— Можно я пойду? — робко подала голос скромно сидевшая на стуле в уголке комнаты дама, оказавшаяся не юной баронессой ванг Банберг, а ее наставницей Линорой, непривычно бледной и молчаливой.

Яркий свет и сочные краски, царившие вокруг, на какой-то миг ослепили повисшего в воздухе моррона, но резь быстро прошла, и, когда мутная пелена упала с глаз, Штелер во всем великолепии узрел помещение, в котором он не по своей воле очутился. Это был скорее зал, нежели комната, большое помещение, где царили комфорт и режущая глаз полнейшая безвкусица в невообразимых сочетаниях красок и цветов. Барельефами батальных и мирных сцен были украшены не только серые стены и колонны, но даже закопченные стенки камина. Дорогая мебель из красного дерева выглядела бы куда более эффектно, если бы на ней не было ярко-зеленой обивки, совершенно не сочетающейся с богатой палитрой красных тонов, которыми был окрашен зал. Больше всего резали глаз огромные полотнища стягов, не только свисавших с потолочных перекрытий и прикрывавших колонны, но и развешанных на стенах вместо картин и гобеленов. На всех до единого знаменах, да и на кое-где видневшихся щитах было изображено одно: черная лапа хищной птицы, пугающая взгляд позолотой огромных когтей, на фоне ярко-красного поля. Немудрено, что у пленника тут же заслезились глаза и он не сразу разглядел лица присутствующих четырех господ и одной дамы. Скромно приютившаяся у камина группа из трех музыкантов и парочка стражников у двери были не в счет, их плененный моррон воспринял как неотъемлемую часть аляповатого интерьера, на который было явно потрачено множество средств и который определенно нуждался в основательной переделке профессионалами-оформителями.

— Куда шпешишь? Не лишай наш швоей компании! — прошамкал беззубым ртом юноша, сидевший возле камина, в котором моррон не сразу узнал изувеченного им сынка графа.

Мерзавцы неспособны к обучению, они не извлекают пользу даже из самых жестоких уроков. Хоть Штелер и изуродовал негодяя в лесу, но это не помогло, ничуть не повлияло ни на его ехидство, ни на грязные помыслы, ни на наглость зарвавшегося молодца. Всего через несколько дней после инцидента он чувствовал себя по-прежнему комфортно и уверенно. Юнец вел себя вызывающе, а взгляды, устремляемые им на гостившую в доме его отца наставницу невесты, были весьма откровенными и совершенно непристойными. Однако это ничуть не смущало присутствующих. Барон также с прискорбием подметил, что сынок графа лишь слегка шепелявил, в то время как не должен был пока совсем говорить. Это обстоятельство опечалило моррона, но в то же время и не удивило. Ведь если Одо был симбиотом, значит, к братству принадлежат и все остальные.

— Кажется, не к тебе обращались, так заткнись и не смеши меня своим шамканьем! — к радости Штелера, урезонил молодца Гербранд, на секунду оторвавшись от партии в шахматы, которую он вел с графом.

— Не забывайся, это все же мой сын! — заступился за нерадивого отпрыска вельможа, но как-то вяло, как будто исполняя давно наскучившую ему формальность.

— А я и не забываюсь, Ваше Сиятельство! Если бы не родство с вами, я бы уж давно…

Гербранд так и не озвучил своих несбыточных желаний в отношении не в меру агрессивного и наглого юноши, но граф, худощавый мужчина с виду сорока пяти — пятидесяти лет, и без слов понял отношение наемника к его сыну. Наверняка Гербранд не в первый раз нелестно высказывался о юном виконте. Такое проявление неуважения к его роду со стороны слуги почему-то ничуть не смущало седого графа, он даже не дернул остроконечной бородкой, услышав возмутительное заявление, а его тонкие пальцы, украшенные перстнями, даже не сжались в кулак. Впрочем, между присутствующими были явно особые отношения, разительно отличающиеся от отношений между обычным слугой и хозяином. К своему великому стыду, Штелер мало знал о жизни симбиотов, он их встречал лишь в бою и впервые попал в их обитель.

— Вот и наш гость пришел в себя, предлагаю отложить партию! — произнес граф Норвес, величественно одарив зависшего над полом Штелера презрительным взглядом.

— Нет, я сдаюсь, — покачал головою Гербранд и, взяв собственного короля, швырнул его в огонь камина.

— Зачем? — вскинул брови граф, явно удивленный таким абсурдным поступком.

