Нет, определенно незваные визитеры не принадлежали к числу мастеров грабежа, но что они в таком случае хотели от Аугуста? Ответ на этот вопрос отыскался довольно быстро, его привел в комнату четвертый, отлучившийся на время наемник, и со всей галантностью, на которую был только способен, сопроводил до кровати со связанной по рукам и ногам жертвой. Пленник не поверил глазам, когда порог комнаты робко переступила прекрасная, хоть немного бледная и заплаканная Линора Курье.

«Неужто в женском сердце нет даже крохотного уголка, где могла бы приютиться благодарность? — с горечью подумал моррон. — Я спас красавицу и ее воспитанницу от бесчестия разбойников, я приютил их в своей карете, избавил от опасной пешей прогулки по лесу, не говоря уже о наказании распоясавшихся молодчиков. А что получил взамен, где оно, „скупое женское спасибо“? Дамочка выдала меня даже не властям, а слугам жаждущих моей крови сопляков, неспособных самим постоять за себя… Только вот как же она узнала, где я снимаю угол?»

На этот вопрос, по сути не столь уж и важный, барону пока не удалось найти ответа. Ему просто не дали времени пораскинуть мозгами. Как только прекрасная Линора увидела привязанного к кровати бывшего попутчика, стеснение ее куда-то исчезло, а робость сменилась пламенной яростью.

— Это он, он, господин Гербранд! Он похитил бедняжку Анвеллу! — выкрикнула мгновенно раскрасневшаяся красавица и, сжав маленькие кулачки, ринулась к кровати, явно намереваясь забить ими удивленного барона до смерти.

Наверное, разъяренная женщина могла бы его растерзать, но двое рослых слуг вовремя преградили ей путь и, деликатно подхватив под руки, повели обратно к двери.

— Он и господина барона убил, и лик господина Нарвиса обезобразил! — голосила все рвущаяся и рвущаяся в приступе праведного гнева к кровати Линора. — Пустите ж меня, я сама… собственными руками!

Что же именно с ним хотели совершить маленькие красивые ручки, созданные чтобы не бить, а ласкать, моррон так и не услышал. Двое мужчин вывели женщину, третий наемник тут же занял позицию возле выбитой двери, а тот, кто, видимо, был господином Гербрандом, тяжко вздохнув, уселся на стул и пронзил лежащего на кровати барона холодным, испытующим взглядом. В отличие от госпожи Курье старший из слуг не испытывал к пленнику злости. В его слегка прищуренных, внимательно изучающих моррона глазах не было ненависти, только бесстрастная решимость методично, со знанием дела довести поручение его господина до конца.

Штелер сразу понял, с кем его свела судьба. Такие люди не шумят, не сотрясают воздух пустыми угрозами лютых расправ, а просто задают вопросы и умело принуждают ответить на них. Слуга неизвестного барону господина хотел от него что-то узнать, а после… как только бы он получил нужные сведения, тут же перерезал бы пленнику глотку… Жалость, сомнения и сожаления — категории, свойственные людям, а перед Штелером сидел не человек, а расчетливая машина дознания и убийства.

— Мое имя Филлиол Гербранд, я служу Его Сиятельству графу Анвесту Норвесу, — учтиво представился будущий мучитель и палач. — Был бы ты обычным бандюгой, я бы с тобой не церемонился, совсем по-иному поговорил бы, но сразу видно, ты боец бывалый, а значит, и человек, достойный уважительного подхода. Так вот и ответь мне честно, как солдат солдату, ты зачем все это натворил?

— Что натворил? Когда? — попытался разыграть удивление Штелер, но резкий удар кулака в скулу заставил его передумать и оставить глупые игры в непонимание.

