Нет, внизу был лед. А падать на него было больно. Особенно если не убиться сразу, а пробить лед не до конца, уцепиться за него и в последний момент начать барахтаться. Ведь, как известно, правильная мысля приходит опосля…
И вообще, пусть предполагаемый алкаш спасает себя сам! Как сказал однажды римский консул Аппий Клавдий, человек сам кузнец собственного счастья. Или несчастья. И если Бурлак — Ратманов — или Штемпель будет пытаться спасти всех и во все времена, то…
…Бывший полицейский взял себя в руки. Уверенной походкой быстро достиг соседнего моста через Москву-реку, приблизился к потенциальному самоубийце и облокотился на перила рядом с ним.
— Эй, уважаемый! А ну, полезай обратно, поговорим. — Георгий снова, нехотя, выполнял свою обычную работу.
— Вы кто такой? — с трудом выговорил суицидник заплетающимся языком.
— Ох, — вздохнул Ратманов. — Это очень сложный вопрос. Давай лучше о тебе.
— Какого лешего? — Не очень длинные фразы, из пары слов, давались собеседнику еще довольно сносно.
— Я просто не хочу, чтобы ты сейчас туда прыгал.
Есть и другие варианты развития событий.
— Какие?
— Например, поговорить. Возможно даже, я решу твои проблемы.
— А тебе что за дело?
— Работа у меня такая.
Пьяница вгляделся в потенциального спасителя замыленным подзатухающим взором. После чего широко улыбнулся и отпустил руки…
Такая реакция была только у Юры Бурлака да еще пары полицейских, с которыми он когда-то учился. А опер — он и в Африке опер, и в Москве 1912 года. Чужими руками, в данном случае идущими в комплекте с телом бандита Ратманова, он и зацепил суицидника за шкирку, продолжив держать бедолагу над водой.
Пьяница отчаянно сопротивлялся, махал руками и ногами и матерился почем зря. Но Бурлак и Ратманов совместными усилиями дождались помощи дореволюционных блюстителей порядка. С обеих сторон реки к ним уже бежали дворники и городовые. Свистели в свистки и с опозданием заклинали «не делать этого».
Потом оказалось, что Георгий подарил новую жизнь фабриканту N., владельцу пары заводов и пароходов. Причиной свести счеты с жизнью, как водится, стали долги. Но еще более весомой — молодая любовница, которая ушла к одному из кредиторов. Два в одном, полный комплект, так сказать. Конечно, прыгавшему с моста можно было и посочувствовать. Но Ратманов, услышав его историю, почему-то подумал: «Мне бы сейчас его проблемы…» Георгий сидел на набережной, укутавшись в предоставленное полицией шерстяное одеяло, и смотрел вперед, ничего не видя перед собой.
— Здравствуйте, Кисловский, репортер газеты «Московский листок». — Пред взором Ратманова предстала чужая рука для рукопожатия.
Он поднял глаза и едва успел увернуться от вспышки. Кисловский — еще очень молодой человек и очень нахальный — попытался сфотографировать героя с помощью внушительных размеров фотокамеры. Но не справился. В лучшем случае в загубленном кадре остались края шерстяного одеяла. Репортер еще многое хотел бы расспросить. Но Ратманова будто и след простыл. Он уже проворачивал подобное в 2022-м. Не всем дано быть в кадре, многие предпочитают просто делать свою работу. Ну а канал НТВ это или «Московский листок» — от перемены мест слагаемых ситуация, как видно, не менялась.
Что до полицейских, неважно, XXI века или начала XX-го, найти общий язык с этими ребятами Ратманову было значительно проще, чем с кем бы то ни было. Он уже ни от кого не скрывался, а просто гнал в полицейском экипаже в штаб-квартиру московского сыска. И спустя еще четверть часа стучался в кабинет чиновника для поручений.
— Войдите! — Едва увидев в дверях попаданца, Викентий Саввич Двуреченский слегка нахмурился, отчего на его длинном лощеном носу даже образовалась некрасивая складка.
— Спасибо, Викентий Саввич! Я пройду?
— Пройдите, Ратманов. Раз уж пришли.
Георгий осмотрелся — давно тут не был. Но все вроде бы оставалось на своих местах. От парадного портрета императора Николая Второго до главы полицейского сыска Аркадия Кошко, взиравшего с изображения поменьше.
— Выздоровели? Выглядите намного лучше, чем раньше. — Чиновник начал с ничего не значащего комплимента.
— А вы, я смотрю, весь в делах, — подыграл Викентию Саввичу посетитель.
— Да. — Двуреченский чуть напрягся. — Но вы ведь сюда не за комплиментами пришли, ведь так? Давайте ближе к делу.
— Ну что же, охотно…
— Говорите!
Но лишь Ратманов снова раскрыл рот, как в кабинет постучали. Начались те самые обычные дела, будь они неладны. Сначала Двуреченского вызвали к Кошко. А потом уже и сам Кошко ненадолго заглянул в кабинет к Двуреченскому.
