— Я иду на верную смерть, а бессмертие мое — это преувеличение! — не в силах что-то объяснять и уж тем более спорить, кратко ответил моррон. — Я не бросаю вас, наоборот, забочусь о вашем благополучии! Я направляюсь туда, где…

— …где, проклятый колдун держит в холодной страшной темнице бедняжку Анвеллу! Нам по пути, я иду с вами! — перебила барона прекрасная в гневе наставница. — Прошу не тратить время на пустые споры, бесполезно! Я не отстану от вас, пока…

На этот раз настал черед Штелера проявить неуважение и перебить тираду собеседницы, но сделано это было без слов, по-мужски. Барон устал от пустых пререканий и вместо того, чтобы и дальше убеждать спутницу в ее неправоте или опуститься до благих угроз, угроз, которые были бы дурехе только на пользу, развернулся и, даже не попрощавшись, пошел прочь. Однако от спесивой Линоры было не так-то просто отвязаться. Не прошел Аугуст и десяти шагов, как позади вновь раздалась мягкая поступь босых ножек. Уже в какой раз наставница проявила упорство, которому бы позавидовала самая упрямая ослица. Она шла за ним, шла на верную смерть, туда, где вот-вот должно было начаться сражение пострашнее любой войны.

«Ну и пусть за мной тащится! — сдался барон, пытавшийся сберечь силы для выполнения предстоящей задачи, а не растрачивать их на пустяки вроде споров со своенравными дамочками. — Я спас ее от разбойников! Я вырвал ее из грязных ручонок сопливого мерзавца! Все, хватит быть добреньким! Пусть кто-нибудь другой возьмется спасать дуреху от нее самой! В конце концов, я сварливой вдовушке в охранники не нанимался!»

Ускорив шаг, моррон отправился на площадь Доблести. Его вновь ожидала встреча с родительским домом. Позади, едва поспевая за ним, семенила утиравшая слезы Линора. Прохожие таращились на странную парочку, но не удивлялись, поскольку считали, что невольно стали свидетелями обычной семейной ссоры. Ведь это не редкость, когда уставший от словесных перепалок с женой муж уходит из дома на все четыре стороны, прихватив с собой что под руку попадется, а сообразившая, что перегнула палку, супруга бежит за ним следом в неглиже и упрашивает вернуться. Видимость всегда обманчива, она, как первое впечатление о человеке, никогда не бывает верной, поскольку мы оцениваем лишь внешность, преподносимую нам оболочку, а не вникаем в суть событий и не проникаем в глубины чужой души.

* * *

Жизнь в городе меняется, когда в него входят войска регулярной армии. Насколько эти перемены бывают разительными, Штелер смог убедиться еще до того, как они вместе с Линорой добрались до площади Доблести и увидели родовой особняк барона, в котором последние часы отсиживался неугодный ни властям, ни церкви, ни уж тем более братству «Ястребиный Коготь» затворник.

По улицам Вендерфорта без залихватских песен и барабанной дроби маршировали отряды четырнадцатого пехотного гекленбергского полка. Лица солдат, как водится, были угрюмы и выражали полнейшее безразличие. Они шли на площадь, ведомые офицерами, различными улочками сходились к месту предстоящего штурма, и бедный барон не сомневался, что после победы, вне зависимости от того, одержит верх колдун при его участии или ополчившееся на затворника Герканское Королевство, от дома, родимого дома останутся лишь жалкие воспоминания. Впрочем, моррон не тешил себя иллюзией победы. Чары чарами, колдовство колдовством, но солдаты регулярной армии — это не увальни стражники, перед их дружным напором, перед могуществом закаленных в битвах мечей еще никому не удавалось выстоять. Штелер не знал, как он сможет помочь гиндалу, но, исполняя долг перед Легионом, все равно шел туда, где вскоре должен был сложить голову.

Мирные горожане из окрестных домов благоразумно предпочли отсидеться за запертыми дверями и наглухо закрытыми ставнями. Те же, кто был поумнее, решили на некоторое время воссоединиться с природой и отлучиться из превращенного в арену боевых действий города. К сожалению, Аугуст не мог последовать их примеру, хотя, несомненно, ему этого и хотелось. Они с Линорой были, пожалуй, единственными чудаками, еще расхаживающими по улицам и спешившими не к городским воротам, а в обратном направлении, туда, где вскоре тишину разорвут пушечные выстрелы, ружейные залпы и боевые кличи.