— Скажу тебе честно, — невозмутимо продолжил господин Гербранд, чьи жестокие действия никак не соответствовали спокойному и плавному течению его приятного, мелодичного голоса, — сынок графа — тот еще гаденыш! У меня самого давно кулаки чесались наглому сопляку зубы пересчитать, но, к сожалению, наши желания далеко не всегда соответствуют скудным возможностям… Я тебе искренне благодарен, — признался мучитель и картинно положил руку на сердце, — мне доставляет истинное наслаждение созерцать, как щенок Нарвис шамкает беззубым ртом. И если бы дело касалось только оскорбления, нанесенного непутевому сыну моего господина, я бы приложил к поискам тебя куда меньше усилий. Но ты перегнул палку и зашел уж слишком далеко. Продырявленный тобой Одо умер бы сам через несколько дней, так зачем ты пробрался к нему в дом и прирезал умирающего?

Обвинение прозвучало глупо и смешно, однако Гербранд не шутил, и барону тоже было не до смеху. Штелера обвиняли в бессмысленной жестокости, которую он вовсе не совершал, но самая абсурдная клевета еще поджидала его впереди.

— Ладно, шут с ним, с молодым барончиком, скользкий типчик, щеголь и хмырь, одним словом, особа, недостойная долгого обсуждения, хоть и мечом отменно владел, — изобразил презрение на лице мучитель. — Месть за его смерть — дело герцога и его родни, но вот баронессу ты напрасно обидел…

— Послушай, — пытался вставить слово Штелер, но второй, не сильный, но болезненный удар костлявого кулака, пришедшийся на этот раз по виску, заставил его закрыть рот.

— Я еще не договорил, — учтиво объяснил мотив своего поступка слуга графа Норвеса и мститель за его поруганную честь, — ты лежи-лежи, не волнуйся, я тебя очень внимательно послушаю, но когда придет твоя пора говорить… Не могу понять, если тебе баронесска юная понравилась, так чего же ты в лесу ее отпустил? Почему там не похитил, пока она до дома графа не добралась? Зачем тебе масса неприятностей из-за каких-то любовных глупостей? Или здесь не чуйствами попахивает, а чей-то хитрый расчетец замешан? Не сегодня, так завтра слух о похищении юной прелестницы весь Вендерфорт облетит, а через недельку и до Мальфорна доберется. Хорошего же при дворе будут мнения о моем господине: не смог ни сына своего от унизительных побоев уберечь, ни невесту его защитить. Репутация графа упадет ниже конского хвоста. — Прервав нить усыпляющих размышлений вслух, Гербранд вдруг перешел на крик: — А ну, признавайся, кто тебе приказал хозяина моего осрамить?!

Штелер не мог решить, что из услышанного являлось более нелепой бессмыслицей: уверенное заявление о его шашнях с юной Анвеллой; новость, что языкастый задира является женихом баронессы; обвинение в том, что он прикончил умирающего Одо; или безосновательное подозрение, что он был лишь инструментом исполнения воли врагов графа Норвеса? К сожалению, пораскинуть мозгами и спокойно взвесить степень абсурдности каждого из пунктов ложного обвинения Штелер не мог. Собеседник ждал от него немедленного ответа и в любой миг был готов превратиться в искусного мастера заплечных дел, а затем и в убийцу.

— Никто, — честно признался пленник и напряг скулы, ожидая, что кулак в третий раз опустится на его многострадальную голову.

Моррон ошибся, кулак не коснулся опухшего лица, но зато кованый каблук сапога быстро привставшего со стула собеседника вонзился ему точно в центр живота. Прикусив до крови нижнюю губу, Штелер был готов взвыть от боли, но, к счастью, удержался от опрометчивого поступка. Крики и стоны жертв лишь раззадоривают большинство палачей, а моррону не хотелось проверять на собственной шкуре, из их ли Гербранд числа. В конце концов, его участь могла быть и хуже. Каблук мог опуститься чуть ниже и повредить то, что каждый мужчина привык беречь с детства и до глубокой старости, поскольку не богатырские руки, не широкие плечи и даже не изрытый буграми крепких мышц торс, а именно эта маленькая, неприметная частица тела чуть пониже пояса и составляет мужскую суть.