Очень необычные ощущения. Для оперативника из XXI века, который буквально вырос, во всяком случае в профессии, зачитываясь книгами о дореволюционном сыске и революционных для того времени методах Аркадия Францевича. Ратманов даже задержал дыхание, стараясь слиться со стеной кабинета и не выдать своих истинных эмоций. Ведь рядом стоял живой классик, икона, пример для подражания. Для кого Shaman или Баста, а для кого и Кошко.
Но легендарный деятель полиции лишь мельком посмотрел на посетителя и ушел. А все остальное время Двуреченский бегал как белка в колесе, выполняя различные поручения шефа. Ратману в конце концов самому пришлось прервать этот круговорот.
— Викентий Саввич, у меня есть предложение, подкупающее своей новизной.
— Закрыть вас здесь на семь суток? — пошутил Двуреченский. Или не пошутил.
— Помните, кто вас спас…
— Я помню, — перебил чиновник. — А потом я вас, уболтав глупого Лодыгу. Ну так какое предложение, не тяните?!
— Поговорить обо всем без спешки и желательно без лишних глаз.
— Когда, где?
— Сегодня вечером. У вас… Двуреченский ненадолго задумался.
— У меня… Вы у меня были?
Ратманов выразительно посмотрел на собеседника — ну уж сейчас-то дурака не валяй.
— Хорошо, у меня на Чистых, в девять, — согласился Викентий Саввич.
— Заметано.
— Честь имею! — Чиновник развернулся к столу.
— Если бы… — прошептал едва слышно Ратманов, но хозяин кабинета включил ультраслух и что-то расслышал.
— Что вы сказали?
— Ничего. До встречи!
— До встречи!
Георгию по-прежнему было очень грустно. Но в голове бывшего оперативника уже начал вызревать план. Что ему оставалось? А вернее, чего у него не было? Во-первых, нормальной связи с любимой женщиной, которая напрочь забыла, кто он такой. Во-вторых, каких-либо доверенных лиц в прошлом, ведь все окружающие принимали его за другого человека, а именно — обычного преступника, в теле которого он временно находился. Наконец, не осталось никаких связей и с будущим. Из-за того, что в тело прежнего «проводника» Двуреченского заселился неизвестный тип, думающий, что он обычный чиновник для поручений при главе полицейского сыска. Другими словами, у попаданца не осталось почти ничего! Но…
…Он помнил, что когда-то и сам ничего не знал о путешествиях во времени. И наверняка сложил бы голову в одной из первых же бандитских разборок начала XX века просто потому, что до конца не представлял, как в то время было принято себя вести! Пока не познакомился с «подельником» в лице того же Двуреченского, вместе с которым они и на дело ходили, и от местной шантрапы удирали. А главное — тот, прежний Двуреченский раскрыл ему глаза на многие вещи, научил, показал перспективу и даже отправил домой, в будущее, пусть и ненадолго…
Ратман стоял у вторых ворот особняка Двуреченского на Чистых прудах, с тыльной стороны обширного земельного участка, заодно позволив дворнику придирчиво рассмотреть непрошеного гостя.
— Вы чьих будете? — наконец произнес маленький начальник с лопатой.
Первой мыслью было ответить, как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию». Но попаданец сдержался.
— Викентий Саввич ждет меня к девяти. Ратманов Георгий Константинович, доложите хозяину.
— А вы мне не указывайте. Ждите тут.
Дворник недовольно покрутился вокруг своей оси, еще раздумывая, а не проучить ли посетителя. Но все же ушел и доложился. А потом вернулся и позвал гостя в дом уже более адекватным и человечным голосом.
Двуреченский встретил по-свойски, в халате. И даже провел по своим апартаментам небольшую экскурсию. То ли не помнил, что Георгий здесь уже бывал… То ли… Впрочем, Ратманов воспринял это даже с благодарностью. Он и сам, признаться, подзабыл, как было обставлено его первое появление здесь.
— Голландская печь, — указал губернский секретарь на изразцы на стене. — Ну а это вы и сами видите: богемский хрусталь. Не то чтобы я его коллекционировал, но кое-какие запасы имеются. Пройдемте к камину?
— Охотно!
Жора присел на красивое резное кресло, которое лишний раз было даже жалко трогать. Словно оказался в музее быта, который мы потеряли. Но все же расположился поудобнее и сам не заметил, как едва не задремал, предавшись недавним воспоминаниям…
Двуреченский в форменном сюртуке с черными петлицами потчевал его китайским чаем из красивого фарфорового чайника и угощал конфетами фабрики Сиу:
— Я знаю большинство вопросов, которые ты хочешь мне задать. Давай так: сначала лекция — что, как, почему. Так ты разрешишь большинство своих недоумений. А потом спрашивай о деталях.