Когда до площади оставалось не более трехсот шагов, на их пути возникло препятствие, казавшееся на первый взгляд непреодолимым. Улочку, по которой все еще маршировали колонны войск, преграждал усиленный кордон стражи. Военных, естественно, служители порядка пропустили, а вот сомнительных полуголых личностей одарили издалека такими красноречивыми взглядами, что барон тут же понял — лучше не приближаться. Остановившись и подождав, пока до него досеменит следовавшая за ним упрямица, барон схватил ее под руку, нечаянно чуть ли не сдернув с красавицы еле державшееся на теле покрывало, и потащил в ближайшую подворотню, где забился вместе с нею в кусты в самом укромном уголке и приказал ждать.

Почти четверть часа, проведенные в томящем молчании, были далеко не самым лучшим временем в жизни моррона, да и его спутницы тоже, но зато их мучения вскоре вознаградились сторицей. Стражники тоже люди, хоть в стальных доспехах и напоминают живые машины големов. Караульная служба утомляет, а пыль, поднятая сотней-другой армейских сапог, забивается во все возможные щели и прежде всего в нос и гортань. Пересохшее, запыленное горло следует промочить, а коль жидкость попала в живой организм, то рано или поздно непременно попросится наружу. Руководствуясь этой примитивной, но в то же время весьма мудрой житейской логикой, Штелер и сделал расчет, который не обманул его ожиданий.

Вскоре в безлюдную подворотню завернули четверо подпрыгивающих на ходу стражников. Их беда состояла в том, что они хоть и трепетали при упоминании о колдуне, но не воспринимали проводимую операцию всерьез, не осознавали опасности, грозившей им в тылу, на приличном расстоянии от главной городской площади, превращенной в плацдарм перед штурмом. Если бы было иначе, то хотя бы один служивый немного потерпел и посторожил облегчающихся товарищей, но стражники были настолько уверены в собственной безопасности, что, отставив алебарды, почти одновременно заняли исходную позицию возле стены и, не сговариваясь, дружно «открыли огонь» по и без того сыроватой стене сарая.

Справиться с раззявами было просто, того, кто отставил оружие, можно и не убивать, так что Штелер решил на этот раз удержаться от проявления чрезмерной жестокости. Отдав на время Линоре сферу и меч, барон выскочил из кустов и напал на опорожнявшихся бойцов сзади. Не прошла и минута, как все четверо уже лежали на земле, а из-под их кирас все еще продолжали бить небольшие фонтанчики.

— Чего сидим?! Добро пожаловать одеваться, сударыня! — стаскивая с одного из стражей кирасу и шлем, поторопил моррон замешкавшуюся в кустах наставницу.

— Одеваться?! В это?! — возмутилась брезгливо поморщившаяся Линора и презрительно указала пальчиком на огромное мокрое пятно, расплывшееся по штанам отдыхавшего без сознания солдата.

— Нет, возможно, красота и спасет мир, но брезгливость красавиц его точно погубит! — тяжко вздохнул Штелер, не в силах убеждать спутницу, что ради благой цели стоит немного и потерпеть неприятный запах и сырость в нижней части тела.

Поскольку моррон не принялся ее уговаривать, а, наоборот, выказывая всем своим видом полнейшее безразличие, пойдет ли красавица с ним или нет, продолжил облачаться в тяжелые доспехи, госпожа Курье сочла возможным усмирить свое отвращение и сменить подмоченную репутацию разгуливающей по городу почти нагишом особы на просто мокрую одежду. Естественно, она провозилась слишком долго, и, когда Штелер был уже готов появиться на улице в отменно сидевших на нем доспехах, Линора лишь отстегнула ремешки кирасы и начала неумело дергать за ремень, чуть ли не приведя в сознание оглушенного солдата. Аугусту пришлось ей помочь: сперва ударить ногой по лицу слегка приподнявшего голову бедолагу, а затем, стащив с него «опозоренную одежду», умудриться облачить в нее разразившуюся стонами и ворчанием Линору.

Мужское платье всегда смотрится на женщинах с крупными формами нелепо: выпирает в одних местах, чуть ли не разрывая ткань, и забавно отвисает в других. Увидев спутницу в облачении стражника, бывший полковник чуть не покатился со смеху, но, вспомнив о приличиях, вовремя удержался и лишь искривил губы в улыбке. К счастью, госпожа Курье была так занята разглаживанием своего топорщащегося маскарадного костюма и одергиванием впившегося в широкие бедра поясного ремня, что беззвучный смех барона остался незамеченным.

