивший по открытой, хорошо просматриваемой и простреливаемой местности. Ни один охотник, разбойник, отшельник или иной лесной старожил никогда не осмелился бы на такую дерзость и предпочел бы окольную, более длинную тропу, но зато проходящую под защитой кустов и стволов деревьев.

В результате недолгого наблюдения Аламез пришел к выводу, что Ринва была агентом узкого профиля. Её не готовили ни для диверсий, ни для проведения полевой разведки, то есть для сбора сведений в непосредственной близости от вражеских войск. Ареалом её профессиональной деятельности являлся город, иные населенные пункты и окрестности дорог; одним словом, людные места, где можно было что-то разузнать, разговорив подвыпившего простачка; убить неугодного человека; или незаметно доставить тайное письмишко от шпиона хозяину и наоборот. Дарк не сомневался, что его неопытная в лесу спутница обладала целым рядом иных, ценных для агентов ее профиля навыков. Например: умела быстро сливаться с толпой; могла проникнуть куда угодно и ловко спрятаться в пределах городских стен; безупречно говорила на парочке иноземных языков; а также обладала завидным красноречием и умением «влезать в душу».

А то обстоятельство, что в общении с ним девица вела себя, как неотесанный мужик, еще ничего не значило, ведь он никогда не рассматривался как объект получения ценных сведений.

Таким образом, Ринва являлась одним из тех агентов, которых разведка не считала «расходным материалом» и годами «растила» для выполнения ответственных поручений. Пока что невзлюбившая Дарка девица была лишь посыльной и, возможно, время от времени привлекалась для проведения несложных, вспомогательных операций, но впереди её явно ожидало большое будущее. Аламез не исключал возможности, что всего через пару-другую лет он может повстречать бойкую красавицу на одном из приемов или балов во дворце высокопоставленного иноземного вельможи или даже короля. Там она будет блистать красотой и поражать знатных особ остроумием, искусно притворяясь какой-нибудь баронессой или графиней. От её прагматичного, хищного подхода к жизни внешне не останется и следа. Она будет виртуозно исполнять роль безобидной барышни-цветочка, способной говорить и думать лишь о возвышенном и прекрасном: о рыцарской доблести да о извечно излюбленной теме всех витающих в облаках простачков — о высокой, красивой любви…

Одним словом, Ринва была опасным противникам, получившим уроки красноречия и притворства у лучших учителей Геркании. Доверять ей было нельзя ни в чем и никогда, что в большом, что в малом. Пока что, слава богу, спутница не видела необходимости завоевывать доверие Дарка, но моррон чувствовал, что этот момент вскоре настанет, и был настороже.

Что же касалось боевых качеств девицы-агента, то пока что Аламезу не довелось увидеть Ринву в бою; но он был уверен, что во время схватки его недоброжелательница не растеряется и не станет обузой. Во-первых, элитных агентов (а именно таким сотрудником герканской разведки девица в перспективе считалась) тренируют подобающим образом, обучая владеть всеми видами оружия от ломкого, тупого столового ножа до тяжелой кавалерийской пики. Во-вторых, разведчица уже продемонстрировала кое-что из того, что умела, ловко оглушив его в Верлеже, да и хладнокровно перерезав горло виверийскому часовому. И, в-третьих, красавица не просто обладала соблазнительной фигурой, а ее стройное, гибкое тело было в прекрасной физической форме. Идя позади, Дарк понял это по легкости походки изрядно уставшей девицы и по характерной отмашке рук, свидетельствующей о наличии под одеждой не хрупких костей, покрытых сверху нежной, тонкой кожей, а упругих мышц, возможно, по-мужски рельефных. Продлись переход по лесу чуть дольше, моррон точно сделал бы еще парочку интересных наблюдений, но, к сожалению, настало время привала.