— Я к тебе отнесся как к равному, но ты не оценил доброго отношения. Что ж, будь по-твоему, продолжай упорствовать… — произнес Гербранд голосом, полным разочарования и печали, а затем со злорадной ухмылкой добавил: —…сколько вытерпишь. А меня всего-то интересовало имя твоего хозяина и где ты прячешь малышку Анвеллу. Право, такие мелочи, мой друг…

Если бы Штелер знал, то непременно удовлетворил бы любопытство настырного собеседника, да только в похищении юной попутчицы он не участвовал, а хозяина у него отродясь не бывало, если, конечно, не считать, что все герканцы служат королю, а все морроны выполняют волю Коллективного Разума. Однако такое откровение вряд ли устроило бы весьма серьезно настроенного господина.

— Викер, — обратился Гербранд к подручному, что стоял у входа, — передай хозяину клоповника, чтобы никого наверх не пускал, затем позови Синра. Генатор пусть пока с госпожой Курье с полчасика в карете посидит, развлечет ее приятной беседой. Наш друг упорствует, придется чуток задержаться. Да, и скажи, чтоб Синр еще веревок с собой прихватил, этих, боюсь, не хватит…

— Так, может, с собой заберем? — робко спросил часовой, косясь на связанного пленника. — Дома-то оно сподручней, в нашей темнице любой соловьем запоет!

— Нет, — покачал головою командир, — нечего всякую дрянь графу под нос таскать… Его Сиятельство не за то нам платит, чтоб в собственном доме от криков по ночам просыпаться, да и сопляк Нарвис все дело испортить может, горяч больно, злобен и мстителен. Здесь спокойней и надежней! Второй этаж почти пуст, да и хозяин наш человек, не впервой ему, лишнего болтать не станет.

Часовой кивнул и быстро ушел. Штелер ненадолго остался с Гербрандом один на один, но так и не успел испытать выпавший ему шанс на освобождение. Веревки, которыми он был связан по рукам и ногам, оказались слишком тугими, и барону удалось лишь слегка их ослабить, когда в коридоре вновь послышалась тяжелая поступь кованых каблуков.

Усилия пленника пропали даром, поскольку двое вновь посетивших комнату наемников сами стали его отвязывать. Для того чтобы добиться от Штелера признания, им нужно было основательно потрудиться над его телом. Доморощенным палачам было куда сподручней, когда объект будущей пытки находится не в горизонтальном, а в вертикальном положении, например раскачивается вниз головою, привязанный за ноги к крюку, на котором совсем недавно висела люстра на восемь свечей.

Как только Синр и Викер развязали веревки на ногах, пленник попытался оказать сопротивление, но острие меча, приставленное смеющимся господином Гербрандом к его кадыку, заставило Штелера смириться с незавидной участью. Окончательно освободив жертву от прежних пут, мучители первым делом содрали с нее местами уже превращенную в жалкие лохмотья одежду, а затем вновь принялись вязать узлы, так ловко скрепляя руки и ноги между собой, что барону было больно даже пошевелить пальцами рук, не то что подвигать кистями да локтевыми суставами. Подготовка допрашиваемого к предстоящим мучениям продлилась не долее двух минут, а затем, как и предполагал Штелер, на его ногах затянули петлю, наемники сняли люстру и, перекинув другой конец веревки через крюк в потолке, подвесили моррона так, что его мгновенно налившаяся кровью голова находилась чуть выше уровня колен палачей.

Определенно, Штелер был не первым, с кем компания наемников проделывала подобный трюк. Работу палачей-самоучек можно было бы считать безупречной, если бы не один маленький, неучтенный впопыхах нюанс. Жертва не могла шевелиться, но могла раскачиваться, а не заткнутый кляпом рот давал ей возможность не только говорить, но и пустить в ход зубы. Когда один из парней приблизился к пленнику, чтобы подтянуть слегка ослабевшую веревку на его руках, барон быстро изогнулся, напрягая до спазмов мышцы живота, немного приподнял верхнюю часть тела, находившуюся в данный момент внизу, и, широко открыв рот, впился острыми зубами в штаны палача как раз чуть пониже ремня. Сперва парень закричал и замахал руками лишь от испуга, но уже через миг, когда резцам моррона удалось прокусить толстую ткань и добраться до плоти, мучитель заголосил и запрыгал по-настоящему.