Как во многих иных, и не только герканских, городах, вендерфортские стражники носили открытые шлемы, поэтому, когда парочка вновь появилась на улице и стала продвигаться в сторону кордона, обманщикам пришлось низко опустить головы, что, в свою очередь, чуть ли не привело к плачевным последствиям. Шедшая по правую руку от спутника Линора не заметила двигавшегося навстречу ей стражника и едва не налетела на него. К счастью, столкновения шлемами не произошло, поскольку настоящий служивый вовремя отпрянул в сторону, а наказание растяпы, то есть госпожи Курье, ограничилось лишь несильным тычком в плечо и парочкой нелестных словечек, которыми вряд ли кто-нибудь до этого даму награждал.

Пока злоумышленники отсиживались в подворотне, войска уже промаршировали на площадь. И теперь по улице тянулась длинная вереница подвод, перевозящих бочки с порохом, картечь, ядра, заряды для громоздких, но весьма эффективных осадных катапульт и, конечно же, сами катапульты, но только в разобранном виде. Видимо, герцог да и граф Норвес не желали посвящать в подробности проведения предстоящей операции посторонних людей. Наверняка они хотели использовать в бою с затворником средства, о которых простым горожанам было лучше не знать, поэтому вместо обычных грузчиков и возниц перевозкой снарядов занимались непривычные к подобной работе стражники. Естественно, то там, то тут возникали сумятица да путаница: то телегу тряхнет и ядра раскатятся, то колесо на булыжнике сломается или крепежная веревка порвется. Поскольку вокруг то и дело что-то да происходило, а стайки запыхавшихся стражников без устали сновали между подводами, обманщикам не составило труда смешаться с кишевшей, находящейся в постоянном движении толпой и, успешно миновав кордон, оказаться на площади.

Вот тут-то Штелера и постигло настоящее разочарование. И дело было даже не в том, что площадь изменилась до неузнаваемости, все дома вокруг, включая герцогский дворец, были превращены в фортификационные сооружения, а из их окон угрожающе смотрели в сторону его особняка жерла полевых орудий. Всю площадь занимали войска, готовые при первом же сигнале походной трубы начать наступление. Беда крылась в том, что на штурм пристанища колдуна должны были идти солдаты-гекленбуржцы, стражников, в которых они с Линорой были переодеты, не пускали дальше площадки для трех катапульт, находившихся чуть ли не на противоположной стороне площади.

Незаметно приблизиться к особняку не представлялось возможным, любого стражника, пройди он дальше положенного, тут же изрешетили бы пулями часовые, получившие от своих командиров четкий приказ не подпускать к месту предстоящего сражения никого, даже герцога или вельможу из его свиты, не то что каких-то недотеп-стражников, неспособных поддержать порядок в собственном городе.

Как голодный кот, расхаживающий возле миски со сметаной, Штелер ходил из одного конца в другой по площадке, на которой стража устанавливала из привезенных частей катапульты, и пытался придумать, как бы им проникнуть в дом и при этом ограничиться как можно меньшим уроном. Линору он решил оставить на площади, но сообщать ей об этом не стал. Барон уже подустал от бестолковых препирательств со своенравной красавицей, да и, в конце концов, дамочка не была настолько глупа, чтобы, когда он пойдет на прорыв, последовать за ним под шквальный огонь мушкетов.

Осматривая площадь и расположившиеся на ней отряды, бывший полковник отметил несколько странных особенностей. Во-первых, все солдаты и офицеры оказались примерно одного роста и одинаковой конституции, что было бы вполне понятно, если бы речь шла об отборной гвардейской части, а не о линейном пехотном полку. Во-вторых, перед атакой солдаты обычно болтают без умолку, пытаясь скоротать минуты, а иногда и часы тягостного ожидания, ведь для кого-то даже самый легкий и быстрый бой может стать последним, и нервишки у служивых шалят. Гекленбуржцы же сидели на мостовой, словно каменные изваяния: никто не болтал, никто не осматривал перед штурмом оружие, да и расположились-то они как-то странно, не кружками, а как будто в сидячем строю. В-третьих, и это было самое поразительное, их мундиры, доспехи и, главное, сапоги выглядели как после парада, а ведь от Гекленбурга до Вендерфорта далекий путь. Неужто командир полка сделал привал в окрестностях города, чтобы уставшие, измотанные долгим переходом солдаты смогли начистить кирасы перед тем, как промаршировать через ворота Вендерфорта? Конечно же нет. Ни один полковник, даже самый отпетый карьерист, не додумался бы до подобной глупости! Совокупность перечисленных фактов заставила моррона внимательней приглядеться к лицам солдат, и тут ему стало не по себе, ведь не каждый день увидишь пять-шесть сотен близнецов, сидевших ровными рядами посреди площади.