Ринва резко остановилась, так что идущий за ней по пятам моррон едва успел сбавить шаг и не сбить ее с ног. Если бы Дарк с тяжелым мешком за спиной упал на нее, то раздавить, конечно, не раздавил, но пару ребер девице точно сломал бы. Преисполненный негодования Аламез открыл было рот, чтобы озвучить упреки вперемешку с ругательствами, которыми уже наградил про себя неопытную проводницу, но в последний момент передумал. К чему учить того, кто завтра может стать врагом и чьи ошибки вскоре могут сыграть тебе на руку?

Так и не заметив, как рассердился едва не налетевший на нее моррон, Ринва с полминуты постояла неподвижно, важно держа руки в боки, стреляя хищно прищуренными глазками по сторонам и вслушиваясь в тишину леса, нарушаемую лишь пением птиц да тяжелым дыханием стоявшего у нее за спиной спутника. Вначале Дарку показалось, что застывшая, словно изваяние, девица сбилась с пути и пытается припомнить дорогу; потом он подумал, что Ринву что-то насторожило: то ли странный шорох, которого он не услышал, то ли быстро промелькнувшая между деревьями тень, которую он не заметил. Встревоженный поведением напарницы, моррон потянулся свободной рукой к мечу и уже приготовился сбросить ношу с плеч, но оказалось, что его опасения были напрасными. Девушка ничего подозрительного не увидела и не услышала, а просто остановилась, потому что устала, но перед тем, как присесть на мягкую, кое-где видневшуюся под ногами травку и растереть ладошками натруженные ножки, вдруг решила окинуть оценивающим взором окрестности. По мнению Аламеза, ей и утруждаться не стоило, местность была самой что ни на есть неподходящей для стоянки, пусть даже краткой, всего на несколько минут…

В радиусе десяти-двенадцати шагов деревья росли редко, а кустов и в помине не было. Из едва прикрытой мелкой, чахлой травкой земли уродливо торчали коренья, так что лечь на нее — только измучить бока. Сушняка, пригодного для разведения небольшого походного костерка, поблизости не виднелось, но зато сами путники были как на ладони. Пустившиеся в погоню за убийцами часовых виверийцы или просто прячущиеся в лесу от солдат злодеи могли незаметно подкрасться к ним сразу с трех сторон и пристрелить. А единственный путь к спасению преграждал простиравшийся впереди овраг, судя по тихому, монотонному шипению, доносившемуся из его глубин, кишащий лесными гадюками и прочими ползучими тварями. Будь воля Дарка, он не задержался бы на этом месте долее полминуты, но оспаривать решение ведущей его к цели спутницы моррон не стал; отчасти потому, что не хотел учить девицу, отчасти из-за врожденной нелюбви к скандалам и прочей бессмысленной болтовне на повышенных тонах.

— Здесь Вильсета подождем. Местность открытая, мимо нас не проскочит, — усаживаясь на маленький островок травы, объяснила Ринва свой выбор места для стоянки и, даже не взглянув в сторону Дарка, сразу же принялась растирать натруженные конечности. — Ты б пока переоделся, что ль… Путь долгий. Обещаю, в мокрых шмотках еще набегаешься.

— А ты? Ты-то чего не торопишься тряпье скинуть? — спросил моррон, сбросив наземь мешок. — Неужто застынуть не боишься, иль у вас, у шпионов, зелья какие на этот случай имеются?

— Потерпи, на прелести мои нагие еще налюбуешься, — с презрением хмыкнула девица, но, по взгляду Дарка мгновенно сообразив, что, во-первых, ошиблась, а во-вторых, что так лучше впредь не шутить, добавила: — Мое барахло в другом мешке. И рада бы те компанию составить, да Вильсета придется обождать. Авось долго не проплутает.

К собственному стыду, Дарк вынужден был признать, что не помнил первого имени Крамберга, хотя ему почему-то казалось, что в отряде обманщик назывался другим, более походившим на герканское именем. От «Вильсета» же неприятно отдавало филанийским запашком. В памяти Аламеза тут же возникли не очень приятные картины из относительно недавнего прошлого, когда он только воскрес и практически вслепую, не понимая времени, в которое попал, блуждал по Альмире, пытаясь найти своих; когда он мог убить Фегустина Лата и тем самым избежать многих нынешних бед.