— Король в шахматах что генерал на поле боя. Раз проиграл, должен погибнуть! — четко и ясно объяснил свой поступок наемник. — Выкупать из плена стоит только солдат. Нельзя ставить во главу войска однажды сдавшегося полководца, а куда его девать?

— Мой друг, но это лишь шахматы, фигуры, а не люди!

— Не скажите, Ваше Сиятельство, тут важен принцип! Может войти в дурную привычку… Да и склонивший голову король — дурной талисман…

— Вот уж не подумал бы… — видимо, пытался съязвить сынок графа, но лежавший на кушетке поблизости Одо на миг оторвал голову от подушки и запустил в приятеля сапогом.

Смертельно раненный симбиот быстро приходил в себя, чему во многом способствовали небольшие камни, аккуратно разложенные слугами по кушетке. Если организм морронов восстанавливался сам по себе, постоянно подпитываемый энергией павших, то тела симбиотов исцелялись за счет разложения соединений живой и неживой природы. Особенно «питательными» для них были камни и металлы, к сожалению, не известных ни морронам, ни людям пород. Возможно, братство избрало своим пристанищем Вендерфорт именно потому, что руда и камень, добываемые в этой местности, обладали не только неприятным для взгляда грязно-серым оттенком, но и целебными свойствами. Еще немного, и Одо вновь был бы на ногах, а вот положение Штелера никак нельзя было назвать завидным. Несмотря на то что раны его срослись еще во время полета, Аугуст был беспомощен, как дитя. Он висел в воздухе, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, но, кроме того, даже рот барона не открывался. На него наложили чары, притом настолько могущественные, что проделки колдуна казались теперь лишь простейшими цирковыми фокусами. Но больше всего бесило моррона то, что собравшиеся в зале совсем не обращали на него внимания. Нет, они говорили о нем, но при этом не пытались с ним общаться, вели себя так, будто пленник был мебелью или, в лучшем случае, домашним любимцем, о котором можно поговорить, но разговаривать с которым так же глупо, как вести научный диспут с декоративной рыбкой. Впрочем, не один он не вписывался в компанию симбиотов. Сжавшейся в комочек Линоре тоже было не по себе. Женщине явно было страшно, и она многое бы отдала, чтобы покинуть дом графа Норвеса, да и Вендерфорт.

— Не обращай внимания, Гербранд! Он юн и горяч, заслуживает взбучки, но… от моей руки, — успокоил граф Норвес наемника, резко развернувшегося в сторону языкастого юнца, причем говорил о собственном сыне, словно о какой-то собаке, наказывать которую и кормить должна лишь одна рука, рука хозяина. — Итак, давай вернемся к делам и подытожим, что мы имеем. Перед нами, бесспорно, моррон, представитель так называемого Одиннадцатого легиона. В бою мы увидели, как быстро заживают его раны, притом подпитка происходит сама собой, значит, он не из братства Лотара.

За недолгое время пребывания в воздухе, Штелер хорошо уяснил, что на него смотрят как на вещь, а скорее даже как на препарируемого лягушонка, привязанного за лапки к лабораторному столу. К этому он уже привык и больше не удивлялся странной манере общения его тюремщиков, но вот то, что он сейчас услышал из уст самого графа, его не просто удивило, а сразило наповал. До недавних пор враги не знали, кто он, и уж тем более изумительно было, что они сперва приняли его за посланца из братства Лотара, а ведь именно так именовали себя симбиоты. Тогда возникал вопрос: а кто же, собственно, сами они?

— Еще до приезда в город моррон подранил двоих, он бросил вызов. Спрашивается, зачем? — продолжал рассуждать вслух седой граф, даже не поворачивая головы в сторону пленника.

— Я ж говорил, это случайность! Твой отпрыск чересчур несдержан на язык! — прохрипел с кушетки вновь приподнявший голову Одо. — Любой бы на его месте… — внезапно вступился за барона противник, но, заметив блеск недовольства в прищуренных глазах вельможи, посчитал уместным обойти опасную тему. — Ты приказал его охранять, вот я и исполнил приказ. Сам видишь, что из этого получилось…

— Вижу, вижу, тебе по заслугам воздам! Сейчас важно другое, — внял словам юноши граф, нисколько не рассердившись на фамильярное обращение. — Инцидент в лесу опустим, но вот его появление в городе… — Норвес затеребил бородку, — явно нельзя назвать случайностью! Морроны Вендерфорт не посещали лет двести, если не больше, а тут на тебе, гость дорогой пожаловал, а через три месяца и этот появился.

Поскольку граф Норвес кивнул головою в сторону пленника лишь при слове «этот», Штелер понял, что под «дорогим гостем» граф имел в виду совсем не его. Указанный срок в три месяца и последующая речь вельможи подтвердили смелое предположение барона, что речь шла о колдуне-затворнике.