В воцарившейся на несколько мгновений сумятице пленнику было все равно не спастись, а его жестокий поступок разозлил палачей. Барон прекрасно знал об этом, но, однако, отважился осуществить свой рискованный план. Пока Гербранд с подручным схватились за дубинки и стали методично превращать подвешенное вверх ногами тело в отбивную, Штелер все-таки успел обагрить рот вражеской кровью, правда, пожалел молодого парня и прокусил ему всего лишь пах, а затем тут же разжал зубы и умело притворился, что потерял от побоев сознание.

Обман удался, поскольку деревянные дубинки не только многократно прошлись по торсу пленника, но пару раз опускались и на его голову. Хоть дикий вой рьяно припрыгивающего на обеих ногах наемника и заглушал остальные звуки, но барон все же расслышал приказ Гербранда второму подручному:

— Отведи бедолагу вниз! Пускай хозяин к ране мокрую тряпку приложит да за лекарем быстрее пошлет… Сам при нем пока останься, здесь я один управлюсь…

Наемники быстро ушли, точнее, один утащил на себе другого. Штелер вновь остался с Гербрандом один на один, и хоть его раскачивающееся на крюку, как свиная туша, тело было по-прежнему окутано путами, шанс на освобождение все же оставался. Моррон не надеялся повторить свой случайно удавшийся трюк еще раз, хотя бы потому, что палач был настороже и держался на приличной дистанции от якобы потерявшей сознание жертвы. Слуга графа Норвеса допускал возможность, что пленник вновь попытается укусить за очень пикантное место, но не мог знать, что еще за два месяца до отъезда из Денборга Штелер тесно общался с морроном Мартином Гентаром и что хитрец-ученый, снискавший во многих королевствах славу зловредного колдуна, успел научить подопечного нескольким весьма пакостным и полезным в жизни фокусам.

Один из них мог быть весьма удачно применен именно в подобных ситуациях. Когда палач и жертва остались один на один, между их сознаниями, сознаниями простого человека и моррона, был установлен особый, бессловесный контакт. Для этого Штелеру даже не потребовалось открывать глаза, он просто сосредоточился, «нащупал» мысли находившегося поблизости человека, вклинился в них, подменил их своими и подавил чужой разум так быстро, что уже через какую-то минуту Гербранд превратился в безвольную марионетку, не раздумывая выполнявшую приказы недавнего врага.

Сначала палач освободил моррона и перерезал мечом путы, затем, беспрекословно повинуясь мысленному приказу, снял с себя всю одежду и отдал ее вместе с оружием потиравшей затекшие конечности жертве. В этот миг, миг блаженства и триумфа, барон все же ощутил легкое разочарование и обиду на несовершенство своей природы. К сожалению, этот трюк можно было проделать только с людьми, не чаще раза в год, да и то продолжительность мысленного воздействия, которое можно было бы при определенной степени допущения окрестить «чарами», была весьма незначительной, не долее пяти-десяти минут. Глава наемников вот-вот мог прийти в себя и наброситься на бывшую жертву с кулаками, поскольку оружия у него в руках больше не было.

Штелер не питал к выполнявшему приказ графа наемнику ни личной неприязни, ни иррациональной антипатии, поэтому и не стал доводить дело до примитивного мордобоя. В определенном смысле и Аугуст считал Гербранда «равным себе», поэтому, когда непродолжительная связь между их рассудками уже начала ослабевать, моррон отдал последний приказ, а человек его выполнил в точности и незамедлительно: лег на кровать, свернулся калачиком и заснул крепким сном не ведающего ни житейских забот, ни тревог младенца.