— Коль одежонку менять стесняешься, достань-ка флягу из мешка, — оторвал моррона от воспоминаний голос Ринвы, желавшей промочить горло, а заодно и немного согреться изнутри. — Она там сверху почти… прям под твоим тряпьем должна быть.

Немного удивленный, но вовсе не оскорбленный поспешным и голословным обвинением в стеснительности, Аламез решил из принципа доказать девице обратное. Всего за пару секунд справившись со слишком туго затянутым узелком мешка, Дарк опустился на колени и бойко взялся за ознакомление с его содержимым, выкладывая прямо на землю аккуратно сложенную одежду. Сам он вещи не собирал, так что даже загорелся живым интересом, во что же ему разведчица предлагала облачиться. Как правило, реальность скуднее и беднее фантазий. Этот случай, к сожалению, не стал приятным исключением из серого, печально-депрессивного правила обманутых ожиданий. Сначала Аламез извлек из мешка невзрачные темно-серые штаны, в каких обычно ходят крестьяне, но только пока еще чистые и не драные; затем достал стоптанные сапоги со сбитыми подошвами, изрядно потрескавшиеся на местах сгибов. Остальные предметы нового гардероба также не удивили моррона ни изяществом, ни хорошим состоянием. Стираная-перестираная рубаха с открытым воротом, обмахрившимися рукавами и лоскутными заплатками на локтях да видавший виды плащ; благо что хоть с капюшоном, не с оборванными завязками и, судя по толщине грубой, неприятно покалывающей пальцы ткани, довольно теплый.

— Ну уж извиняй! Как-то не поспела в Удбише к портному сбегать, — не без злорадства рассмеялась Ринва, правильно истолковавшая причину огорченного выражения на лице моррона. — Но ты уж не печалься так! Щеголять-то в нарядах дорогих да красотищей мужской сверкать всё равно не перед кем! На ближайшее время я единственная баба, кою ты видеть будешь. А по мне ты убог и отвратен, что в одежонке, что без…

— Пойло держи! — прервал издевательства моррон, достав из мешка увесистую деревянную флягу и резко метнув ее прямо в лицо самодовольно ухмылявшейся девице.

Что бы ни говорили умники-пацифисты о вреде мести, но раздосадованному моррону, внезапно ощутившему себя объектом примитивного женского глумления, заметно полегчало сразу же после броска, хотя, несмотря на близкое расстояние, снаряд не достиг цели. Реакция Ринвы была намного лучше, чем Дарк предполагал. Правая рука разведчицы поймала на лету флягу, когда днище почти коснулось кончика ее носа.

— Попробуй еще раз, и я тя собственные уши сожрать заставлю! — грозно прошипела девица, уже не ухмылявшаяся, а искривившая красивое личико в гримасе ярости.

Дарк ничего не ответил. К чему слова, когда достаточно было мило-премило улыбнуться и послать раскрасневшейся от злости спутнице невинный воздушный поцелуй. Эта неожиданная выходка должна была заставить шутницу либо наброситься, либо замолчать, но в любом случае разведчица впредь поостереглась бы так топорно язвить и уничижать мужское достоинство. Ринва избрала второе. Она замкнулась в себе, отвернулась и нашла утешение в опустошении фляги, предоставив тем самым моррону возможность спокойно переодеться хоть в унизительно простую для рыцаря, но зато чистую и сухую одежду. Почему-то Аламез не сомневался, что для себя подручные фон Кервица прихватили куда более достойные сменные платья. Его таким своеобразным способом хотели унизить, а заодно и недвусмысленно намекнуть, что знают о его далеко не благородном происхождении. Парадокс ситуации и одновременно насмешка судьбы состояла в том, что именно в этом сотрудники герканской разведки глубоко заблуждались. Им было известно, что их спутник моррон, но неоткуда было узнать, что до своего первого воскрешения Дарк был урожденным дворянином, вот только не герканским, а имперским.