— Ох, собственными руками задушил бы того шаконьесса, который гиндала на свободу выпустил! Такой удачный эксперимент был, а что в итоге вышло?! Оружие полезно, когда оно в твоих руках, а не разгуливает на свободе, — отвлекся граф, но быстро восстановил цепочку прерванного рассуждения вслух: — Мало того, что моррон в город пожаловал, так он тут же визит гиндалу нанес. И тот его не отверг… пустил, а может, все-таки они заодно? Эх, если все же попробовать разузнать у мерзавца, о чем они беседу вели?

На этот раз Норвес смотрел на него, поэтому Штелер понял, что допросить вельможа хотел именно его. Пронизывающий насквозь пытливый взгляд Норвеса напомнил плененному барону взор хищной птицы, пикирующей с небесной выси на испуганно мечущуюся на земле добычу. Наверняка тюремщики знали, что он их слышит, но не стеснялись говорить открыто, значит, его участь уже решена. А держали его здесь лишь для того, чтобы немного полюбоваться унижением побежденного противника. Зато ни граф, ни его окружение не догадывались, что Штелеру была известна их истинная суть, что благодаря снам он знал и кто такие шаконьессы, и что гиндалом они наверняка именовали несчастного сержанта Жала, и кем были они, когда-то ученые-эльфы, а ныне замаскировавшиеся под людей мерзавцы. Они были могущественны, умели лечить раны, как симбиоты, но не принадлежали к недавно разгромленному братству Лотара.

— Не стоит, — покачал головою Гербранд, явно лучше разбирающийся в природе морронов и искусственно выведенного существа, которое граф называл гиндалом. — Возиться уж больно долго, да и толку никакого. Морроны упрямы и правду вряд ли скажут даже под самыми суровыми пытками. К тому же не исключено, что гиндал наложил на него чары и мы услышим лишь то, что он хотел бы, чтобы мы слышали. Меня вот другое смущает…

— И что же? — поинтересовался граф.

— Его поймали деревья. Когда мы дали ему шанс бежать, он взялся за меч, опасаясь многоруких стражей. Он не знал, что днем они безопасны, что оживают лишь под светом луны! — заявил Гербранд так торжественно, как будто открыл смысл жизни, притом для каждого живого существа в отдельности.

— Ты прав, — закивал головой граф, — ты абсолютно прав! Теперь я понимаю, почему ты настоял на этом испытании… Гиндал не рассказал ему о стражах, значит, не рассказал и о нас… О чем же они тогда говорили?

«Я бы на твоем месте, балда, призадумался, зачем я вообще в дом к тебе заявился!» — подумал про себя моррон, которому уже изрядно поднадоел переставший быть интересным разговор, в конце которого его наверняка ждала смерть или, что еще хуже, вечное заточение в какой-нибудь сырой яме глубоко под землей.

— Боюсь, нам этого никогда не узнать, — покачал головою Гербранд, — пытки не дадут результата. Чары гиндала способны скрыть то, что не следует знать посторонним ушам, мы его этому обучали. Придется довольствоваться малым. Мы перехватили моррона и заманили к себе в дом до того, как он связался со своими.

— Да, признаюсь, историю со сферой ты здорово придумал, — похвалил граф слугу, а затем обратил взор на притихшую наставницу баронессы. — А вы, сударыня, очень нам помогли, так умело его заманили… Премного благодарен! — напоследок граф изобразил что-то вроде легкого кивка.

— Я только хотела спасти Анвеллу, — робко произнесла Линора из своего закутка, но на ее реплику беседующие не обратили внимания.

— Хозяин корчмы тоже хорошо подыграл! Правда, мне это стоило… — намекнул глава наемников на возросшие расходы.

— А, деньги ерунда, — отмахнулся вельможа, делая вид, что не понимает намека. — Важен результат, а мы его получили!

«Так, значит, я, как последний дурак, попался на выдумку! Коммуникационной сферы не только у графа в доме, но и в Вендерфорте никогда не было!» — с горечью подумал моррон, но последующие слова Гербранда пролили бальзам на свежую рану.

— К счастью, я надежно припрятал сферу, и ему до нее не добраться, — самодовольно заявил наемник. — Но вот только зачем мы ее храним? Бесполезный хлам, не проще ли было бы…

— Не сметь! — неожиданно вышел из себя граф и даже ударил по столу кулаком, отчего на пол посыпались резные фигурки пешек, ладей и лошадок. — Не смей учить меня, что стоит, а что не стоит! Не смей сомневаться в правильности моих поступков!