Вывод напрашивался сам собой, хотя и был абсурден. Это не настоящие войска, но кто или что? Если глазам барона, да и всех жителей Вендерфорта предстала иллюзия, то это было самое поразительное и могущественное колдовство, которое когда-либо люди видывали! Какой же силой, каким же могуществом должен обладать колдун или ученый, способный сотворить такое?

Штелеру стало страшно, но в то же время моррон почувствовал и облегчение. Иллюзии иллюзиям рознь, и некоторые из фантомов так же опасны в бою, как и живые солдаты, но, с другой стороны, искусственные творения необычайно глупы, они неспособны мыслить самостоятельно и лишь выполняют приказы хозяина. Наверняка в одном из домов засел граф Норвес со своими сторонниками и оттуда руководит подготовкой к сражению, управляя бездумными массами. В этом и был шанс барона! Он сможет проделать большую часть пути до дверей особняка, прежде чем кто-нибудь из симбиотов заметит странного стражника, зашедшего туда, где ему быть совсем не положено, то есть приблизившегося к объекту предстоящего штурма.

Ситуация изменилась, объективные обстоятельства, как ни странно, стали благоприятствовать замыслам, но перед тем как начать опасный путь, Аугуст решил предупредить свою компаньонку.

— Скоро начнется, держитесь, пожалуйста, в стороне и за мной не ходите! — прошептал барон на ушко не отходившей от него ни на шаг Линоры.

— Не беспокойтесь, я не дура под пули лезть! — приятно удивила барона красавица, чье благоразумие наконец-то взяло верх над спесивостью. — Но только не думайте, что так легко от меня отделаетесь. Я буду здесь, и когда вы выйдете…

— Хорошо, — кивнул напоследок Штелер и, боясь, что наставница передумает, тут же приступил к реализации своего бесхитростного плана.

«Когда вы выйдете… Для того чтобы выйти, нужно сначала войти, да и в доме самом, чую, жарко придется!» — подумал барон, быстрым шагом направляясь к дому и стараясь держаться как можно дальше от уже вставших в линию и приготовившихся к атаке передовых отрядов.

Его замысел почти удался, но «почти», к сожалению, не означает «полностью». Лжестражник уже почти добрался до окружавшего дом рва, уже почти приблизился к месту, на котором раньше стояли палатки инквизиции, как за спиной у него грянул первый залп. Не тратя времени на окрики и предупредительные выстрелы, противник открыл по нему огонь, и, в отличие от живых солдат, фантомные вояки стреляли на удивление метко. В спину барона вонзились несколько дюжин разъяренных ос. Барон почувствовал, как пули разрывают в клочья недостаточно толстую сталь кирасы, дырявят ее, как решето, и вонзаются в мгновенно пронзенную болью спину. Сила множества толчков слилась в один мощный удар и сбила моррона с ног. Пролетев пару шагов вперед, Штелер упал в грязь, но, превозмогая боль, приложил все усилия, чтобы подняться и поспешить укрыться за спасительной дверью. Следовало поторопиться. Время шло, время работало против него, и, пока он боролся с пронизывающей все тело болью, враги перезаряжали мушкеты.

Изгибаясь и извиваясь всем телом, барон все же заставил ноющие от боли и произвольно сокращающиеся мышцы работать. Кое-как он успел доковылять до рва и рухнуть в мутную, застоявшуюся воду, перед тем как грянул второй залп. До цели пробежки было еще далеко, и Штелер не знал, удастся ли ему преодолеть остаток пути и не потерять сознание. Но тут дом, его родной дом пришел моррону на помощь. До этого момента мерно мерцавшая слизь на стенах вдруг ожила, задвигалась, и из нее повалил туман, огромные клубы тумана, всего за несколько секунд достигшие рва, в котором отлеживался раненый моррон. Видимо, затворник действительно являлся союзником и поспешил прийти на помощь пробиравшемуся к нему бойцу-одиночке.

Третий залп сотни, а то и двух сотен мушкетов сотряс воздух, но солдаты-фантомы стреляли наугад, так что, когда Штелер вылез изо рва и побежал к едва различимым очертаниям видневшейся вдалеке двери, в его спину вонзилось гораздо меньше свинца. Последние метры пробежки были нелегкими. Измученное тело отказывалось слушаться и постоянно пыталось сложиться на бегу пополам. Но все же моррон достиг заветной двери и уже собирался ударить по ней кулаком, подавая знак, чтобы затворник, прикрывший его марш-бросок под пулями, впустил его внутрь, как дверные створки вдруг сами собой распахнулись, неведомая сила подняла моррона над землей и буквально впихнула внутрь дома. Весьма обрадованный таким поворотом событий барон еще не успел упасть на пол, как дверь за его спиной захлопнулась и вокруг воцарилась невероятная тишина.