Не столько желая досадить демонстрировавшей ему затылок обидчице, и уж вовсе не для того, чтобы проверить, насколько он соблазнительно смотрелся в неглиже, Дарк скинул с себя мокрое, зловонное и липкое после купания по гнилостным водам рва платье, но не спешил облачаться в приготовленную для него одежду. Утренний холодок жадно накинулся на разгоряченное, изрядно промокшее тело. С одной стороны, это было очень опасно, ведь морроны хоть и не люди, но, к сожалению, не избавлены от многих болячек, в том числе и простудных. Подхватить воспаление легких или застудить спину в самом начале похода было бы очень некстати. Однако, с другой стороны, холодный ветер приятно обдувал истосковавшееся по свежести, очень давно немытое тело Аламеза. Чтобы заглушить запах своей специфической крови, который прекрасно распознавали чуткие вампирские носы, моррону приходилось вот уже около месяца воздерживаться и от малых, и от основательных водных процедур. Он привык к слою грязи на коже и принюхался к едкому запаху собственного пота, но в душе его всё равно тянуло к свежести и чистоте. Жизнь несправедлива, и в ней ответственным людям частенько приходится делать то, чего они совсем не хотят, забывая о собственных пристрастиях, мечтах и желаниях. Так любителю чистоты приходится вести образ жизни грязнули, выслушивая по десять раз на дню незаслуженные упреки, которые, кстати, и колют его намного сильнее.

— Будь добр, оденься! Так куда ядреней смердишь! — оторвавшись на миг от фляжки, подала свой далеко не женственный и не нежный голосок Ринва, примерно на третьей-четвертой минуте «воздушной ванны» Дарка. — К тому же что-то Крамберг задерживается, надо его искать. Надеюсь, ты в непотребном виде по лесу шляться не собрался?

— А почему бы и нет? — решил поиздеваться Аламез, наслаждавшийся последними мгновениями освежающей прохлады. — Мы ж в лесу, а не в городе. Если кто вдруг и встретится, то только враг, и его все одно упокоить придется. Так какая разница, узрит он перед смертью мой упругий зад иль нет? Если ж ты за Крамберга волнуешься, то зря, матушка, зря… Мы с ним почти от самой границы вместе лесами прошли, успели друг к дружке и приглядеться, и принюхаться, да и видом обнаженного мужика ни меня, ни дружка твоего не смутить. Кто в походе хоть раз побывал, к приличиям снисходителен и безразличен…

— Ну-ну, как знаешь, — с напускным безразличием заявила Ринва, поднявшись с травы и без смущения повернувшись лицом к Дарку, — но только на твоем месте я всё же кое-что тряпочкой бы обвязала. Болтаться при ходьбе будет, да и вдруг зверя какого повстречаем. Еще, не ровен час, оттяпает гордость твою. А славным герканским рыцарям негоже ни честь, ни «достоинство» терять… — добавила разведчица с ехидным смешком.

— Негоже, — кивнул в знак согласия Дарк, натягивая неприятно покалывающие кожу штаны, — как, впрочем, и милой барышне так пристально на рыцарское «достоинство» пялиться. Можно подумать, она настоящего рыцаря в жизни не видела…

Действительно, хоть Ринва и вела себя спокойно, внешне игнорируя соседство обнаженного мужчины, но тайком косяка на него всё же давала, оценивая, однако, Дарка не столько как представителя противоположного пола, сколько как бойца. Тех потаенных мест на мужском теле, куда женщины при случае прежде всего смотрят, беглый взор Ринвы почти и не касался, но зато несколько раз пробежался по крепкому торсу моррона и его сильным, хоть и не устрашающим горой мышц рукам, а затем сразу перескочил на колени и икры, оценивая выносливость ног. Девица поддалась соблазну и не смогла удержаться от изучения тела потенциального конкурента, а быть может, в скором времени и врага. Однако Аламез отдал ей должное — исследователь в юбке провел осмотр быстро, деликатно и практически незаметно; с напускным безразличием, достойным очень высокой оценки.

— Идти нам долго еще? До полудня на месте будем? — сменил тему разговора моррон, с трудом натянув жмущие, явно маловатые ему сапоги и начав облачение в грубую, сшитую, похоже, из мешковины рубаху.