— Извините, Ваше Сиятельство, — вспомнив о субординации, низко склонил голову Гербранд, но только ненадолго, на какой-то миг. — Что прикажете делать дальше?

— А что делать? Да ничего, следить, чтобы новые гости в Вендерфорт не пожаловали, — развел руками граф, на удивление быстро справившийся с приступом гнева. — Гиндал силен, но для нас слаб, ему не проникнуть в дом Ястребов, да он уж более и не решится. Посидит у себя в логове, посидит, ослабнет, да и сбежит, откуда пришел. Главное, чтобы он с морронами иль лотаровскими недобитками не успел связаться.

— Но как покинет Вендерфорт, так ведь свяжется! — возразил Гербранд.

— Ну и пусть! Мы уже будем очень-очень далеко! — усмехнулся граф, а затем с сожалением покачал головою. — Такой славный городок, мне здесь так нравилось. Вот создали же на свои головы твореньице, что и убить-то никак не можем. Хорошо еще, что он расквитаться с нами не в силах, а то бы уж давно все были мертвы…

— А как с ней поступим? — Гербранд кивнул головою в сторону Линоры.

— Одо! — позвал граф уже залечившего рану и теперь громко посапывающего на кушетке молодого человека.

— Да, Ваше Сиятельство! — мгновенно проснувшись и вскочив с удобного лежака, вытянулся Одо по стойке «смирно».

— Возьмешь ее себе для забав! — прозвучало распоряжение графа, неожиданное не только для мгновенно вскочившей со стула и захлопавшей ресницами наставницы, но и для юного Норвеса.

— Как же так, отец?! Я тоже с ней пошалить хочу! — возмутился обделенный рабыней юнец.

— Хватит уже, нашалился, с барышнями благородными накуролесил, — проворчал Его Сиятельство. — Да и что, тебе Анвеллы мало?! Вот отобьем ее!

— А если не отобьем?! Да и жена — одно дело, а для потех… — едва сдержал слезы жалкий и с виду, и по сути своей юнец.

Гербранд и Норвес, не сговариваясь, переглянулись и разочарованно покачали головами. Наследник славного рода был готов унижаться и выпрашивать со слезами на глазах, выклянчивать часть добычи, которая ему вовсе не причиталась. Жалкое зрелище!

— Не позорь мои седины своей глупостью! — ответил опечаленный поведением недостойного сына отец. — Честь Анвеллы ванг Банберг запятнана похитителем, ты не можешь взять ее в жены, а отпускать домой девицу нельзя… Слишком много она видела, а вдруг у нее язык такой же длинный, как твой, окажется? Будет твоей рабыней… — постановил граф Норвес, а затем тихо добавил: — Если у гиндала ее в целости отобьем.

Далее моррон ничего не услышал. Гербранд очертил рукой в воздухе большой круг, и мир вокруг пленника погрузился в абсолютную тишину, если, конечно, не принимать в расчет легкого гудения в ушах. Фигурки «людей» двигались, перемещались по залу, разговаривали между собой, но пленник не слышал ни звука, только мог догадываться, о чем они беседуют. Вот заметно повеселевший и окончательно оправившийся от ранений Одо приблизился ко вжавшейся в угол Линоре, быстро поборов ее сопротивление, грубо облапал и потащил красавицу за собой. Вот мерзкий юнец, которого Штелер возненавидел еще больше, беззвучно прокричал что-то вслед своему облагодетельствованному хозяином дома дружку: то ли мерзкие пошлости, то ли просьбу поделиться добычей. Тем временем Норвес и Гербранд продолжали беседу, ничуть не обращая внимания на забавы полного сил молодняка, и задумчиво глядели в его сторону, видимо решая сложную задачу, какой же лютой смерти предать пока подвешенного в воздухе врага. Судя по ехидной ухмылке имевшего личные счеты с бароном наемника, он нашел подходящее решение. Граф Норвес внимательно выслушал его и кивком головы выразил свое одобрение.

Как только это случилось, легкие Штелера тут же почувствовали нехватку воздуха. Его медленно душили, но не для того, чтобы умертвить. Смерть врагов бывших эльфийских ученых, живущих вот уже не одну сотню лет среди людей и именующих себя Ястребами, не могла быть такой быстрой и легкой, тем более если жертва была ненавистным им морроном. Они еще не отомстили Легиону за падение Великой Кодвусийской Стены, поставившее много веков назад точку в длительных и кровопролитных эльфийско-человеческих войнах.