* * *

В Вендерфорте только-только стемнело. Начиналась очередная ночь, возможно готовящая опальному барону массу новых неприятных сюрпризов. Штелер не знал, заканчивался ли этот день или его прерванный налетчиками сон продлился более суток. Но это было не столь уж и важно. Время не имеет значения, когда ты свободен, независим от встреч, событий и дат, когда живешь вне человеческой общности и не имеешь ни перед кем обязательств. Ты сам себе господин и вершишь свою судьбу так, как считаешь нужным и правильным, как тебе советует внутренний голос, не важно чей, твой собственный или глас Коллективного Разума. Морроны не получают приказов ни от собратьев по клану, ни даже от своего создателя. Зов ведет их, лишь указывая направление движения, но никого не тащит на поводу. У воскрешенного бойца всегда есть выбор, был он сейчас и у барона ванг Штелера.

Он мог уйти через окно: выбраться на карниз и спрыгнуть вниз. Высота казалась не очень большой, при падении он не заработал бы даже небольшого синяка, не то что серьезного увечья. Путь к бегству, точнее, к очередному отступлению в войне, которую он вел в родном городе, был свободен, но что-то удерживало Аугуста, что-то не давало ему уйти от врагов, все еще находившихся на первом этаже гостиницы и не подозревавших о его освобождении. Больше его ничто не держало в Вендерфорте. Он выполнил задуманное, он посетил родной кров, и хоть свидание с безоблачным детством прошло совсем не так, как ему мечталось, но изменить Штелер ничего не мог. Барон был слишком слаб, чтобы в одиночку бороться с могущественным существом неизвестной природы, поселившимся в доме его предков, но самое удивительное, Штелер сомневался: а стоило ли идти против затворника вообще? То, что творил колдун в Вендерфорте, конечно, никак не укладывалось в узкие рамки привычной человеческой жизни, но в то же время жестокими методами преследовались благородные цели. Не воровать, не красть, не убивать… колдун как будто учил людей жить в мире друг с другом, и казалось, грешно ему было в этом мешать. Пусть его приемы борьбы за справедливость и были необычайно наивными, способными вселить страх в сердца людей, но не изменить их природу, но зачем бороться с ученым, пытающимся найти правильное решение сложной задачи методом проб и ошибок? Мартин Гентар как-то рассказывал, что ему однажды пришлось провести более сотни неудачных экспериментов, чтобы найти рецепт зелья от выпадения волос. Изменить человечество к лучшему — дело намного более сложное, а значит, и ошибок в будущем колдун допустит куда больше…

Признать за вендерфортским затворником право на поиск или нет, такую задачку Штелер не мог решить в одиночку. Он должен был выбраться из города и как можно быстрее связаться с другими легионерами. К несчастью, его коммуникационная сфера осталась в Денборге, но зато моррон знал, где искать собратьев по клану. И Анри Фламер, и Мартин Гентар пребывали сейчас в Альмире, столице соседней Филании, до которой было всего меньше недели пути.

Да, он мог свободно уйти, и слуги графа Норвеса не были ему помехой. Аугусту потребовался бы всего час, максимум два, чтобы раздобыть в ночном городе хорошего скакуна и, обманув стражу возле ворот, покинуть пределы родного Вендерфорта. Однако у него имелась веская причина остаться.

Колдун играл с ним, и истинная цель этой игры пока оставалась загадкой. Наверняка именно он, хитрый экспериментатор-затворник, подослал в дом графа фантом, выглядевший точь-в-точь как барон. Зачем ему понадобилось похищать юную баронессу ванг Банберг, зачем он учинил жестокую расправу над смертельно раненным бароном по имени Одо, полного имени которого Штелер даже не знал? Хотел ли таким образом колдун удержать свою «мышку» в городе или погубить чужими руками, а может, затворник все еще продолжал свои эксперименты, целью которых было изучение природы морронов, только перенес их из своей «лаборатории» на просторы городских улиц? Барон не знал ответа, но должен был его получить, прежде чем предстать перед остальными легионерами и рассказать им о странных событиях в Вендерфорте.